Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции - Хэнкок Грэм

И все же это было далеко не единственной причиной, почему я решил взглянуть на подобные изображения. Я и сам встречался с гигантскими змеями, находясь под воздействием южноамериканского галлюциногена аяуаски. И этот опыт оставил после себя странное впечатление. Мне казалось, будто мои видения не были просто видениями, что я на самом деле встречался с разумными духовными существами, общавшимися со мной на телепатическом уровне. Я понимаю, что подобные идеи выглядят довольно-таки странно с точки зрения современных ученых, которые знают (или полагают, что знают) немало ценного о деятельности мозга. Однако нашим доисторическим предкам, не обладавшим подобными сведениями, ощущение абсолютной и безусловной реальности, окружающее подобные видения, должно было представляться чем-то само собой разумеющимся. Стоит ли удивляться, что они прониклись искренней уверенностью в существовании иного мира, населенного нематериальными, меняющими облик созданиями.

И я не сомневаюсь, что человек, сумевший войти в транс (с помощью любых средств) и испытавший на себе необычайную мощь галлюцинаций, обязательно захотел бы поделиться своим опытом с другими. Наверняка наши предки испытывали то же чувство удивления и любопытства, что и мы сами. И им было бы интересно рассказать другим о тех удивительных вещах, которые они увидели в состоянии транса — и не просто рассказать, но и осмыслить увиденное. Так, уже спустя несколько поколений история их видений превратилась в развернутую и последовательную мифологию [567].

Наконец, руководствуясь все той же логикой, можно предположить, что некоторые люди захотели нарисовать свои видения на подходящей поверхности — например, на стенах и потолках пещер и скальных укрытий. И потому я никак не могу согласиться с уже упомянутыми мною критиками Льюиса-Вильямса — Полом Баном и Патрицией Гельвенстон (чья статья была опубликована в Кембриджском археологическом журнале), которые назвали "весьма странной догадкой" идею о том, что "наскальные росписи могут являться результатом галлюцинаторного опыта" [568]. История взаимоотношений человечества с растительными галлюциногенами насчитывает не одну тысячу лет (смотри главу двадцать первую и двадцать вторую). С учетом этого обстоятельства возможность существования в разных регионах мира наскальных и пещерных росписей, вдохновленных трансовыми видениями, представляется отнюдь не "странной", но вполне разумной. Как отметил в ответ на критику Вана и Гельвенстон археолог Дэвид Пирс, подобная возможность кажется странной лишь человеку двадцать первого столетия, привыкшему с пренебрежением относиться к иррациональным аспектам сознания и использованию средств, кардинально меняющих его состояние. Однако краткий обзор мировой этнографии способен вынести на наше обозрение целый список культур, необычайно высоко ценящих подобные состояния. И вряд ли представителям этих культур могло показаться "странным" предположение, согласно которому часть наскальных росписей имеет непосредственное отношение к измененным состояниям сознания [569].

Чем дольше я изучал имеющиеся на данный счет теории и чем внимательнее присматривался к альтернативным концепциям, тем больше крепла во мне уверенность в том, что Льюис-Вильямс прав и что пещерное искусство европейского палеолита и наскальные росписи бушменов сан действительно являются отражением трансовых видений. Как бы то ни было, но в отношении искусства сан это объяснение считается на сегодняшний день наиболее приемлемым — во многом благодаря обстоятельным этнографическим записям. Что касается пещерных росписей европейского палеолита, то здесь мы можем лишь предполагать схожее развитие событий. Однако в пользу такого предположения говорит то обстоятельство, что рисунки европейских художников имеют немало общего с рисунками бушменов сан. А это значит, что любая теория, пытающаяся дать наиболее полное истолкование всей системе образов, должна учесть и эти аномальные сходства. Как мы уже говорили в пятой главе, в их число входят:

1. Териантропы.

2. Химеры — животные, сочетающие в себе характеристики двух и более видов.

3. Чудовища — причудливые и фантастические животные, порой не имеющие ничего общего с реальными существами.

4. Наличие абстрактных и геометрических узоров и частое их сочетание с портретными образами.

5. Типичный для обеих систем способ рассматривать поверхность скалы как проницаемую завесу, скрывающую от наших глаз потусторонние миры.

6. Изображение фигур поверх уже имеющихся рисунков.

7. Отсутствие основания и линии горизонта, а также пренебрежение относительными размерами фигур.

8. Странные изображения "раненых людей", пронзенных стрелами или копьями.

Мы уже говорили в предыдущих главах о том, что фигуры, относящиеся к 1-й, 2-й и 3-й категориям, регулярно встречаются в доисторическом искусстве Европы и Южной Африки [570]. И это очень важно, поскольку в обычном состоянии сознания люди не видят ни териантропов, ни химер, ни чудовищ — как не видели они их и в прошлом. Таким образом, вряд ли подобные изображения, дошедшие до нас с незапамятных времен, могут объясняться повседневным опытом человечества.

Но можно ли, например, предложить в качестве объяснения творческую фантазию отдельно взятых художников? Разумеется, мы не вправе отбрасывать такую возможность. Однако подобное допущение потребует дальнейших разъяснений: почему, например, все эти индивидуальные таланты выступили с общей концепцией зверолюдей, причудливых монстров и гибридов животных? И чем можно объяснить тот факт, что подобные представления вошли в историю искусства с первых моментов его возникновения? В принципе для ответа на этот и целый ряд других вопросов мы могли бы при желании использовать концепцию Юнга о коллективном бессознательном. Проблема лишь в том, что сама эта концепция требует дополнительного истолкования. Что представляет собой это коллективное бессознательное? Проявляло ли оно себя когда-нибудь с достаточной убедительностью? Как оно действует? И где именно черпает оно эти причудливые образы? Иными словами, выбирая в качестве объяснения "коллективное бессознательное", мы рискуем оказаться перед новой загадкой, вместо того чтобы решить прежнюю.

Я хочу сказать, что не исключаю окончательно идею о коллективном бессознательном. И все же, как мне кажется, нет никакой необходимости использовать столь туманный феномен, для того чтобы интерпретировать очевидное присутствие в искусстве доисторической Европы и наскальной Живописи сан фигур териантропов, химер и чудовищ.

Что касается искусства бушменов, то тут мы уже знаем — благодаря этнографическим записям, — что значительная часть его рисунков и гравюр является отражением тех галлюцинаций, которые наблюдали в состоянии транса шаманы сан. Именно они зарисовали позднее свои преображения в мире духов, куда они, по собственному их убеждению, могли переноситься в образе животных [571].

Однако подобные видения не ограничиваются одной лишь культурой сан. Мы уже знаем, что имеем в данном случае дело с универсальным феноменом, опирающимся на общечеловеческую способность входить в измененное состояние сознания. И хотя мы не можем непосредственно опросить людей эпохи верхнего палеолита, мы тем не менее можем быть уверены в том, что некоторые из них сталкивались с галлюцинациями. И это столь же неоспоримо, как и знание того, что все они в обязательном порядке ели и пили. В третьей главе этой книги мы еще будем говорить о том, насколько универсальны все эти видения и как часто в число их входят фигуры чудовищ, химер и териантропов. И вряд ли стоит удивляться тому, что эти существа занимают такое место в пещерных росписях европейского палеолита.