История Тома Джонса, найденыша - Генри Филдинг

По всем этим причинам мистер Блайфил не видел никаких препятствий для успешного завершения своего сватовства к Софье. Он решил, что поведение Софьи ничем не отличалось от поведения всех барышень во время первого визита жениха, и оно вполне соответствовало его ожиданиям.

Мистер Вестерн позаботился подстеречь жениха при выходе его от невесты. Сквайр нашел Блайфила в таком приподнятом состоянии от успеха, таким влюбленным в дочь его и довольным оказанным ему приемом, что на радостях пустился приплясывать, скакать и выделывать по зале самые странные курбеты, ибо совершенно не умел сдерживать своих страстей и всякое овладевшее им чувство толкало его на самые дикие выходки.

Сейчас же после отъезда Блайфила, который должен был предварительно выдержать сотню поцелуев и объятий Вестерна, добрый сквайр отправился к дочери и, найдя ее, осыпал самыми восторженными похвалами, предложил ей выбирать какие угодно платья и драгоценности и объявил, что отдаст все свое богатство, лишь бы сделать ее счастливой; затем снова и снова ласкал ее, не скупясь на проявления своих чувств, называл самыми нежными именами и поклялся, что она его единственная радость на свете.

При виде этого порыва нежности, причина которого была ей совершенно неизвестна (такие порывы были не редкостью у сквайра, хотя нынешний отличался особенно бурным характером), Софья подумала, что, пожалуй, не встретит более благоприятного случая открыть свои чувства, по крайней мере, в отношении мистера Блайфила, тем более что рано или поздно ей все равно не миновать объяснения. Итак, поблагодарив отца за всю его доброту, она прибавила с невыразимо нежным взглядом:

— Так это правда, что для моего дорогого папы нет большей радости, чем видеть свою Софью счастливой?

Вестерн подтвердил свои слова клятвой и поцелуем; тогда, схватив его за руку и упав на колени, Софья, после жарких заверений в своей любви и покорности, стала просить его не делать ее несчастнейшей из женщин, заставляя выйти за ненавистного ей человека.

— Я умоляю вас об этом, дорогой папа, — сказала она, — столько же ради вас, сколько и ради себя: ведь вы были так добры сказать мне, что все ваше счастье зависит от моего.

— Как? Что? — проговорил Вестерн, дико смотря на нее.

— И не только счастье вашей бедной Софьи, — продолжала она, — но самая ее жизнь, ее существование зависят от исполнения этой просьбы. Я не могу жить с мистером Блайфилом. Принудить меня к этому браку — значит убить меня.

— Ты не можешь жить с мистером Блайфилом? — изумился Вестерн.

— Не могу, клянусь вам жизнью! — отвечала Софья.

— Так умри и будь проклята! — закричал он, отталкивая от себя дочь.

— Сжальтесь, батюшка, заклинаю вас! — взмолилась Софья, хватая отца за полу кафтана. — Не смотрите на меня так сурово, не говорите таких страшных слов… Неужели вас не трогает отчаянье вашей Софьи? Неужели лучший из отцов разобьет мое сердце? Неужели он предаст меня мучительной, жестокой, медленной смерти?

— Вздор! Не верю! — отвечал сквайр. — Девичьи фокусы! Предаю тебя смерти? Глупости какие! Разве замужество убьет тебя?

— Ах, батюшка! Такое замужество хуже смерти. Я не просто равнодушна к нему: я его ненавижу, терпеть не могу!

— Можешь ненавидеть сколько угодно, а все-таки будешь его женой! — закричал Вестерн, подкрепив свои слова таким непристойным ругательством, что мы не решаемся повторить его, и после целого каскада проклятий заключил свою речь словами: — Я решил сыграть эту свадьбу, и если ты не согласна, я не дам тебе ни гроша, ни полушки! Куска хлеба не подам, если увижу, что ты умираешь с голода на улице! Это мое решение непреложно, и предлагаю тебе о нем поразмыслить.

Сказав это, он так резко рванулся от нее, что она упала лицом в землю, и выбежал из комнаты, оставив бедную Софью распростертой на полу.

Войдя в залу, Вестерн встретил Джонса, и тот, пораженный его диким взглядом, бледностью и прерывистым дыханием, с беспокойством спросил о причине столь горестного вида. Сквайр тотчас же рассказал ему все случившееся, закончив резкими обвинениями против Софьи и патетическими жалобами на горькую участь отцов, которых судьба наградила дочерьми.

Джонс, ничего еще не знавший о счастье, выпавшем на долю Блайфила, в первую минуту был как громом поражен этим известием; но через минуту он немного овладел собой, и отчаянье, как говорил он после, внушило ему мысль обратиться к мистеру Вестерну с предложением, для которого, с первого взгляда, требовалось беспримерное бесстыдство. Он попросил разрешения пойти к Софье и попробовать добиться от нее подчинения воле отца.

Даже если бы сквайр отличался проницательностью, равной его близорукости, то возбужденное состояние, в котором он находился в ту минуту, ослепило бы его. Он поблагодарил Джонса за предложение уладить это дело, сказав ему: «Ступай, ступай, попробуй сделать, что можешь», — и в заключение несколько раз поклялся, что выгонит дочь со двора, если она не согласится на этот брак.

Глава VIII

Свидание Джонса с Софьей

Джонс в ту же минуту отправился к Софье и нашел ее только что поднявшейся на ноги, со струившимися из глаз слезами и кровью на губах. Он бросился к ней и голосом, полным нежности и страха, спросил:

— Милая Софья! Что означает этот ужасный вид? Она ласково посмотрела на него и сказала:

— Мистер Джонс, ради бога, как вы сюда попали? Оставьте меня сию минуту, умоляю вас!

— Не давайте мне такого жестокого приказания, — отвечал он. — Сердце мое обливается кровью больше, чем ваши губы. О Софья, с какой радостью я пролил бы всю свою кровь, чтобы спасти одну каплю вашей!

— Я и без того уже слишком многим вам обязана, вы, конечно, это знаете, — сказала Софья, устремив на него долгий нежный взгляд, потом со страдальчески исказившимся лицом воскликнула: — Ах, мистер Джонс, зачем спасли вы мою жизнь? Смерть моя принесла бы нам обоим больше счастья!

— Принесла бы больше счастья! — воскликнул Джонс. — Мне легче было бы умереть на дыбе, на колесе, чем перенести… вашу… не могу даже вымолвить этого страшного слова! Для кого же я живу, как не для вас?

И голос и взгляд его были полны невыразимой нежности, когда он произносил эти слова; в то же время Джонс мягко взял Софью за руку, и она ее не отняла; по правде сказать, вряд ли она и сознавала, что делает пли что с ней делается. Несколько минут влюбленные провели в молчании; пылкие взоры Джонса были устремлены на Софью, а она стояла, потупив глаза в землю. Наконец она собралась с силами и снова попросила его оставить ее, говоря, что она неминуемо погибла, если их застанут вместе.

— Ах, мистер Джонс, — прибавила она, — вы не знаете, какая ужасная вещь произошла сегодня!

— Я знаю все, дорогая Софья, — отвечал он. — Жестокий отец ваш рассказал мне все и сам послал меня сюда к вам.

— Отец прислал вас ко мне? — воскликнула она. — Да вы бредите!

— Дай бог, чтобы все это было только бредом! Ах, Софья, отец ваш прислал меня выступить в защиту моего ненавистного соперника, расположить вас в его пользу. Я готов был пойти на все, лишь бы только быть допущенным к вам. Скажите же мне что-нибудь, Софья! Успокойте мое истерзанное сердце. Еще никто на свете не любил так безумно, как я. Не отнимайте же так жестоко вашей дорогой, вашей милой, вашей нежной руки, — одна минута оторвет вас от меня, может быть, навеки… Поверьте, только это ужасное событие могло заставить меня забыть почтительность и благоговение, которое вы всегда мне внушали.

С минуту Софья молчала в смущении, затем, ласково взглянув на него, спросила:

— Что же мистер Джонс хотел бы услышать от меня?

— Обещайте мне только, — отвечал он, — что вы никогда не отдадите вашей руки Блайфилу.

— Не произносите этого ненавистного имени! Будьте спокойны, я никогда не отдам ему того, что в моей власти не отдавать.

— А теперь, — продолжал Джонс, — раз уж вы так бесконечно добры, сделайте мне еще одно маленькое одолжение; скажите, что я могу надеяться.

— Увы! — сказала она. — Куда увлекаете вы меня, мистер Джонс? Какую надежду могу я вам подать? Вы ведь знаете намерения моего отца.

— И я знаю, — отвечал он, — что вас невозможно заставить подчиниться им.

— Но к каким ужасным последствиям приведет мое непослушание! Моя погибель тревожит меня меньше всего. Мысль быть причиной горя отца — вот что для меня невыносимо.

— Он сам его причина, — сказал Джонс. — Пусть не применяет к вам власти, которая не дана ему природой. Подумайте о моем горе, если я должен буду потерять вас, и скажите, на чью сторону жалость склонит ваше сердце.

— Подумать о вашем горе! — отвечала Софья. — Неужели вы воображаете, что я не сознаю, сколько бедствий навлеку я на вас, если уступлю вашему желанию? Именно эта мысль и придает мне решимость просить вас оставить меня навсегда, не идти навстречу собственной гибели.