Механизм жизни - Генри Олди

– …будут созданы полноценные биологические тела. С возможностью последующей модернизации. И, заметьте, никакого разверзания могил! Думаете, почему вы не видели людей во время обзорной экскурсии? Для кого выстроены все эти нанофабрики и энергокомплексы?

– Почему? Для кого?

– Мы освобождаем Землю для вас, наших предков! А сами уходим к звездам, осваивать новые миры. Вот обеспечим вас телами, энергией, пищей, одеждой – а там сами решайте, какой образ жизни выбрать. Вернуться к прежним занятиям, работать, учиться; остаться на Земле – или последовать за нами! Нам не хватает людей для освоения космоса. И мы будем рады, если часть предков…

Шевалье вздрогнул. Значит, сами решайте? Кого-то соблазнят посулами лучшей жизни вдали от Земли, переполненной воскресенцами, кто-то купится на романтику странствий. Остальных, если заартачатся, и не спросят! Вперед, под конвоем! – звеня кандалами, осваивать для потомков новые миры…

И Земля – пересыльная тюрьма.

«Не слишком ли мелко для Грядущего? Столь грандиозный замысел – Воскрешение Отцов! – и столь убогая цель: обеспечить себя дармовой рабочей силой? Что, если они и впрямь бескорыстны? Хотят вернуть сыновний долг? Что, если никакого подвоха нет, и это и есть Прекрасный Новый Мир, о котором мы мечтали?»

Ловушка? Утопия?

– …ответьте!

– Вы поставили меня перед трудным выбором. Я не знаю, верить вам или нет. Принимая решение, я должен представлять себе его последствия. Что будет, если я откажусь?

Переговорщик со вздохом опустился на песок. Сел, скрестив ноги, понурил голову. На него было жалко смотреть.

– Ничего не будет. Связывающий нас темпорал закроется. Мы больше не увидимся. Разве что вас удастся воскресить с помощью другого ретранслятора… Навредить вам за ваш отказ мы тоже не сможем – и не захотим. Зачем? Каждый выбирает для себя.

– А ваш проект?

– Как-то справимся. – Переговорщик уныло махнул рукой. – Вы не единственный ретранслятор в вашем секторе. Не скрою, у вас очень высокий потенциал. Один такой объект… О, простите! Короче, вы – большая удача. Обязан предупредить, что с вашим предшественником у нас тоже не сложилось. Отказался, знаете ли, наотрез.

– Предшественник?

– Да. Потенциал гораздо выше вашего; сам вышел на контакт… Увы, оказался упрям, как осел, – на сей раз Переговорщик забыл извиниться. – Старая песня про Апокалипсис. Вот почему мы так осторожничали с вами.

– Кто он, если не секрет? Я с ним знаком?

– Исключено. Он умер до вашего рождения. Адольф фон Книгге, барон.

– Эминент? То есть как это умер? И как это мы не знакомы? Очень даже знакомы! Живехонек ваш телеграфист! Даже излишне, как по мне…

– Не может быть, – строго заявил Переговорщик. Однако в глазах его мелькнула искорка интереса, гоня уныние. – Вы ошиблись. Адольф Франц Фридрих фон Книгге умер в 1796 году. Полагаю, кто-то мистифировал вас, выдавая себя за покойника.

– Тогда полковник Эрстед тоже ошибается. А уж он-то отлично знает фон Книгге! Говорю вам: барон жив! И весьма деятелен. Кстати, это он инициировал у меня способность к путешествиям во времени. Не знаю уж, благодарить его или проклинать.

– Активация вторичного ретранслятора? Да, он способен… Вы точно уверены, что это фон Книгге?!

Переговорщик снова оказался на ногах. Таким возбужденным он не был даже во время рассказа о проекте.

– Абсолютно. Совсем недавно мы оба находились в России. Правда, не встретились, о чем я ничуть не жалею.

– Если фон Книгге жив… если вы с ним увидитесь…

– Надеюсь, что нет.

– …передайте ему! Обязательно передайте, прошу вас! Он все неправильно понял! Какой, в черную дыру, Апокалипсис! Апокалипсис – наихудший исход истории Человечества. Вдумайтесь: сто сорок четыре тысячи праведников попадают в рай, а остальные мучатся в аду. Это же кошмар! Это означает, что на вечные муки обречены ВСЕ!

– Почему все? – оторопел Шевалье.

– А разве настоящий праведник может спокойно нежиться в раю, зная, что его друзья, родные, соседи, наконец, – в Преисподней? Возможна ли праведность без сострадания? Без любви к ближнему?! Я, извините, не ориентирован религиозно, но с этим тезисом полностью согласен. Праведники, скорбя о близких, будут в раю терзаться во сто крат горше, нежели грешники в геенне! И так пребудет во веки веков…

– Кошмар… – только и смог выдавить потрясенный Огюст.

– Это не моя идея. Так писал Николай Федоров, заложивший основы нашего проекта. Он был уверен, что печального итога можно избежать. Для этого надо не ждать Страшного Суда, но самим воскресить своих Отцов! Да, так и писал: Отцов. Матерей он не рассматривал. Что поделать: дикие нравы, издержки воспитания… Простите, я отвлекся. Федоров предлагал собрать атомы, из которых состояли тела живших ранее, и сложить их заново. Но сбор атомов – занятие архитрудоемкое, а главное, бессмысленное. Тела – не проблема. Главное, извлечь из прошлого волновые матрицы людей.

– И женщин тоже?

– Всех! Структуру личности, память, генокод. Если угодно – душу. Этим мы и занимаемся…

Они не боги, понял Шевалье с болезненной остротой. Не ангелы. И не демоны. Они не всеведущи. Эминент легко обманул их своей ложной смертью. Они не всемогущи. Переговорщик умоляет его, Огюста Шевалье, «троглодита» из глубины веков, о помощи. Всеблаги ли они? Вряд ли. Даже если намерения у потомков самые благородные… Революции часто заканчиваются гильотиной и расстрелами. Насколько потомки мудрее нас?

Все ли они учли?

Ему чисто по-человечески был симпатичен Переговорщик, бросивший работу, чтобы слетать к рожающей жене. Веселый ангел-лаборант, спасший Огюсту жизнь – и не унывающий, даже получив нагоняй от начальства. Пожалуй, он бы хотел видеть их среди своих друзей. И если фон Книгге, лжец и убийца Галуа, отказался от сотрудничества…

– …умоляю! Если вы встретите фон Книгге – раскройте ему глаза! Он умный человек, он поймет. Темпорал может открыться вновь. Мы не держим на него зла, мы открыты к контактам…

– Если фон Книгге меня встретит, – вздохнул Огюст, – он, скорее всего, постарается меня прикончить. Тем не менее, если случай сведет нас, я передам ему ваши слова.

– Ну а вы, вы сами?! Что вы решили?

– Не знаю. Мне стыдно признаться, но я боюсь. Боюсь сделать ошибку!

– У нас нет времени!

Рукопись Галуа, вспомнил Огюст. Je n’ai pas le temps. У меня нет времени…

– Поймите меня правильно.

– Канал истончается…

– Мне нужно подумать.

– Я буду ждать вашего ответа!.. Мы будем ждать!..

4

– …Адольф Франц Фридрих, барон фон Книгге…

Имя, произнесенное там, где нет ни времени, ни пространства, ни материи; где безраздельно царствует один лишь Эфир. Имя, повторенное дважды и трижды. Твое имя! Даже будучи при смерти, Посвященный слышит зов.

И решает, что делать дальше.

Эминент не колебался ни секунды. Пусть телом он угасает в четырех стенах, не в силах выйти на улицу. Пусть! Дух его по-прежнему свободен. Ухватившись за имя, долетевшее из вышних сфер, как за нить Ариадны, фон Книгге устремился прочь – из бренной плоти, из ноябрьской Москвы. Тонкий мир сомкнулся вокруг, закружил, увлекая в глубины безвременья. Наверное, стоило бы превратить унизительное кувыркание в плавное скольжение, внеся толику Порядка в окружавший Хаос.

Но он экономил силы.

Покинутое тело расслабилось, лежа на кровати, задышало ровнее. Разгладились черты лица. А там, в невидимой дали, нить-имя натянулась, дрожа от напряжения. Барон ощутил себя отчаянно бьющейся форелью, которую подтягивает к берегу умелый рыбак. Накатила злость, и фон Книгге усмехнулся, помолодев душой.

Это мы еще посмотрим, кто тут рыба!

В зыбком хаосе проступила двойная спираль – снежный вихрь бушевал впереди. Путеводная нить вела в крутящуюся мглу, но эфирное течение сносило Эминента в сторону. Значит, придется поднапрячься.

– …Огюст? Огюст Шевалье?!

Окрик застал Огюста врасплох. Скользя во вселенском «штопоре», он завертел головой, высматривая источник зова. В той стороне, где бурлило Настоящее, темный силуэт раздвигал витки спирали Механизма Времени.

«Тысяча чертей! Да я здесь не один…»

Натужно заскрежетали шестерни. Вращение замедлилось. Мигом позже, в облаке искрящейся ледяной пыли, взору Шевалье явилась птица-тройка – крылатая упряжка. Три черных лебедя, клекоча по-орлиному, несли золоченую гондолу с загнутым носом. Коренник зло косил на Огюста налитым кровью глазом. А в гондоле, крепко сжимая вожжи, стоял…

– Эминент?!

– Я тот, кого вы звали.

– Я? Звал?!

Огюста понесло на тройку, нервно хлопающую крыльями. Молодой человек задергался, пытаясь избежать столкновения. Его мотнуло из стороны в сторону, шваркнуло о вращающуюся «стену». Зубцы снежинок обожгли спину резкой болью. Шевалье заорал, и гондола пронеслась мимо, обдав его ветром – неожиданно теплым, с запахом курятника.