Темное дело (сборник) - Кубаев Рауфжон Джамилович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но самое интересное, в этом я был уверен, ждало нас впереди. Нас ожидал финал трагедии, и никто иной, как ваш покорный слуга, собирался быть и его режиссером, и исполнителем одной из главных ролей.
До торжественного ужина оставалась еще пара-тройка часов, и мне нужно было провести это время с максимальной пользой для себя. Ну, и, разумеется, для остальных.
Сначала я хотел попросить кое о чем командира Зотова, но, подумав, отказался от такого очевидного решения. Уверен, что он немедленно стал бы пороть горячку и испортил бы мне всю встречу Нового года. Никогда не надо спешить, а в таком деле в особенности, это я вам говорю, Григорий Лапшин.
Я просто раздувался от мыслей о собственной значимости. Меня распирало от желания немедленно раструбить всему миру, какой я умный и проницательный. Я еле сдерживался. Я проявил чудеса сдержанности. Я был не только умница — я был герой.
— Хочешь, анекдот расскажу? — спросил меня Сюткин. Мы втроем сидели в нашей каюте — я, он и Рябинина.
— Давай, — широко улыбнулся я ему.
Как-то странно на меня поглядывая, он начал:
— Прибегает монашка к настоятельнице монастыря и кричит: «Матушка, меня только что изнасиловали трое разбойников! Я шла в монастырь, а они поймали меня на дороге и все трое — изнасиловали! Что мне делать матушка?!» А настоятельница ей и отвечает: «Съешьте лимон, дочь моя». Монашка удивилась: «Это что — снимет с меня грех?» «Нет, — отвечает настоятельница, — это снимет с вашего лица выражение истинного блаженства!»
Я засмеялся, а Рябинина — та просто зашлась от хохота, и я тут же заподозрил неладное. Анекдот был не из тех, которые пользовались у ней популярностью.
Я закончил смеяться и вежливо сказал:
— Не понял.
— Что ты не понял? — хитро улыбался Костя. — Анекдот?
— Нет, анекдот я как раз понял, что там понимать, — ответил я. — Я не понял — к чему ты его рассказал?
— А-а, — рассмеялся он. — Да вот смотрю на твою рожу и все время хочется сказать: съешь лимон, Гриша! Ты просто светишься!
— Понятно, — кивнул я. — Ну что ж, Костя, ты сам начал эту тему, так что не обессудь. Дело в том, что известная тебе журналистка Юлия Рябинина дала мне сегодня согласие на наш брак.
— Поздравляю! — искренне и прочувствованно проговорил Костя. — И тебя поздравляю, Юля.
— Спасибо, — сказала она.
Но я продолжил:
— Ну вот. А это значит, — что? Что, во-первых, ты присутствуешь на нашей помолвке, а во-вторых, ты ночуешь сегодня в каюте покойного.
— Почему это?!
Господа, не волнуйтесь. Костя Сюткин — настоящий товарищ, он такие мерзкие слова произнести не мог, он все прекрасно понимает. Слова эти произнесла Юлия Рябинина собственной персоной, чем основательно меня потрясла. Во всяком случае, спесь с меня была сбита начисто.
Я вытаращился на нее.
— Как это — почему? — пролепетал я. — Но… Ты же дала согласие!
— Ну разумеется, дала, — усмехнулась Рябинина. — Я теперь твоя законная невеста, не так ли? А невеста должна блюсти свою честь. Только после венчания, уважаемый жених. А до свадьбы — ни-ни. Все понятно?
Я был ошеломлен. Я даже на Костю перестал обращать внимание. Я был просто смят этой логикой.
— Послушай, — попробовал я воззвать к ее здравому смыслу, — мы же с тобой в некотором роде уже вроде как…
Она меня перебила.
— Не хами, Лапшин, — почти ласково сказала она, не давая мне, слава Богу, закончить — я бы как пить дать запутался. — Не надо хамить своей невесте. Мы, конечно, с тобой спали когда-то, не при Косте будет сказано, но тогда я была твоей любовницей, и это не противоречило статусу… Сегодня, как известно, ситуация изменилась. Причем, как я понимаю, в корне. Я — твоя невеста и понимаю, какая высокая это честь. Я, можно сказать, ясно осознаю свою ответственность. И я буду последовательна до конца! Я буду… — она замялась, подыскивая слово.
— Непорочна, — закончил я за нее. — Аминь! Да будет так. Только ты напрасно беспокоишься за нравственность Кости и боишься прямо что-то при нем говорить. Врач Блудов и медсестра Эльза могли бы тебе кое-что рассказать на этот счет. Нельзя жить иллюзиями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Костя вскинул на меня глаза, хотел что-то сказать, но только что-то хрюкнул, что с его стороны было вполне благоразумно. Я был зол.
— Это не мое дело, — быстро проговорила Рябинина.
Но на Костю посмотрела как-то по-новому, отчего тот изрядно смутился.
— Ну хорошо, — встал я. — Вы тут посидите, а я схожу кое-куда. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения капитану.
Они промолчали, и я понял, что шутка повисла в воздухе. Ну и ладно. Мне действительно нужно было ненадолго отлучиться.
Я кивнул им, вышел и, закрыв за собой дверь, пошел по коридору. Мне предстояло сделать последнее очень важное дело. Я искал матросов — Володю и Игната. Это хорошие ребята, и я им верил.
2
Конечно, если б я хоть на один процент полагал, что до праздничного банкета могло произойти что-нибудь ужасное, что-нибудь из ряда вон выходящее, я бы ни минуты не раздумывал и все рассказал командиру Зотову, чтобы пресечь даже возможность возникновения инцидента. Но я был уверен, я давал голову на отсечение, я давал сто процентов, что ничего экстраординарного не произойдет. Все плохое позади.
Если мои размышления ошибочны, то и дергаться не надо. Может пострадать хороший человек, и виной тому станут мои амбиции. Если же мои выводы верны, то волноваться не стоит: я был уверен, что теперь убийца затаится. Мне бы стихи писать…
Я постучался в каюту Туровского.
— Войдите! — крикнул он из-за двери. — Не заперто.
Я вошел.
— Привет.
Я впервые пришел к нему в каюту и, может быть, поэтому он выглядел немного испуганно:
— Только не говори мне, что нашел чей-то труп, — сказал он. — Тогда ты будешь возиться с моим.
— Не волнуйся, — ухмыльнулся я. — Трупов больше не будет.
Он успокоился, а потом посмотрел на меня неожиданно строго и спросил, как спрашивают ребенка:
— Обещаешь?
Я рассмеялся.
— Торжественно клянусь, — сказал я и поднял вверх правую ладонь.
Он тоже был хорошим человеком, и можно было рассказать ему все, но я боялся, что он начнет опережать события, дров наломает.
С другой стороны, человек он вроде достаточно тонкий, это не Лева Яйцин, с ним вполне реально договориться.
К тому же мне нужны Володя и Игнат, а Туровский мог бы оказать мне неоценимую помощь в переговорах с ними.
Вот это последнее обстоятельство и стало решающим в моих колебаниях. Я решил ему полностью довериться. И как показали дальнейшие события, был абсолютно прав. Черт возьми, иногда я просто влюблен в себя, но ведь, как ни крути, это так понятно.
— Максим, — сказал я. — Я знаю, кто убил Рохлина.
Он недоверчиво на меня посмотрел и саркастически усмехнулся:
— Прищипенко?
Я не принял шутку.
— Я действительно знаю, кто убил Рохлина, — твердо проговорил я. — Я знаю, кто рассылает эти открытки. Я знаю, где находится Калачев. Господин распорядительный директор, я знаю все.
Ему уже довольно давно не удавалось закрыть рот, который удивленно раскрылся сразу после того, как в моем голосе зазвучали стальные нотки.
Он понял, что я не шучу.
— Кто? — выдохнул, наконец, он.
Я вздохнул и начал рассказывать.
Договорившись обо всем с Туровским и оставив его в наилучшем расположении духа, я вышел из его каюты и отправился к себе. Настроение у меня тоже было неплохое. Моя версия впервые выдержала испытание на прочность. И это радовало.
Нужно было отдохнуть, собраться с мыслями, — я собирался произнести праздничную речь на банкете, мы с Туровским договорились, как лучше это сделать. Оставались самые последние мелочи, но их Максим взял на себя. За него я был спокоен.
И все-таки изнутри меня трясло. Я никак не мог справиться с мелкой дрожью, которая сотрясала мои внутренние органы. Чтобы хоть немного привести их в норму, я отправился в «Нирвану». Мне нужно срочно выпить граммов сто, а лучше двести, думал я. Подумав еще немного времени, я решил, что напиться я еще успею и поэтому остановился на пятидесяти.