Братья крови - Владислав Русанов

В те же годы мы осваивали новое оружие – шпагу и саблю. Первая пришла к нам с гостями из Испании, Франции и Неаполитанского королевства. Вторая – из Венгрии и Оттоманской Порты. Шпагу я изучил весьма неплохо. Настолько, что к приезду Генриха Валуа[111] сумел одолеть в честном поединке кровного брата, затесавшегося в свиту короля. Но это было легким увлечением, не больше. Зато сабля… Не знаю почему, но их плавно изогнутые клинки захватили меня всерьез и надолго. Как так вышло? Не знаю. Возможно, потому, что ни одно холодное оружие не позволит соткать вокруг себя столь прекрасную призрачно-холодную завесу из мерцающей стали.

Несколько уроков я взял у мадьярского вампира Лайоша, служившего князю Буды уже четыре века, еще с монгольского нашествия. А дальше совершенствовался самостоятельно. Все равно никаких учебников или трактатов, вроде трудов Ахилла Мароццо или Джованни Раписарди, по польской сабле не нашлось. Да и кто бы их писал? Шляхта предпочитала пить вино и рубить друг дружку, а большинству кровных братьев, которые в целях самообороны осваивали относительно новое оружие, писать ничего не хотелось. Иногда у меня возникает желание сесть и изложить весь свой богатый опыт на бумаге. Только кому он будет нужен? Горстке историков?

Могу похвастаться, что к тому времени, как коронный гетман подавил Зебжидовское восстание[112], я мог одновременно стоять в схватке против четверых фехтовальщиков. И не людей, а вампиров.

С началом семнадцатого века я все искал возможность отправиться в Англию, но тут в России началась смута, Жолкевский и Гонсевский пошли на Москву. В Краков явился Амвросий, желая добиться от Лешко Белого, чтобы тот надавил на Сигизмунда[113] и убедил отказатсья от мысли посадить Владислава на московский престол. На это краковский Князь ответил, что не считает необходимым вмешиваться в людские дела и вообще лучше бы Амвросию следить за своим уделом.

Впервые я видел князя Киева в гневе. Он высказал много злых и обидных, но если подумать, то вполне справедливых слов в лицо князя Лешко. А потом ушел не прощаясь.

На другой день Князь Кракова приказал мне догнать возвращающегося в Киев Амвросия и сделать так, чтобы границу Малой Польши он не пересек. Пан Лешко разрешил мне взять столько учеников, сколько понадобится для выполнения его задания. Надо ли говорить, что во мне взыграл рыцарь? Я ответил князю резким отказом, а сам поспешил вслед Амвросию – предупредить.

Не знаю, посылал ли Лешко Белый за нами убийц или побоялся – он видел, как я управляюсь с мечами и саблями, да и киевский Князь чего-то стоил в бою. А может, и направлял, да молодые вампиры из числа моих и пана Раабе учеников не рискнули связываться. Следующие двадцать лет я провел в Киеве. Совершенствовался в фехтовании, читал старинные книги, которые хранил Амвросий. В его библиотеке хватало и рыцарских романов, и трудов античных философов, и манускриптов средневековых алхимиков. И, конечно же, тосковал по Агнессе.

Тем временем на Речь Посполитую обрушились страшные испытания.

Вначале взбунтовалось украинское казачество. Богдан Зиновий Хмельницкий выступил против засилья польской шляхты. Люди били друг друга под Пилявцами и под Желтыми Водами, под Корсунем и под Зборовым. Горели села и города. Толпы беженцев наводняли тракты. В лесах от Киева до Варшавы с небывалой силой разгулялись дикие вампиры и «звери». Я не мог не откликнуться на призыв пана Ладвига – старому бойцу за чистоту рядов кровных братьев требовалась помощь.

Гоняясь за гнездами дикарей по лесам, мы прозевали Зборовский договор[114] и Переяславскую раду[115]. Теперь я уже и не знал – стоит ли возвращаться в Киев, к Амвросию, или просить прощение у Лешко Белого, или вообще отправиться навсегда в Англию к дорогой моему сердцу Агнессе.

А через год на Польшу обрушился шведский потоп. Король Карл Десятый вторгся в пределы Польши. Ему помогали герцог Бранденбургский и изменник Януш Радзивилл. Мое отечество вновь погрузилось во тьму и кровавую неразбериху. Самое страшное, что впервые за многие века существования кровных братьев одни из них выступили против других. С тех пор я наблюдал подобное лишь дважды: во время Наполеоновских войн французские кровососы возомнили о себе невесть что и помогали Великой армии поработить Европу, и еще раз – во Вторую мировую войну, когда германские вампиры в большинстве своем сотрудничали с нацистами и вместе с ними двинулись на уничтожение славянских народов, включая и кровных братьев славянского происхождения. Но шведы всех опередили. Вместе с войсками людей в Померанию и Восточную Пруссию вторглись отряды отлично обученных вампиров-убийц.

Они рассчитывали увидеть разобщенные княжества, изнуренные междоусобицей, обескровленные и обезглавленные, да не тут-то было! Да, варшавского князя северянам удалось застичь врасплох и уничтожить. Но Князь Лодзя бежал во Вроцлав и там уже со Збигневом Владиславичем засел насмерть, не давая войти в город шведским вампирам. В это время на юге Лешко Белый умело использовал подготовленную мной и паном Ладвигом маленькую армию молодых вампиров. Династия Пястов вновь показала себя как опасные и непредсказуемые противники.

Конечно, нашим приходилось нелегко. Шведов вели такие могучие князья – между собой они называли себя конунгами, – как Хакон Рыжий, Ульдор Крылья Тьмы, Свен Сигурдассон Секира, даже Хальфдан Опарыш, бывший некогда любимым учеником самого Харальда Кровавый Зуб, правившего в Дании шестую сотню лет. Они отличались мощью, коварством, богатым опытом сражений. Поляки же, за редким исключением, могли противопоставить захватчикам лишь боевой задор юности и чувство родной земли. Когда некуда отступать, дерешься с особой яростью.

Забыв об обидах и княжьей немилости, я устремился ко двору Лешко Белого. Был принят. Не скажу что ласково, но с пониманием. Внутренние разногласия отступают на задний план, когда речь заходит о Родине.

И началась игра!

Как сказать иначе, когда добыча вдруг становится охотником, а потом они меняются местами, а потом опять, и все повторяется сначала. Вампиры-скандинавы сломались раньше, чем люди. Не без гордости я рассказываю о своем участии в жестком и непреклонном отпоре. Ведь среди человеческих войск хватало прославленных воинов, таких как пан Ежи Михал Володыевский. Но кровные братья победили раньше. Хватило развоплощения Ульдора Крылья Тьмы, которого в магической схватке одолел Яцек Малгожацкий, вассал князя Збигнева. Свен Сигурдассон, попытавшийся войти в Краков, уже захваченный человеческим войском шведов, во главе отряда своих белокурых головорезов позорно бежал, обезоруженный Гжегожем Пяткой, моим лучшим учеником. Высший вампир рассчитывал на легкую победу, а потом триста лет отращивал отсеченную вместе с секирой правую руку.

Князь Лешко направил нас с паном Ладвигом к Варшаве, куда с юго-запада двигался отряд под командой Яцека, одного из лучших магов среди кровных братьев, какого я знал.

Для похода фон Раабе вытащил откуда-то своего слугу крови. Я даже не знал, что у него таковой имеется. На моей памяти Ладвиг привык обходиться своими силами всегда и везде. Но сейчас помощь человека была необходима. Укрыться от дневного света мы могли в любом из разрушенных жилищ, которых и в Малой, и в Великой Польше находилось, благодаря непрерывным войнам, несчетное множество. А вот лошадей приходилось сторожить слуге. Иначе либо серые братья-волки, либо их двуногие сородичи-мародеры позаботились бы лишить нас возможности передвигаться быстро.

Пугливый курносый мужичок с Волыни первым забил тревогу, учуяв запах дыма с легкой примесью горелой плоти. Он начал озираться, всем видом давая понять, что предпочел бы любую другую дорогу, кроме той, что выбрали мы.

– Кому война, а кому мать родная, – задумчиво проговорил пан Ладвиг. – Нам ли бояться разбойников? Петрусь выяснил, что шведов отсюда выбила Лауданская хоругвь еще третьего дня.

– А может, второго дня они взад вернулись? – испуганно съежился Петрусь.

– И сидят, нюхают паленые хаты? – рассмеялся я. – Если даже ограбили местных людишек да красного петуха пустили, то давно уже убрались.

– Точно, – кивнул фон Раабе. – Поехали, нам до утра еще верст десять отмахать надо.

Его слуга горестно застонал и толкнул пятками мышастого меринка – неказистого, но выносливого.

Я подобрал покороче поводья гнедого, шпорой выслал его с места в рысь. В самом деле, чего зря время терять?

В этот миг затрещали кусты, будто сквозь них продирался крупный зверь. Я выхватил саблю, а пан Ладвиг обнажил меч, с которым, несмотря на новое освоенное им оружие, не расставался.

Увидев выскочившее на тропу существо, я сперва подумал о вампире-звере и лишь через несколько вздохов понял, что это – человек. Замурзанный, покрытый копотью, в драном кожушке и со слипшимися в сосульки волосами.