Год любви - Рози Томас

Но затем боль прошла так же внезапно, как и появилась. Ведь ее целовал не Оливер, а Дарси, они стояли под навесом у каменной стены, солнце освещало желтый лишайник, покрывавший кое-где камень, в воздухе пахло дымом костра…

Дарси оторвался от ее губ.

– Элен! – тихонько прошептал он, и в его голосе зазвучала мольба. – Вы… не сердитесь на меня?

И тут Элен отчетливо разглядела его простое добродушное лицо, бесцветные волосы, падавшие ему на глаза… Теперь в них не было ни малейшего сходства с волосами Оливера.

Ей показалось, что она стоит на распутье, выбирая дорогу. Их окружали тишина и покой. Разве она могла рассердиться на Дарси за то, что он поцеловал се? Он ведь нравился ей, и она хотела быть с ним именно потому, что он никого ей не напоминал. Напоминал ей человека, которого вообще не существовало…

– Нет, – сказала она еле слышно, Дарси пришлось даже наклониться к ней поближе. – Я не сержусь.

И тут же нырнула в машину, чтобы не видеть радости, засквозившей в его глазах.

В тот самый момент, когда Элен садилась в машину Дарси, Том Харт, которому вдруг стало зябко, хотя весенний вечер был довольно теплым, делал в блокноте последние записи, проводя генеральную репетицию спектакля «Как вам это понравится». Актеры столпились на авансцене и, подталкивая друг друга локтями, молчаливо ждали.

Том встал, сиденье резко откинулось, ребята даже вздрогнули от неожиданности. Том задумчиво подошел к сцене и поглядел на стоявших полукругом артистов. На их лицах была написана тревога: они боялись его приговора. Все были уже в костюмах, накрахмаленные нижние юбки Пэнси слегка шелестели.

Наконец Том расплылся в улыбке.

– Вы достойны всяческих похвал. Это было колоссально! Если вы и завтра будете в ударе, все пройдет прекрасно.

Кругом облегченно улыбнулись и зашептались.

– Вы трудились упорно. Благодарю вас, – просто сказал Том.

Это словно послужило сигналом к тому, что можно нарушить молчание.

Оливер подошел к краю сцены и посмотрел вниз.

– Спасибо! – ухмыльнулся он. – Если кто и достоин похвал, то это ты. Ты, конечно, проклятый надсмотрщик, но, пожалуй, ты имеешь на это право.

Стоило Оливеру встрепенуться, и все остальные тоже бросились благодарить Тома.

– Вы пока не очень-то воодушевляйтесь, – осадил их Том. – Важно, что будет завтра.

Он повернулся и взял свою куртку. Том всегда, поставив хороший спектакль, ощущал усталость и опустошение. Ему казалось, что он давным-давно не был дома.

– Пошли, поедим где-нибудь вместе! – окликнула его Пэнси.

– Нет. Я хочу домой.

Том шел по полутемным улицам. На деревьях, которые росли вдоль дороги, зеленели клейкие почки, но он не замечал их. Лицо его было сосредоточенно, на лбу пролегла неглубокая морщинка.

Он сделал все, что мог, но на душе все равно было тревожно.

Но дойдя до двери и вытащив ключ, Том встряхнулся.

«Осталось совсем немного», – подумал он. В таком подвешенном состоянии можно прожить совсем немного…

8

В фойе бурлила толпа. Зрители выходили в открытые двери и болтали, стоя группами на тротуаре. Публика все прибывала. Подойдя к театру, многие с интересом рассматривали фотографии спектакля, вывешенные в витринах. С фотографий на них смотрели Оливер и Пэнси – два тоскующих юноши в камзолах и белых рубашках с расстегнутым воротом, выпущенных поверх бриджей.

– О-очень мило, – сказал кто-то. – Это лорд Оливер, а кто же девушка?

Сидевший в тихом уголке театра Том посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого. Еще десять минут. Зрители уже заходили в зал, шелестели программками, хлопали сиденьями и окликали друг друга, здороваясь через несколько рядов.

Том перевел взгляд на тяжелый красный занавес, который висел совершенно неподвижно, совсем не колыхаясь. Пора идти за кулисы, надо пожелать каждому удачи. Но прежде Том успел заметить, что два места в переднем ряду партера, оставленные для критиков, уже заняты. Серьезные английские еженедельники всегда присылали своих корреспондентов на премьеры спектаклей, поставленных силами Оксфордского общества любителей драмы, а на сей раз им было особенно интересно: каждому хотелось посмотреть, как справился с работой сын Грега Харта. Том засунул руки в карманы и посмотрел на критиков в упор. Они учтиво беседовали. Том узнал их обоих. Это были известные люди, и Тому стало приятно, что газеты прислали на его премьеру своих лучших специалистов.

«Ну, вы у меня закачаетесь! – подумал он. – И ты, Грег, тоже! Может быть, это и вшивый студенческий спектакль, самодеятельность, но клянусь, вы такой самодеятельности в жизни не видели!»

Он увидел лорда и леди Монткалм, величественно шествовавших к своим креслам в первом ряду партера. Вокруг суетилась их небольшая свита. Том подошел поздороваться и встретил почти теплый прием.

– Какой же вы отважный человек, что пригласили в спектакль Оливера! – сказала леди Монткалм. – Я не представляю, как вам удалось от него хоть чего-то добиться. Он такой легкомысленный!

– О, я думаю, он вас сегодня удивит.

– И малышка Пэнси, наверное, тоже.

Услышав ее имя, лорд Монткалм слегка покраснел и, поперхнувшись, принялся ослаблять узел на своем черном галстуке.

– Пэнси – настоящая актриса, – сказал Том. – По-моему, у нее большое будущее. Я надеюсь, спектакль вам понравится. А теперь прошу прощения, мне нужно идти.

За кулисами он увидел бледные лица, бледные, даже несмотря на густой грим. Оливер уже приготовился к выходу на сцену и стоял, опустив золотистую голову. Рядом маячило лицо старого Адама, загримированное довольно неубедительно: серо-коричневые морщины, всклокоченный седой парик.

Рабочие сцены в джинсах и майках сновали взад и вперед, в последний раз проверяя, все ли на месте. Поодаль Том увидел Хлою. Она подмигнула ему.

Том подошел к Оливеру и тронул его за плечо.

– Удачи! – пробормотал Том.

Оливер рассеянно кивнул, повторяя про себя первые строки пьесы, неотвязно вертевшиеся у него в мозгу. Он ужасно нервничал, хотя никому бы в этом не признался. Шум, доносившийся из-за опущенного занавеса, казался ему грозным приглушенным ревом.

Убедившись, что все на месте, помощник режиссера и Хлоя ничего не упустили, Том поднялся в гримерные. Пэнси беззаботно играла в «слова» с Анной, актрисой, которая играла Селию. Пэнси выглядела очаровательно в платье елизаветинской эпохи, с осиной талией и пышной юбкой. Высокий кружевной воротник обрамлял ее прелестное лицо. Густой театральный грим лишь подчеркивал совершенство черт и, казалось, еще ярче высвечивал мириады голубых искорок, сверкавших в ее глазах.