Арабская петля (Джамахирия) - Макс Кранихфельд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сиди на обочине, я сам тормозну, — произнес Стасер, с трудом поднимаясь и выходя на середину дороги.
Увидев одинокую фигуру с поднятой рукой, стоящую на шоссе прямо посреди безлюдной пустыни, водитель даже не подумал притормозить, а, как показалось Стасеру, наоборот притопил газ до пола, стараясь поскорее миновать странного кандидата в пассажиры. Стасер многозначительно потряс в воздухе автоматом, но и это не возымело действия. „Форд“ снижать скорость не собирался.
— Вот, урод, блин… — начал было Стасер высказывать окружающему миру свое мнение о неотзывчивом водителе, но закончить не успел.
Сзади простучала короткая автоматная очередь, пули звонко тренькнули о камни, выбивая мелкую крошку и кусочки асфальта прямо перед капотом. „Форд“ взвизгнул тормозами и встал в десятке метров от Стасера. Тот в растерянности обернулся, встретившись взглядом с радостно скалившимся Мамбой.
— Не умеешь ты с местными налаживать отношения, парень, — прокричал разведчик, опуская еще сочащийся легким серым дымком ствол.
Из машины показался одетый в национальный белый бурнус араб, на голове нацеплена цветастая арафатка. Мелко семеня и через каждый шаг угодливо улыбаясь, он двинулся к друзьям что-то быстро тараторя на своем гортанном языке. Стасер знавший по-арабски лишь несколько общеупотребительных выражений типа „Стоять“, „Лежать“, „Сопротивление бесполезно“, даже не пытался понять смысл этого словесного потока. Зато Мамба слушал водителя внимательно и время от времени что-то начальственно покрикивал, после чего араб начинал кланяться и вновь тараторить. Переговоры длились недолго. Водитель вернулся к „форду“ и, распахнув заднюю дверь, вытащил за руку, закутанную в хиджаб и традиционную абаю женщину, что-то коротко ей пояснил и подошел к Мамбе, униженно кланяясь и продолжая беспрестанно тараторить. Мамба устало махнул рукой в сторону от дороги, убирайтесь мол. Араб и женщина, мелко кивая, попятились в указанном направлении. Мамба вновь резко выкрикнул несколько непонятных слов и еще энергичнее махнул здоровой рукой. Это возымело свое действие, водитель вздрогнул, как от удара и, вжав голову в плечи, повернулся и быстро зашагал прочь от дороги, волоча за собой спотыкающуюся женщину. Едва они отвернулись, Мамба неприязненно скривился и поднял автомат. Он стрелял с одной руки, уперев магазин в колено, но даже из такой неудобной позиции не промахнулся. Два одиночных выстрела ударили дуплетом, почти сливаясь друг с другом. Араб, получивший пулю точно в затылок, рухнул головой вперед, как подкошенный, умерев раньше, чем коснулся земли. Женщине пуля попала в шею, и она еще несколько секунд билась в агонии, царапая жесткий песок пустыни скрюченными пальцами.
— Вот и все, — хрипло выдохнул Мамба. — Карета подана и костюмы готовы. Золушка может ехать на бал.
— На кой хрен ты их убил? — Стасер стоял как громом пораженный и с брезгливым удивлением, будто в первый раз увидел и увиденное сильно не понравилось, разглядывал старого друга.
— Что значит на кой? „Случайные свидетели выдвижения разведгруппы подлежат немедленному и безусловному уничтожению“, — процитировал Мамба. — Или забыть успел?
— Да чем бы они тебе помешали!
— Как чем? Если бы я их не убил, они остались бы сидеть здесь у дороги, и натравили бы на нас первый же патруль! Или ты думаешь, что они бы послушались меня и ушли, куда глаза глядят, в пустыню? Это без воды-то? — казалось, Мамба искренне не понимает, какие к нему могут быть претензии.
— Да следующий патруль мог появиться здесь к вечеру, или вообще завтра! — кипятился Стасер.
— А мог через пять минут! — зло оборвал его Мамба. — Я не могу рисковать, забыл? Кстати, о патруле… Чем болтать попусту, помоги раздеть этих… Им шмотки в отличие от нас уже без надобности…
— А нам зачем? — Стасера вовсе не вдохновляла перспектива облачаться в одежду снятую с еще теплого трупа.
— Зачем? — карикатурно передразнил его Мамба. — Затем! Ты что собирался в этой своей робе в Тикрит ехать? Тебя местные еще на подступах на куски разорвут! Так что давай, не сачкуй! Раздевай девку, тебе с твоей славянской рожей и нулевым арабским в самый раз будет роль покорной и молчаливой мусульманской жены. Благо здесь паранджу с тебя никто снять не рискнет. А уж я буду тебе хорошим мужем, можешь не сомневаться!
— Ага, а машину тоже ты поведешь? Что-то я не видал здесь женщин за рулем?
— Само собой я поведу, а ты как думал?
— А как же твоя рука?
— Как, как? Кверху какой, как обычно! Справлюсь уж как-нибудь! Давай, раздевай ханумку, спорим она молодая и с большими сиськами!
Стасер при этих словах брезгливо сплюнул и внимательно посмотрел на Мамбу. Тот широко улыбался, в глазах плясали веселые азартные огоньки.
— А ты изменился… — медленно проговорил Стасер. — Злее стал, бесчувственнее…
— Всех не пожалеешь, — мгновенно посерьезнев, тихо произнес Мамба. — Если вокруг каждый сам за себя, то я за Вовку Мамбеталиева, он почему-то мне очень дорог, а на остальных насрать…
Стасер кивнул не то соглашаясь, не то отгоняя настырную мошку и тяжело зашагал к свернувшейся в клубок, приняв перед смертью эмбриональную позу женщине.
Мамба не угадал, женщина не была ни молодой, ни красивой. Самая обычная замордованная нелегкой жизнью мусульманской жены тетка лет сорока с большим гаком. Морщась от отвращения, Стасер стянул с нее просторное черное платье и напялил на себя прямо поверх рубашки, сложнее вышло с хиджабом, он оказался изрядно забрызган уже высохшей кровью. Заскорузлая тряпка противно натирала шею, неестественно топорщилась сзади, да еще удушливо пахла тяжелым сладковатым запахом свежей крови.
— Потерпишь, дорога не дальняя, — отрезал Мамба. — Плечи не разворачивай во всю ширь и вполне сойдет.
Сам он облачился в бурнус убитого араба, а заляпанную кровью и сероватой слизистой кашей, бывшей когда-то мозгом, арафатку выбросил, заявив, что он и без головного убора вылитый араб, с чем Стасер вынужден был согласиться, внешность у Мамбы была вполне подходящая. Трупы затащили в тянущийся вдоль дороги кювет, положили вплотную к его ближней стенке, так, чтобы невозможно было случайно заметить из проезжающих мимо машин, и слегка присыпали песком. Тщательно маскировать происшедшее смысла не было, если мертвецов не найдут хотя бы до вечера, то это уже даст беглецам вполне достаточную фору, а, учитывая, интенсивность движения по трассе, такого исхода можно было не опасаться. Пролежат, как миленькие, пока кто-нибудь случайно не наткнется, а то и вообще никогда не найдут, мало ли здесь людей без вести пропадает.
Наконец они оказались в прокаленном как хорошо разогретая духовка нутре машины. О работающем кондиционере, приходилось только мечтать. По-видимому, бывший хозяин считал его излишней роскошью и при первой же поломке не стал чинить не такую уж нужную, но достаточно дорогостоящую по местным меркам железяку. В конце-концов беглецы ограничились раскрытыми окнами, в которые упруго бился летящий на встречу раскаленный воздух, по-крайней мере он высушивал заливающий глаза пот. Несмотря на свою однорукость машину Мамба вел просто виртуозно. Пролетев на скорости больше сотни изрядный конец по прямой, как стрела, трассе, он свернул на едва приметную грунтовую дорожку и, поднимая тучи бурой пыли, углубился в пустыню, ведомый ему одному известными приметами правильного пути. Стасер целиком положился на навыки новоявленного Сусанина. В самом деле, кто здесь офицер ГРУ, а кто просто так, погулять вышел? Вот пусть и старается, зря что ли его учили?
Мамба что-то неразборчиво мурлыкал себе под нос полностью поглощенный выбором правильного маршрута, и Стасер даже слегка задремал, убаюканный мерным покачиванием удобного буржуйского сиденья.
— Ты кадетку помнишь?
Вопрос Мамбы застал его врасплох, заставив беспокойно заворочаться на сиденье, выплывая обратно в реальный мир из глубины зыбких неопределенных грез.
— Конечно. А к чему это ты?
— Кислякову помнишь? Ну, Леночку, англичанку?
— Леночку… — Стасер мечтательно потянулся. — Еще бы! В нее же вся рота влюблена была по уши.
— Я ее видел год назад…
— Да ты что? Ну и как она?
— Нормально. Все так же учит салабонов английскому языку. Вот только больше они в нее не влюбляются… Возраст, ничего не поделаешь… Располнела, обрюзгла, вся в морщинах… Меня даже не узнала…
— Ну а что ты хотел, мы все не молодеем, — пожал плечами Стасер.
— Нет! — с жаром выкрикнул Мамба. — Ты не понимаешь, я ведь специально ради нее приехал, я думал… Не знаю… Что все будет как раньше… Я хотел… Даже не знаю, как тебе сказать… Ну чтобы как раньше, в груди екнуло что-то… И ничего. Представляешь, совсем ничего. И училище изменилось. Другое все, не такое, как раньше. Из офицеров, понятно, никого не осталось. Но даже стены другие. Не настоящие, понимаешь!