Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - Филип Хосе Фармер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это были самые счастливые дни жизни юного Сомерса. Для него стало ужасным ударом, когда на следующий год Эдвард умер от брюшного тифа.
Джонатан, возможно, снова соскользнул бы в пучину горя, от которой его в свое время спас Эдвард Хилл, если бы не знакомство с Генри Хоном. Генри был сыном Невилла Хона, хиропрактика, который незадолго до этого переехал в Петерсбург. Это был рослый веселый мальчик, на год старше Джонатана. Правда, он страдал от одного недостатка. Он заикался. Возможно, именно это и привлекло его к Джонатану, поскольку страдание вполне естественно тянется к страданию. Но Генри, несмотря на свой речевой дефект, был очень общительным. Он часто играл после школы с одноклассниками и хорошо учился. Так что проводить время в обществе Джонатана его вынуждала отнюдь не застенчивость. По всей видимости, это было некое избирательное родство, некий присущий им обоим естественный магнетизм.
Этому способствовал и тот факт, что Генри был соседом Джонатана. Он нередко заходил к нему после школы или по субботам проводил время в его доме. Именно с его подачи юный Сомерс начал курс физической терапии. Генри убедил миссис Сомерс установить на заднем дворе ряд гимнастических снарядов – брусья и трапеции – и построить на толстой ветке гигантского сикомора в углу двора небольшой домик.
Каждый день Джонатан, держась за веревку, заставлял себя выбираться из инвалидной коляски. Ухватившись за свободный конец веревки, он перебирался на горизонтальные брусья, а потом карабкался вверх и вниз по лабиринту железных труб. Кроме того, он подтягивался по веревке, пропущенной в отверстие в полу домика, на дерево. Внутри домика имелось сиденье, и, устроившись в нем, юный Сомерс разглядывал в подзорную трубу окрестности.
Кроме того, брусья и домик на дереве привлекали других детей. Джонатану больше не приходилось томиться в одиночестве; у него имелось даже больше товарищей, чем необходимо.
Генри Хон много помогал Джонатану Сомерсу, но и Джонатан тоже помогал Генри. В числе многочисленных интересов Джонатана был искусственный язык эсперанто. К двенадцати годам он научился свободно читать на нем. Но, чтобы совершенствовать разговорный эсперанто, он привлек к этому делу Генри.
Тот поначалу отказался по причине своего заикания. Но Джонатан настоял на своем. Вскоре Генри обнаружил, что говорит на эсперанто легко, без малейшего заикания. Оба мальчика преуспели в изучении этого языка, и какое-то время товарищи по играм тоже пытались по их примеру изучать эсперанто. Увы, их первоначальный энтузиазм быстро остывал. Но Генри и Джонатан упорно продолжали свои штудии.
Поступив в среднюю школу, Генри стал изучать немецкий и вскоре обнаружил, что, говоря на этом языке, он тоже не заикался. Именно это определило желание Генри заняться лингвистикой.
В конечном итоге, он получил степень доктора философии в области арабского языка в Чикагском университете. Он продолжал переписываться со своим другом на эсперанто, хотя после 1930 года так ни разу и не вернулся в Петерсбург. Его последнее письмо (на английском языке) пришло из Северной Африки, и было отправлено незадолго до его гибели. Он воевал в составе армии генерала Паттона.
Именно Генри уговорил Джонатана посещать школу, а не сидеть все время дома, куда к нему приходили учителя. В школе для Джонатана были сделаны специальные приспособления, и в 1928 году он получил аттестат. Решение пойти в школу уберегло Джонатана от опасности сделаться глубоким интровертом. Он завел себе много новых друзей, а в выпускном классе даже несколько раз назначал свидания девушкам.
На стене его кабинета висит фотография, снятая незадолго до болезни. С нее нам улыбается десятилетний мальчик с кудрявыми светлыми волосами, густыми, темными, прямыми бровями, большими синими глазами и курносым носом. На другом фото, сделанном примерно через полгода после того, как он переболел полиомиелитом, нашему взору предстает худое лицо с впалыми щеками, темными кругами под глазами и задумчивым взглядом. Но с выпускной фотографии на нас смотрит молодой человек, который пришел к согласию с жизнью. Он не станет оплакивать свою судьбу; он сделает все возможное и достигнет больших успехов, чем большинство людей с двумя здоровыми ногами.
Получив аттестат, Джонатан решил поступить в колледж. Он остановил свой выбор на Чикагском университете, тем более что там уже учился его хороший друг Генри Хон.
Но в то лето его бабушка сломала бедро, свалившись с дерева, когда собирала вишню. Не желая оставлять ее, и ждать пока она поправится, Джонатан приступил к серии исследований, призванных дать ему некий эквивалент университетского образования и один диплом в области гуманитарных наук, а другой – точных наук. Одна из комнат была оснащена лабораторным оборудованием, необходимым для выполнения химических и физических экспериментов. Он также заочно изучал электротехнику, радиотехнику и машиностроение. А еще он заделался радиолюбителем и, установив мощный радиопередатчик, общался с людьми со всех уголков мира.
В возрасте десяти лет Джонатан твердо решил, что станет писателем. Это намерение окрепло, когда он прочитал «Двадцать тысяч лье под водой». Он тоже будет писать о сильных людях, которые, рискуя жизнью, пускаются в странствия по далеким и экзотическим местам. Хотя сам он был лишен возможности погружаться в глубины океанов на электрических субмаринах, скакать по деревьям в джунглях, летать на дирижаблях или путешествовать на космических кораблях, он побывает там мысленно, посредством своих персонажей.
В семнадцать лет он написал роман, в котором стареющий капитан Немо и Робур Завоеватель вели великую битву. Его опус отвергли двадцать издателей. Джонатан положил рукопись в пресловутый сундук. Но недавно он переписал его и с первой же попытки нашел покупателя. «Наутилус» против «Альбатроса» появится под псевдонимом Гидеон Спилет. Для тех, кто, возможно, забыл, напомним, что Спилет – бесстрашный репортер «Нью-Йорк геральд», о чьих приключениях повествует «Таинственный остров» Жюля Верна.
Начав карьеру независимого писателя, Джонатан сочинил двенадцать произведений (два романа и десять рассказов). Все они, как один, были отклонены издателями. Однако в декабре 1930 года его тринадцатый опус был принят недолго просуществовавшим журналом «Cosmic Adventures». Предполагалось, что оплата последует за публикацией, запланированной на февраль 1931 года.
Журнал действительно появился кое-где в газетных киосках, но примерно в то же самое время его владелец разорился. Джонатан не получил никаких денег, равно как и ответа на свои письма издателю.
