По льду (СИ) - Кострова Анна

— Подкупая людей и изменяя мне со взрослыми женщинами? — прикрикнула она.

— Эти люди лоббировали мои интересы. Мне нужно было так поступать, чтобы мы вышли из нищеты, — на выдохе выпалил Александр Юрьевич. — Помнишь, как мы жили до рождения нашего сына? Девяностые были для нас тяжелым временем. Грабежи, мафия, обесценивание сбережений, пустые полки в магазинах, жизнь в хрущевке — это малая толика того, с чем нам пришлось столкнуться. Разве ты бы хотела такой жизни для нашего сына?

Слезы, стоявшие в глазницах, ручьем полились по разгоряченным щекам. И Вета даже не желала их убирать, позволяя промокнуть платью. Она отлично помнила, как вышла замуж за человека, не имевшего при себе ничего, как они скитались по хрущевкам и питались консервами. Память ей в этом не изменила. Обида душила ее в эту секунду из-за того, что собственный муж не понимал, что такое богатство ей было не нужно. Деньги были для нее мусором. Она хотела быть поистине счастливой с тем, кого любила. Но эта любовь разбилась о скалы этим поздним вечером, плавно перетекшим в ночь, когда Володя раскрыл все карты.

— Я хотела, чтобы, открыв НИС-групп, ты оставался честен с собой и со мной, — скрежещущим голосом сказала она.

Александр Юрьевич обхватил ладони Веты руками и прижался к ним влажными губами. Он вправду сожалел обо всем, что случилось, и боялся ее потерять.

— Ты не должна была узнать об этом.

— Но узнала, Саша, — Вета одернула руки и вытерла их о подол платья. — И все, что я хочу, — это поскорее уйти с сыном из этого дома. Нам не место в той империи, которую ты построил. Я хочу развод.

Одного мгновения хватило для того, чтобы резкие перемены отразились на лице Литвинова-старшего. Ярость пропитала каждую клеточку Александра Юрьевича, когда Вета обмолвилась о разводе и о том, что хочет забрать у него сына. Он вцепился в запястье жены мертвой хваткой.

— Отпусти меня, прошу, — взмолилась Вета, но Александр Юрьевич будто бы ее не слышал.

— И к кому ты уйдешь? К нему? — он перевел суровый взор на Попова, сидевшего на диване. — И не пытайся убедить меня в том, что у вас дружеские прогулки. Я вижу, как он на тебя смотрит.

— Я не понимаю, в чем моя вина, — лепетала Вета, пытаясь вырваться из цепкой хватки мужа. — Я никогда не изменяла тебе.

— Ты дала ему повод! — Литвинов-старший ткнул пальцем в Попова. — Пока я работаю и пытаюсь принести деньги в семью, ты развлекаешься с человеком, которого я считал другом. И при этом учишь морали меня!

— Я обещала ему дружбу, но не более того! Я предана тебе и нашему сыну вопреки тому, что ты втоптал меня в грязь!

— Ты не уйдешь с моим сыном, — прорычал Александр Юрьевич. — Тебе придется смириться с моими поступками и жить со мной под одной крышей, если ты хочешь видеть Николая.

Губы Веты раскрылись и застыли в таком положении. Она была обескуражена, и все, что пришло ей в голову, — это ответная угроза. Повернув голову в сторону окна и сглотнув, она приняла рискованное решение.

— Если ты заберешь у меня сына, я выпрыгну из окна! — пригрозила Вета и в ту же секунду подбежала к открытому окну, взобравшись на подоконник.

Она уперлась обеими руками в деревянную раму и посмотрела вниз, а затем на мужа. От высоты помутнело в глазах. Голова пошла кругом. Ее вдруг охватило смятение. Она ощущала его приближение.

— Ну что же ты стоишь? Прыгай! Давай! — прикрикнул Александр Юрьевич и от охватившей злобы толкнул жену в спину.

Вмиг Вета полетела вниз, раскрыв руки. Она не кричала. Не могла. Последнее, что слетело с ее уст, — это имя сына. Его голубые, напуганные выходкой отца, глаза стояли в памяти.

— Мама! — послышался детский крик, заставивший Литвинова-старшего, как в замедленной съемке, обернуться. В дверном проеме стоял сонный и перепуганный Коля.

Николай ринулся вперед, чтобы словить Вету, но был перехвачен Поповым, вскочившим с дивана.

— Уведи его, быстро! — приказал Александр Юрьевич, и тому ничего не оставалось, кроме как повиноваться.

Николай что-то кричал и вырывался, но Владимир Андреевич старался не слышать его мольбы и сильнее сдавливал его стан. Он отнес Колю в спальню и закрыл дверь на замок. Слышал, как Николай избивал дерево, ставшее препятствием, маленькими кулаками. Но проигнорировал детскую истерику. Зажимая рот ладонью, чтобы не издать лишнего звука, Попов выбежал из квартиры вслед за Александром Юрьевичем.

Николай ощутил, как сердцу стало тесно в грудной клетке от всепоглощающего горя. Эта боль раздирала все внутренности. Ладони вдруг заледенели. Обескураженность и огорчение были написаны на его побледневшем лице. Сердце давно упало, и он больше не питал безрассудную надежду, что по каким-то неведомым обстоятельствам отец невиновен. Отец убил его мать.

Крепко зажмурив веки в попытке остановить поток слез, Николай спросил:

— Но почему я ничего не помню, раз видел, как погибла моя мать?

Владимир Андреевич с ответом не медлил.

— Ты был слишком мал, и твоя психика защитила тебя. Травмирующее событие было заблокировано твоим мозгом. Возможно, в самых глубинах твоей памяти какие-то фрагменты все же остались, но их было недостаточно для того, чтобы составить целостную картину.

— Но разве мою мать нельзя было спасти?

— Когда мы с твоим отцом спустились вниз, твоя мать была жива. Но по приказу Александра Юрьевича я ввел ей препарат, останавливающий сердце.

В этот момент весь мир для Коли остановился. Слова Попова роились в голове, порождая хаос из мыслей. Вета Литвинова могла остаться в живых, но у нее отняли шанс. Муж и лучший друг, которые были для нее всем. Сжав пальцами переносицу, Николай сделал глубокий вдох, борясь с желанием закричать на всю комнату. Он не мог смотреть Владимиру Андреевичу в глаза.

— Почему вы не предотвратили ее гибель? — его тон был холодным.

— Я не мог, — отчаянно произнес Попов, пытаясь оправдаться.

Николай вскочил с дивана и свысока взглянул на врача. Его взор был суровым и прожигающим до тла. На лбу вздулась вена и пульсировала так, будто вот-вот лопнет. Хотя по ощущениям Коля готов был взорваться. Сжав кулаки, он вымолвил сквозь стиснутые зубы:

— Вы сидели в кабинете отца и спокойно наблюдали за происходящим. Будь в вас капля мужественности, вы бы не позволили моей матери оказаться на краю.

— Я…

— Убирайтесь, — Коля указал пальцем на дверь. — Я не желаю вас видеть.

Попов спорить не стал, сознавая, в каких чувствах пребывает Николай. Он склонил голову в прощальном жесте и выбежал во двор, даже не оглядываясь назад. Когда он скрылся из виду, Аня подошла к Николаю со спины, окольцевав его стан и уткнувшись носом в футболку. То, что произошло сейчас, потрясло ее не меньше.

— Как ты? — аккуратно спросила она, чувствуя, как тяжело вздымается его грудь.

— У меня состояние, будто бы я превратился в потухшее пламя. Я прилагаю все усилия, чтобы раздуть пепел, но ничего не получается. Вряд ли из пепла выйдет пламя.

На короткий миг в гостиной воцарилась тишина. Аня крепче прижалась к Коле, стараясь оказать поддержку, и он был ей чрезмерно благодарен. Он позволил ее пальцам блуждать вверх-вниз по груди. Когда-то Николай сказал ей, что будет всегда рядом, а теперь то же самое делала и она. Аня не отвернулась от него после того, как окончательно разочаровалась в Александре Юрьевиче. И это доказывало подлинность ее чувств.

— Как при всем том, что сделал тебе отец, ты остался таким правильным и добрым? — неожиданно спросила Аня.

— Этот мир и так жесток. Если бы я распылял свои ресурсы на то, чтобы причинить людям вред, я бы ничем не отличался от своего отца, — честно ответил Николай. — Извини, но я хочу побыть сейчас один.

Аня молча кивнула головой и разъединила сжатые в замок пальцы.

— Просто помни, что я люблю тебя в любом твоем состоянии и настроении.