Пасть - Виктор Точинов

Придется все самому. Он с трудом приподнимается. Правый бок колет — в кармане разложенный нож. Еще пригодится. Снова терзает гребень — обломок, другой… больше не выковырять. Достаточно.

Теперь — подманить в нужную точку. И не свалить ненароком Наташку. Она — слабое звено во всем плане.

Да и самому бы не сверзиться. Последнее вполне вероятно — конечности нагло двинули куда-то в самоволку. Он сплюнул вниз, стиснул выломанный кирпич… Второй гейм, моя подача… Проигравший выбывает.

Не успел.

Зверь начал первым. Ничьи бывают в играх, придуманных людьми. Зверь о существовании таковых не помнил. Он немного восстановил силы и прыгнул. Высоко, гораздо выше, чем раньше.

Гена среагировал. Но — медленно, вяло, как чужая, поднималась рука с камнем. И бросок получился не сильный, не способный сбить прицел огромной туше…

Оборотень не дотянулся. Не хватило нескольких сантиметров до скрючившейся на гребне добычи. Но он добился своего — Наташка дернулась, попыталась вскочить на ноги, увеличить расстояние до несущейся к ней распахнутой пасти. Потеряла равновесие и рухнула со стены — как раз туда, куда Гена хотел заманить зверюгу.

Не кричала, все запасы крика иссякли раз и навсегда, когда в руке покачивалась на длинных волосах голова подруги.

Кончилось для нее все быстро.

Генка не глядит вниз. Не вслушивается в звуки кошмарной трапезы. Ему надо проползти полтора метра — и это самый длинный путь в его жизни.

Кажется, что он тащится целую вечность к нависшему над залом огромному куску стены. Зачем — Гена и сам уже плохо понимает. Все мысли и желания — спастись и спасти, выжить и поквитаться с тварью — куда-то ушли, вытекли вместе с кровью. Он ползет из чистого упрямства. И доползает.

Смотрит вниз — впервые. Там зрелище не для слабых желудком и нервами, но ему уже все равно. Волнует одно: Наташка рухнула чуть в сторону. Обидно. Ничего у них не получилось… И даже приманки из нее — не получилось.

Он приваливается всем телом — чужим, ватным — к монолиту из полутора сотен сцементированных кирпичей. Глыбища. Центнеры. Кажется — не столкнуть, не стронуть.

Он столкнет. Если надо — вместе с собой.

…Голоса нет, из губ — слабое сипение. Но зверь его слышит, поднимает башку, чуть перемещается… Пора!

Наверное, ему помог сам замок. Откуда иначе взялись силы? Эти стены строили люди и для людей. Тут смеялись и ненавидели, любили и умирали — люди. Монстр здесь чужой.

Глыба рушится. Удар негромкий. Хрусткий. Попал. Снизу — вой? вопль? рев? — нечто не человеческое и не звериное. Но оглушительное.

Стены дрожат.

…смешно, но телевизор внизу все работает… золотой голос России тянет что-то оптимистичное… конец концерта… конец… а зверь все не дохнет — молча скребет передними лапами… задние — в кашу… всмятку… в лепешку… сзади у него все в лепешку… надо слезать и уходить… или уползать… надо… сил нет… жгут сбился… кровь уже не хлещет, еле сочится… стена вся залита… замерзнет — можно будет скатиться… как на санках… как в детстве… вдали, за рекой — ракеты и фейерверки… нарядные люди встречают Миллениум… кровавый Миллениум… как встретили, так и проживем… кто выживет…

…собственного тела нет… уехало вечерним поездом без прощальной телеграммы… надо слезать, сползать, скатываться… иначе конец… хотя и так конец… а зверь под стеной все бьется за жизнь… учись, сержант… ползи… ползи, мать твою!!

Ему казалось — ползет долго. И — уполз далеко. Но это лишь казалось. Он продвинулся по залитому кровью гребню полметра, не больше, — когда ликантроп вытащил наконец раздробленные задние лапы и крестец из-под глыбы.

Лапы с длинными пальцами цепляются за неровности гребня, когти крошат кирпич. Оборотень карабкается по гребню. Медленно. Вся задняя часть тащится кровавым месивом, ненужным балластом.

Гена — навстречу. Еще медленней. Они сближаются, как дуэлянты по команде: сходитесь! Смертельно раненные дуэлянты. И готовые драться до конца — своего и чужого. Но поединком чести тут не пахнет. У одного бойца под рубашкой кольчуга — даже сейчас раздробленные кости и разорванные сосуды вервольфа срастаются. Очень быстро срастаются.

Замах лапы и попытка ткнуть ножом одновременны — и одинаково бессильны. Обоих валит вниз собственное движение.

Зверь рядом. Лежит неподвижно.

Рука тянется к мохнатой глотке и замирает. Нож выскальзывает из окровавленной ладони. Но Генке кажется, удар достиг цели — сильный, смертельный. Кажется — он победил.

Улыбается, и — что-то лопается внутри с хрустальным чистым звоном.

Гонг.

Конец игры.

Рассвет серый, хмурый — небо вновь затянуто тучами. На замок густо сыплется снег. Кровавые пятна медленно белеют, исчезают… Окровавленный шарф торчит из-под снега — затем исчезает и он. Девственно-белая поверхность словно приглашает: кто следующий?

Оборотня и его жертв не видно — если, конечно, не исследовать узкую щель в подвале, куда единственно ползком и протиснешься.

Через несколько часов трое придурков нежно-наркоманского возраста найдут отличное рождественское развлечение: выдавят локтем фанерку в окне осиротевшего «запорожца» и весело укатят… Брошенную развалюху обнаружат в Колпино — там и будут искать пропавшую четверку студентов… В подземелье Шведской крепости до весны не заглянет никто.

Люди в замке Бип появились под конец первого дня тысячелетия. Трое мужиков залезли поправиться пивком — подальше от жен, злых и похмельных. Славка Чикарь шел первым — и первым увидел стоявший в стенной нише телевизор. Батареи сели — серый экран и негромкое шипение.

«Электроника ВЛ-100», читает Славка, сразу прикидывая, где и на какую емкость обменять находку. Мероприятие временно отложено, Чикарь спешит к выходу. Дружки за ним, громко намекая, что Бог велел делиться. В подземелье не заглядывают — к чему, в самом деле? Уходят, радостно обсуждая свою удачу.

На самом деле она, удача, гораздо больше — они даже не представляют, на сколько. Регенерация ликантропа закончилась, запас еды — тоже. Он голоден и ждет темноты.

Бартер удачен — телевизор оценен в литровку «Гжелки» плюс три пива и кое-какая закусь в придачу. Обратно в крепость тащиться не тянет — душа горит. Устраиваются на скамеечке, праздник продолжается с новыми силами.

Да и то сказать, уж нынче-то грех не выпить! Не хухры-мухры — Миллениум!

Часть пятая

СНОВА ЛЕТО. МЕТОД ГРАЕВА

Глава I