Азенкур - Бернард Корнуэлл

— Денег, — предположил Хук.

— Значит, при наступлении нацелитесь куда?

— На знамена, — кивнул Томас Эвелголд.

— Потому что там-то и собраны деньги, — подтвердил сэр Джон. — Выродки вывесили орифламму — да кто им поверит! Им нужны пленники. Побогаче. Им нужен король, или герцог Йоркский, или Глостер, или я — им нужен выкуп! Лучников убивать — никакой выгоды, нападать будут на латников. Пойдут туда, где знамена, но кто-то может напасть и на вас, тогда ваше дело — стрелами сгонять их в центр. Ясно? Сбивайте их фланги к центру. А там-то они мимо меня не пройдут.

— Если стрел хватит, — с сомнением произнес Эвелголд.

— Сделайте так, чтоб хватило, — решительно обернулся к нему сэр Джон. — Потому что если кончатся стрелы, будете биться врукопашную. Их этому учили, вас — нет.

— Вы нас натаскивали, сэр Джон, — возразил Хук, вспомнив зимние упражнения с мечом и алебардой.

— Ну, ты хоть что-то умеешь, а остальные лучники? — язвительно осведомился сэр Джон.

Хук, глядя на замерших в ожидании стрелков, и сам понимал, что против французских латников им не выстоять: швецы и кожевники, сукновалы и плотники, мясники и мельники — все они были ремесленниками, овладевшими ценным навыком: натянуть до уха тетиву тисового лука и послать стрелу в смертельный полет. Их учили убивать, но никто из них не привычен к боям, не закален в турнирах, не обучен с детства владеть клинком. На многих вместо доспехов лишь стеганая куртка, у кого-то нет даже такой малой защиты.

— Не дай бог, чтобы французы на них налетели, — заключил сэр Джон.

Никто из стрелков не ответил. Все думали о том, что будет, когда закованные в сталь французские латники ринутся их убивать. Хука передернуло, но тут же его внимание отвлекла группа из пяти всадников, под флагом английского короля скачущих к французам.

— Чего это они, сэр Джон? — спросил Эвелголд.

— Король их послал предложить мир, — ответил командующий. — Если французы отдадут корону Генриху, мы согласимся их не убивать.

Эвелголд молча воззрился на сэра Джона, словно не поверил услышанному. Хук подавил смешок, сэр Джон пожал плечами.

— Они не примут условий — значит, будет битва. Правда, никто не сказал, что они пойдут в наступление.

— А что, не пойдут? — переспросил Мэгот.

— Нам надо в Кале. Так что, возможно, придется срезать путь и пройти сквозь французскую армию.

— Боже милостивый, — выдохнул Эвелголд.

— Они хотят, чтобы мы напали сами? — спросил Мэгот.

— На их месте я бы этого и желал, — ответил сэр Джон. — Тащиться по раскисшему полю им хочется не больше нашего, да им это и не нужно. А у нас выбора нет: либо идти в Кале, либо сдохнуть от голода. Поэтому если они не нападут, атаковать придется нам.

— Боже милостивый, — повторил Эвелголд.

Хук попытался представить, каково будет преодолеть полмили вязкой, липкой и скользкой грязи.

«Пусть бы французы напали сами», — подумал он. По телу пробежала дрожь: холод, голод и усталость давали о себе знать. Волнами нахлынул страх, схватило живот. Не только у него, судя по всему: солдаты то и дело шныряли в лес опорожнить кишки.

— Мне надо в лес, — сказал он.

— Если прихватило, садись где стоишь, — бросил сэр Джон и, обернувшись к строю лучников, крикнул: — В лес не бегать! — Он опасался, что от страха кому-нибудь придет в голову отсидеться за деревьями. — Кому приспичит — опорожняться на месте!

— Помирать тоже, — добавил Том Эвелголд.

— И отправляться в ад в вонючих штанах, какая разница? — прорычал сэр Джон, затем оглядел Эвелголда с винтенарами и проговорил спокойно и веско: — Бой еще не проигран. У нас есть лучники, у французов их нет.

— Зато стрел у нас маловато, — вставил Эвелголд.

— Значит, не тратьте впустую, — отмахнулся командующий от сомнений сентенара и тут же хмуро взглянул на Хука: — Хоть бы против ветра, что ли, встал…

— Простите, сэр Джон.

— Вам-то проще, — ухмыльнулся тот, — а представь, если в полных доспехах… К концу дня уж точно будем благоухать не розами и лилиями. — Командующий посмотрел на вражеский строй, взгляд синих глаз выхватил орифламму. — И еще. Не брать пленных, пока не прикажем. Сначала надо убивать.

— Вы думаете, дело дойдет до пленных? — недоверчиво переспросил Эвелголд.

Сэр Джон будто не слышал вопроса.

— Если брать пленных сразу, нарушится и ослабнет строй. Сначала надо драться и убивать, так чтобы выродки лишились сил, а уж потом гоняться за пленными и мечтать о выкупах. — Он хлопнул Эвелголда по кольчужному плечу. — Скажи своим, ужинать будем припасами из французских обозов!

«Или нас зачислят на довольствие к дьяволу», — мысленно добавил Хук. С трудом выдирая ноги из грязи, он доковылял до отряда, по-прежнему стоящего вдоль линии вкопанных кольев. На одном правом фланге кольев торчало больше двух тысяч — пешие воины двигались между ними свободно, зато для коней острый частокол был непреодолимой преградой.

— Что сказал сэр Джон? — встрял Уилл из Дейла.

— Что ужинать будем французской едой.

— Он думает, нас возьмут в плен? — с сомнением переспросил Уилл.

— Нет. Считает, что мы победим.

Невеселые смешки, раздавшиеся в ответ, Хук предпочел не заметить и перевел взгляд на вражеский строй. В передних рядах стояли пешие латники, уставив в небо железные наконечники копий. Войско и не думало трогаться с места, однако англичане ждали. Французские всадники по-прежнему выгуливали коней. Те вязли копытами в мягкой грязи, и кое-кто из рыцарей предпочел увести их на травянистые пастбища за лесами. Солнце взбиралось все выше, облака рассеивались. Королевские гонцы, посланные предложить мир, встретились с группой французов и вернулись обратно, по войску разнесся слух, что враг согласен пропустить англичан в Кале, однако затем слух опровергли.

— Если выродки не хотят биться, — заметил Том Скарлет, — то так и будут торчать там целый день.

— Нам надо мимо них пройти, Том.

— Господи, ну почему мы не смылись ночью? Можно ведь было вернуться в Гарфлёр…

— Король на это не пойдет.

— Да почему? Ему помереть, что ли, хочется?

— Ему покровительствует Бог, — ответил Хук.

Том поежился.

— Тогда чего бы Богу не послать нам приличный завтрак?

Женщины принесли то немногое, что осталось к нынешнему дню.

— Возьми половину, — сказал Хук Мелисанде, отдавшей ему овсяную лепешку.

— Нет, это тебе, — запротестовала она.

Овес уже тронула плесень, но Хук все равно съел половину и отдал остальное жене. Пива не было, вместо него Мелисанда принесла речной воды в старом кожаном бурдюке; вода отдавала гнилью.

Стоя рядом с Хуком, Мелисанда смотрела на ряды французов.

— Так много, — тихо сказала она.

— Стоят и не двигаются, — ответил Хук.

— И что будет?

— Придется нападать.

Девушка вздрогнула.

— Как по-твоему, отец тоже там?

— Конечно.

Она не ответила. Ожидание все длилось. Барабаны и трубы не смолкали, однако музыканты явно выдохлись, музыка постепенно гасла. До Хука временами долетало пение малиновок, скрытых в деревьях. Листва уже местами облетела, и голые ветви, торчащие на фоне серого неба, походили на виселицы. На мокрой пашне между замершими в ожидании армиями копошились дрозды, выискивая в земле червей. Хук вспомнил дом, и коров на дойке, и звуки оленьего гона в лесу, и короткие осенние сумерки, и огни в домах…

Внезапный шум заставил его очнуться. Король в сопровождении одного лишь знаменщика выехал вперед и теперь приближался к правому флангу, где стояли лучники. Белый конь, чувствуя ненадежность опоры, высоко поднимал копыта. Генрих снял увенчанный короной шлем, и легкий ветер взъерошил его каштановые волосы, сделав двадцативосьмилетнего короля еще более юным на вид. В нескольких шагах от первого ряда кольев Генрих остановил коня, и сентенары велели лучникам снять шлемы и преклонить колени. Король, на сей раз приняв знак почтения, дождался, пока две с половиной тысячи стрелков опускались на землю.

— Лучники Англии! — воззвал он и помедлил, увидев, что стрелки подбираются ближе, чтобы лучше слышать.

У многих на плече висел зачехленный лук и алебарда, кое-кто прихватил топор или утяжеленный свинцом молот. У большинства при себе был меч, а у некоторых из оружия оставались лишь лук и нож. Глядя на обнажившего голову короля, кто-то из лучников спешил снять шлем, другие откидывали кольчужные капюшоны.

— Лучники Англии! — повторил Генрих. Голос его дрогнул, он помолчал. Ветер шевелил гриву коня. Наконец король заговорил, голос зазвучал уверенно и чисто. — Сегодня мы сражаемся за мои притязания. Французы отказывают мне в праве на корону, дарованную Богом! Враг уверен, что может нас одолеть! Французы мечтают взять меня в плен и протащить по улицам Парижа на потеху толпе. — Лучники возмущенно зароптали, и Генрих, переждав, продолжил: — Наши враги угрожали отрубить пальцы всем англичанам, способным натянуть лук! — Ропот сделался громче и злее. Хук вспомнил суассонскую площадь, где отрубание пальцев было только началом кровавого действа. — И всем лучникам-валлийцам! — добавил король, вызвав оживление в рядах стрелков. — Враг уверен, что ему это удастся, но французы забыли Господню волю! Забыли святого Георгия и святого Эдуарда, наших защитников! И нам покровительствуют не только они! Нынче праздник святых Криспина и Криспиниана, которые вопиют об отмщении за зло, причиненное им в Суассоне.