Донос мертвеца - Александр Прозоров

— Да, господин епископ, — кинулся бежать служка и столкнулся в дверях с начетником, волокущим за собой мастерового.

— Вы подумайте, господин епископ, — начал возмущаться главный хозяйственник замка. — Этот негодяй сказал мне, что вы приказали постелить в вашей комнате перину!

— И немедленно, — кивнул священник. Начетник также на мгновение замер в недоумении, а потом сильным толчком выкинул плотника за дверь:

— Разумеется, господин епископ, — поклонился он. — Сегодня же будет готово.

Хозяин замка вернулся к созерцанию колокольчика. Поднял его в руке, тихонько встряхнул. Послышался мелодичный звон. В дверь протиснулся служка и доложил:

— Простите, на кухне еще не готовы.

— Мне не нравится этот балахон, — повел плечами священник.

— Прикажете принести вам замковый дублет и штаны?

— Дублет? — хозяин замка на мгновение поджал губы, а потом решительно кивнул: — Да.

Когда спустя час господин епископ садился за накрытый стол, на нем была темно-синяя суконная куртка на тонкой ватной подкладке, плотно облегающая фигуру. На рукавах, на боках и груди имелись длинные разрезы, сквозь которые проглядывал белый шелк. Посередине разрезы скреплялись застежками с умело гранеными сапфирами. На ногах красовались штаны чуть более темного оттенка, которые уходили в высокие, до колен, сапоги. Пожалуй, сейчас никто не смог бы узнать в этом щегольски одетом дворянине аскетичного дерптского епископа, и даже оставшийся на груди мужчины крест не наводил на мысль о священническом сане.

— Все свободны, — широким жестом отпустил он служку и повара, собравшихся было прислуживать за столом, дождался, пока за ними закроется дверь, а потом, низко склонившись, с наслаждением втянул в себя мясной аромат. — Жаркое…

Он отрезал ножом тонкий ломтик, наколол его на острие, положил в рот, прижал языком к небу, погонял из стороны в сторону, потом тщательно прожевал, проглотил. Немного выждал, прислушиваясь к сохранившемуся во рту вкусу. Затем склонился к другим блюдам.

Похоже, служка изрядно напугал служителей кухни рассказом о неожиданных запросах господина, поскольку те ухитрились сделать десяток салатов из всех имеющихся в наличии продуктов: яблок, моркови, капусты, как по отдельности, так и в различных сочетаниях. Священник с одинаковым интересом опробовал все, после чего вернулся к мясу, доел его до конца, наполнил вином высокий медный кубок и очень долго, мелкими глотками тянул его в себя.

— Да, — кивнул он, промакивая рот салфеткой. — Пожалуй, здесь тоже хорошо.

Дерптский епископ встал, снова сладко потянулся. Отошел к камину, протянув к огню руки с длинными тонкими пальцами, и не меньше получаса жмурился, подставляя теплу то одну щеку, то другую, вытягивая шею, поворачиваясь боком, наклоняясь ближе к огню или отступая. Затем взгляд его упал на дверь рядом с очагом. Священник радостно встрепенулся и шагнул туда.

Помощник палача уже бродил по подвалу, иногда бросая на обнаженную девушку жадные взгляды, но приближаться к ней не рисковал: ослушайся господина епископа хоть в мелочи — и моментально окажешься на соседнем кресле. Пока господин еще не подошел, он успел заменить угли на обоих жаровнях, запалить и расставить по держателям шесть факелов и приготовить еще три десятка на потом, на замену; уложить в низкое синее пламя над углями пару железных прутов и приготовить клещи с вытянутыми губками: для вырывания языков. Наблюдающая за его приготовлениями девушка вся уже извелась: она постоянно плакала, крутила головой, пыталась вырваться из пут, старательно сипела через трубку кляпа, пытаясь что-нибудь сказать.

Но тщетно. Инструменты для удержания и истязания человеческой плоти были отработаны веками на тысячах и тысячах жертв, и ни одной слабой женщине еще не удавалось остановить налаженные правила мучения.

Наконец, на лестнице послышались шаги. Хозяин замка вошел в пыточную камеру и, не обращая внимания на почтительно склонившегося слугу, с интересом пошел вдоль стен, касаясь кончиками пальцев вмурованных в них черепов. Иногда он останавливался и с интересом вглядывался в темные глазницы той или иной мертвой головы.

— Прикажете раскалить щипцы, господин епископ? — негромко напомнил о своем существовании палач.

— Да, конечно, — небрежно кивнул священник, продолжая свой обход.

Пленница, увидев легший на угли пыточный инструмент, снова забилась на кресте, и обратила на себя внимание местного властителя. Епископ направился к ней, остановился в полушаге, протянул руку, пощупал ее грудь, провел рукой по щеке, скользнул по боку до бедер. Опустил глаза вниз, с интересом посмотрев на свои штаны. Чему-то усмехнулся.

— Клещи уже горячие, господин епископ, — сообщил слуга.

— Тогда вынь у нее кляп, — разрешил хозяин. Палач открутил барашек на затылке, перекинул через верх металлическую ленту, рванул на себя широкую затычку.

— А-а-а!

От обрушившегося на него вопля бедный слуга аж подогнул колени, отскакивая в сторону, и закрыл уши руками. Выскользнувший кляп, радостно подпрыгивая, покатился под верстак.

— Козлы! С-суки! Синкопы! Уроды! Твари! Гомики! Сволочи! Кастраты! Отморозки! Жабы прыщавые! Паскудные задницы!

Проезжавший мимо епископского замка серв испуганно натянул поводья и повернул голову: темная каменная громада низко гудела изнутри, словно брюхо голодного нищего, увидевшего хлебную корку. Спохватившись, он наддал кобыле свободным концом вожжей, та сорвала сани с места и понеслась бодрым галопом.

— Я сейчас, господин епископ, — спохватившись, засуетился подмастерье пыточных дел. — Клещи, клещи. Красные уже.

— Нет, каков голос! — изумленно распахнул глаза священник. — Каков! Я слышал, но даже не представлял!

Слуга подскочил ближе, удерживая в рукавицах горячие рукояти пыточного инструмента, попытался зайти с одной стороны, с другой — но хозяин стоял так неудачно, что подступиться к пленнице никак не удавалось. Распятая девушка, провожая взглядом темно-вишневые губки клещей, смолкла.

— Вот это голос! — в восхищении покачал головой хозяин замка. — Вот это стоит услышать! Слушай, смертная, спой мне. Спой, как ты умеешь.

— Не буду! — упрямо вскинула подбородок пленница.

— Почему?

— Почему?! — певица аж задохнулась от возмущения: — Почему? Почему? Ты… вы… меня… Не хочу!

— А чего же ты хочешь?

— Чтоб ты сдох! — едва не выкрикнула Инга, но вид раскаленных щипцов успел напомнить ей, что она находится в полной власти этого маньяка. И если его разозлить, это может откликнуться лишними муками. И вместо проклятия она выкрикнула самое дерзкое требование, какое смогла придумать обнаженная, распятая на кресте жертва, уже успевшая выслушать планы врагов относительно своего ближайшего будущего: — Я хочу теплую постель, красного вина и жареную курицу!