Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

Изменения чувствовались и за спиралевидными воротами поместья. Изменилось добродушное отношение ко дню собраний. Аббат теперь не мог выгодно меняться с населением. Счетовод сам следил за гроссбухами, подсчитывал необходимые расходы и соотносил их с цифрами в таблицах о доходах.

– Единственное, что осталось прежним, так это кухня, – сказала Катрин.

Она имела в виду себя и Марию-Луизу, следившую за единственным горшком на плите.

– Но и здесь кое-что изменилось, – заметила повариха. – Нет гостей. Нечего готовить! Взгляни-ка! – Она выглядела печальной, поднимая крышку с горшка, в котором кипел говяжий бульон. – От этой его подагры одни расстройства!

Позже, пока Пьеро сидел в библиотеке, аббат подтвердил сказанное судомойкой. Усевшись подле огня, с завернутыми в войлок ногами, он стал жаловаться на боль в суставах, хотя и всячески отрицал причастность к этому токая. Затем Оже поведал о своих планах:

– Ты дал мне стимул для борьбы с расточением средств. Если ты возьмешь меня с собой, я бы хотел отправиться в Париж. Там мы позаботимся о продаже Турне и твоего дома, если хочешь. С выручки от продажи владений мы купим мне жилье, а на оставшиеся деньги оплатим твои исследования.

Клод сначала отказывался, но в конечном итоге принял предложение и обнял аббата.

– Вы очень щедры, – сказал он.

– Чушь!

– Вы даже слишком щедры, чтобы согласиться с этим.

– Я бы так не сказал. Я ведь извлеку выгоду из предприятия.

Земля замерзла, и, как предсказывал Клод, похоронить погибших в пожаре не представлялось никакой возможности – оставалось лишь ждать ближайшей оттепели. Юноша решил, что не будет терять времени и воспользуется библиотекой поместья или тем, что от нее осталось, на сто процентов. Хотя многие из лучших книг пропали, все же ему удалось сделать несколько приятных открытий среди царивших в комнате запустения и грязи. Изучая одну из заброшенных пирамид, он обнаружил залитого супом Бэтти, а внизу другой стопки – Берту, с загнутыми уголками страниц. Перечитав книги, Клод заметил, что испытывает некую смесь нетерпения и предвкушения. Однако другие исследования не стали источниками вдохновения для юного мастера. Поэтому он решил, что в дальнейшем ограничится исписанными вдоль и поперек свитками аббата. Тем временем Пьеро увлекся библиотекой, перерывая заброшенные груды книг. Делал он это не из любви к чтению – вряд ли венецианец вообще читал. Оказалось, что в свое время аббат использовал тяжелые фолианты в качестве прессов для засушивания насекомых Долины. Передвигая книги, Пьеро чувствовал себя словно в раю, где обитали в основном засохшие бабочки и мотыльки. Пока он исследовал чешуекрылых, калиф и визирь беседовали о шестеренках и блоках. Хотя поначалу Клод выражался не совсем точно, вскоре ему удалось добиться ясности терминов. С помощью учителя он набросал plan d'études.[99]

– Тебе необходимо, – сказал аббат, – за время подготовки к похоронам успеть совершить плавание за открытиями. Да, это морское выражение, но оно вполне подходит для определения сферы твоих интересов. Завтрашний день мы посвятим планированию маршрута. – Оже оглушительно чихнул и весь оставшийся вечер жаловался на подагру.

44

– Бернулли? – спросил Клод, в его голосе чувствовалось сомнение.

– Конечно, Бернулли, – ответил аббат. – Он, может, и умер, зато его бумаги – повсюду. И если Базель – это Базель (а им он, вероятно, и является), а братья Бернулли – это братья Бернулли (а так оно скорее всего и есть), тогда их работы самым тщательным образом сохранены и пронумерованы. Отметь это на карте. Воткни булавку в Базель.

Пьеро поместил булавку на развернутую карту Европы.

– А это что такое? – спросил Клод, пытаясь разобраться в писанине аббата при помощи импровизированного увеличительного стекла (его он нашел в часовне).

– По-моему, все очень четко написано, – сказал аббат после нескольких безуспешных попыток разобраться в собственном почерке. – Это Кунсткамера из Гессена.

– А! Та, что в Касселе?

– В Касселе, Клод. В Касселе. Где же еще ей быть? Отмечай Кассель. Это важная остановка. Мы напишем письмо смотрителю. По-моему, его зовут Доринг. По крайней мере так звали. Нет, лучше напишем обер-гофмаршалу Вельтгайму. Он устроит экскурсию. Мой тебе совет – не трать время на прославленную часть коллекции – меч Боабдила и селадоновый сервиз, привезенный из Китая графом Катцельнбогеном. И любыми способами избегай огромной коллекции слоновой кости! Тебе хватит дел в комнатах, приютивших под своими сводами механические, гидравлические и гидростатические приспособления. – Аббат потер руки. Он явно получал удовольствие от чтения подобных наставлений.

– Кассель отметили, – сказал Пьеро. – Каков следующий пункт назначения?

– Профессор Лант в Лейдене? – предположил Клод.

– Лейден будет пустой тратой времени. Нет необходимости посещать родину буршей. А вот коллекция Рюиша заслуживает остановки. Отметь Амстердам. Далее…

– Теперь мы подошли ближе к Турне. Жак-Дро и Лешо, – благоговейно произнес Клод. – Ты знаком с ними лично?

– Знаком ли я с ними лично? Конечно, знаком. Нас представили друг другу, когда они гастролировали с «музыкантом», «художником» и «писателем» – тройкой перехваленных автоматов. Эти игрушки ничего собой не представляли – чуть больше, чем заурядный часовой механизм в красивой обертке. Твое изобретение пристыдит их. Тем не менее ты должен отдать дань уважения. Может, чему и научишься. Пьеро, отмечай Невшатель и Ля Шо-де-Фон на карте.

Составление списка заняло почти весь день. Клод с лупой в руке исследовал свиток. Аббат, сидя в исповедальне, комментировал. Пьеро, согнувшись над картой Европы, набирал в ладонь булавки, чтобы затем быстро и точно их использовать.

К тому времени, когда они закончили, пятьдесят крошеных меток расположились на континенте и в южной части Англии. Примерно полдюжины других мест, где предполагалось учиться Клоду, были отмечены деревянными солонками (Смирна и Багдад) и пустыми пробирками (порты на островах Ост-Индии).

Возвращенный к жизни энтузиазм аббата помог делу. Конечно, Клод никогда бы не смог посетить все города и познакомиться со всеми учеными, которых знал старик. (Одних только «К» – Кнаусс, Кратценштайн, Кригсайн и т. д. – было столько, что это заняло бы больше года.) В итоге грядущее «плавание» сулило далеко не так много «открытий», сколько булавок стояло на карте. Путь следования сократился и оттого, что время, отпущенное для путешествия, было ограничено (из-за непредсказуемой природы оттепелей), ограниченными оказались и средства (из-за вполне предсказуемых затрат на дальнюю поездку). Англию вычеркнули из списка. Амстердам тоже. Рим и его Кирхерианум, безусловно, отпадал.

– Чтобы договориться с этими папистами-бюрократами, потребуется вся жизнь! – сказал аббат.

Торговые центры Турции, которые так завораживали Клода в юности, по словам графа, «пока останутся только названиями и больше ничем».

Радиус маршрута все сокращался, до тех пор, пока круг не замкнулся сам на себе. Теперь булавки помечали лишь города, расположенные вдоль границы Франции со Швейцарией: Невшатель с прилегающими землями, Базель и мелкие деревушки, которых было такое великое множество, что и не перечислишь. С некоторыми учеными предполагалось вести переписку. Под руководством аббата Клод строчил письмо за письмом, описывая в них лишь общие технические трудности и не затрагивая истинной природы исследований.

– Мы будем сидеть тихо до тех пор, пока будет возможность, – предупреждал аббат.

В течение трех дней запах сургуча свидетельствовал об эпистолярных потугах Клода, а почтальон пачками уносил послания с иностранными адресами. И всем, кто соглашался его слушать, письмоносец твердил: «Этот Клод Пейдж… Он пишет… письма!!!»

Клод лично знал только одного человека, с которым вел переписку.

– Нам нужно связаться с этим твоим извозчиком, Полем домом, – сказал аббат, – и настоять, чтобы он возил тебя. Это сэкономит наши деньги и время, ведь тебе не придется подстраиваться под расписания. А после он мог бы отвезти нас в Париж. Мы удвоим ему жалованье, лишь бы согласился.

Однако Клод решил взять под контроль врожденную расточительность своего наставника.

– Это не обязательно. Я знаю способ, каким можно привлечь его внимание и подешевле.

Клод написал короткое письмо, в конце которого как бы невзначай отметил: «Помимо обычного жалованья, обещаю тебе фирменный суп из кабаньей головы, который готовит Мария-Луиза, и солидный запас консервированных груш в густом сиропе».

Такой гастрономической взятки было достаточно, чтобы гарантировать приезд извозчика. Поль прибыл в Турне вместе с «Люсиль» и упряжкой отличных лошадей ровно через десять дней после того, как ему отправили письмо (извозчик перехватил его еще в Лионе).