Проклятье победителя - Мари Руткоски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вы можете надеяться победить, будучи осажденными? — спросила однажды Кестрел Арина в один из тех редких дней, когда он находился дома, а не возглавлял атаку на какое-либо имение. Они сидели за обеденным столом. Ножа у тарелки Кестрел не было.
Ночами Кестрел берегла воспоминание о песне Арина. Однако днем она не могла не замечать простых вещей. Отсутствие ножа. Охранников, которые следили за каждым выходом из дома Арина, включая окна первого этажа. Которые бросали на нее настороженные взгляды, когда она проходила мимо. У Кестрел было два ключа, но они лишь доказывали, что она остается под привилегированной формой домашнего ареста.
Сколько еще ключей ей придется заслужить на пути к свободе?
А когда ее отец вернется с имперской армией — а рано или поздно он вернется, — что тогда? Кестрел попыталась представить себя предательницей, помогающей геранцам в грядущей войне, но не смогла. Не важно, что дело Арина было справедливым или что Кестрел, наконец, позволила себе увидеть это. Она не может сражаться с собственным отцом.
— Мы сумеем выдерживать осаду некоторое время, — ответил Арин. — Городские стены мощны. Они были построены валорианцами.
— Это означает, что нам известно, как разрушить их.
Арин болтал свой бокал, глядя, как крутится в нем вода.
— Не хочешь поспорить? У меня есть спички. Слышал, из них получаются отличные ставки.
— Мы не играем в «Клык и Жало».
— Но если бы играли, и я все увеличивал ставки до той меры, что ты уже не могла бы позволить себе проиграть, как бы ты поступила? Возможно, сдалась бы. Единственная надежда геранцев победить империю — стать слишком затратной добычей. Втянуть валорианцев в продолжительную осаду, в то время как им нужно сражаться на востоке. Заставить их снова завоевывать сельскую местность по кусочкам, тратя на это деньги и людские жизни. Однажды империя решит, что мы не стоим таких усилий.
Кестрел покачала головой.
— Геран всегда будет их стоить.
Арин смотрел на нее, положив руки на стол. У него тоже не было ножа. Кестрел знала: цель этого — сделать менее очевидным то, что ей нож не доверяли. Однако на самом деле недоверие становилось лишь более явным.
— У тебя не хватает пуговицы, — внезапно сказал Арин.
— Что?
Он потянулся через стол и прикоснулся к материи на ее запястье, где расходился шов. Его палец задел обтрепавшуюся нить.
Кестрел забыла о том, что была чем-то озабочена. Она осознала, что только что думала о ножах, а теперь они начали говорить о пуговицах, но, как одно было связано с другим, она понять не могла.
— Почему ты не пришьешь ее? — спросил Арин.
Кестрел опомнилась.
— Это глупый вопрос.
— Кестрел, ты не умеешь пришивать пуговицы?
Она не стала отвечать.
— Жди здесь, — приказал Арин.
Он вернулся со шкатулкой со швейными принадлежностями и пуговицей. Вставив нитку в иголку, он откусил лишний конец зубами и двумя руками взял Кестрел за запястье.
Ее кровь обратилась в вино.
— Вот так это делается, — сказал Арин.
Он взял иголку и проткнул ею ткань.
* * *
— Вот так нужно разводить огонь.
— Вот так нужно готовить чай.
Небольшие уроки, разбросанные среди дней. Через них Кестрел начала ощущать немую историю того, как Арин научился тем вещам, которые умел. Она думала об этом в те долгие промежутки времени, когда они не виделись.
С тех пор как Арин пришил к ее рукаву пуговицу, прошло несколько дней. Затем, после того как он показал ей, как развести огонь в очаге библиотеки, — пустая неделя. Еще больше миновало с того дня, как он передал ей горячую кружку идеально заваренного чая. Он уезжал. Сражался, как сказала Сарсин. Где — она не говорила.
Пользуясь своей новообретенной, хотя и ограниченной, свободой, Кестрел часто бродила по тем частям дома, где работали люди. Некоторые двери были для нее закрыты. Например, кухни. Раньше, в тот ужасный день, когда она говорила с Плутом у фонтана, было не так, но теперь, когда все знали, что Кестрел позволено ходить по дому, ее туда не впускали. В кухнях было слишком много ножей. Слишком много очагов.
Но в библиотеке и ее покоях всегда горел огонь, и Кестрел научилась, как развести его в любом другом месте. Что, если поджечь дом и надеяться бежать в суматохе?
Один день застал ее за тем, что она, с силой сжимая в руке материал для растопки, внимательно изучала кромку портьер в своей гостиной. Затем ее хватка ослабла. Пожар будет слишком опасен. Она может в нем погибнуть. Она сказала себе, что именно поэтому вернула небольшие деревянные прутики к очагу и бросила их обратно в коробку. И вовсе не потому, что не могла вынести мысль об уничтожении фамильного дома Арина. Не потому, что в огне также могли погибнуть геранцы, которые здесь жили.
Если она бежит и направит на город имперскую армию, разве это не то же самое, что и убить каждого геранца в этом доме? Убить Арина?
В этот момент она разозлилась на его глупость, на то, что он научил ее такому опасному навыку, как разведение огня. Она злилась на то, как затронула ее мысль о его смерти.
Кестрел захлопнула крышку коробки с материалом для растопки и заперла за тяжелой дверью внезапно прокравшееся в ее разум горе. А потом покинула свои покои.
Она бродила по тому крылу здания, где находились комнаты слуг. Это был расположенный в задней части дома коридор небольших комнат с частыми одинаковыми дверьми мелового цвета. Сегодня геранцы занимались тем, что опустошали их. Выносились полотна в рамах. Кестрел смотрела, как какая-то женщина поудобнее ухватилась за переливчатую масляную лампу, оперев ее о бедро, будто несла ребенка.
Как и другие переселенцы, семья Айрекса превратила помещения для слуг в кладовые, а для рабов построила отдельный флигель. Личное пространство было роскошью, которой рабы не заслуживали, как считало большинство валорианцев… Что их и погубило, так как необходимость есть и спать в одном месте помогла рабам составить план освобождения от своих поработителей. Кестрел поражало то, как люди сами себе устраивали ловушки.
Она помнила тот поцелуй в карете в ночь Зимнего бала. Помнила, как все ее естество требовало этого.
Она тоже попалась в собственную западню.
Кестрел пошла дальше. Она спустилась по лестнице в рабочие помещения. На нижнем этаже было тепло из-за постоянных огней кухонь. Кестрел прошла мимо кладовой. Мимо прачечной, где парусами были развешаны простыни.
