Корректировщики - Светлана Прокопчик

Оля скрипнула зубами. Больше всего в Якове ее бесила эта циничность, смешанная с сопливой сентиментальностью.

У него самого родителей дома не оказалось. Олю это как-то не насторожило. Яков вспомнил о маленьком споре: Оля как-то заявила, что ее связать невозможно. Принес сначала ремень. Хороший кожаный ремень. Связал ей запястья. А у Оли были узкие кисти, к тому же неплохо “архивирующиеся”. Конечно, из ремня она выскользнула. Тогда он принес веревку. Долго обматывал ей руки, Оля делала вид, что испугалась, а на самом деле оставила зазор. Потом он наклонился связать ей ноги, а она в это время вывернула кисти внутрь и веревка просто упала. Оля красиво ступила прочь из петли. Тогда Яков вскочил, схватил ее на руки и кинул обратно на диван, а сам упал рядом.

Оле стало страшно, она вдруг поняла, что он запросто сможет ее уложить, и на сопротивление не посмотрит. Но тут, к счастью, пришли его родители, он отвлекся и остыл. Потом включил синтезатор. Оля деликатно — на самом деле для безопасности — забилась в угол. Яков спел пошлую песенку:

Я хочу владеть тобой всецелоЦеловать твое большое тело.[7]

И долго смотрел на нее лукавыми сладкими глазами. Оля смутилась и обиделась. Ей и без того казалось, что она слишком полная, а тут он еще намекает на ее “большое” тело. Если б его мама в этот момент не позвала пить чай, Оле наверняка удалось бы учинить вожделенную ссору — уж больно случай подходящий, гнев даже инсценировать не нужно.

За чаем его родители устроили Оле настоящий допрос: где учится, из какой она семьи, почему перевелась из Московья. На последний вопрос Оля честно отвечать не стала, заявила, что ей интересны космические технологии. Потом отец Якова спросил, когда у Оли день рождения.

— Нескоро, — отмахнулась она. — В середине мая.

— Мы тебе машину подарим, — сказал он.

У Оли отвисла челюсть.

— А квартиру — на диплом. Если здесь. Если в Московье, то чуть подождать придется. Да? — он вопросительно посмотрел на Якова.

— Вполне, — согласился тот. — Лучше подождать, и в Московье.

Оля со стуком захлопнула рот. Никакого чая ей больше не хотелось. С трудом отсидела положенные полчаса, потом сказала, что не голодна и перебралась в гостиную.

— Я хочу домой, проводи меня, — сказала она, как только Яков к ней присоединился.

— Так рано?!

— Завтра, между прочим, в Академию, а еще сколько ехать.

— Какие проблемы? Ты можешь переночевать у меня.

— Я хочу спать.

— Ну и поспишь.

— С тобой? А родители?!

— Они ничего не скажут. Даже если б мы с тобой занимались любовью, а они вошли бы в комнату, они извинились бы и вышли.

Оля не могла понять такой свободы нравов. Яков принялся ее уговаривать. Потом заявил, что не выпустит ее из квартиры. Оля уже почти в истерике, не надеясь на успех, выложила следующий аргумент:

— Я устала, понимаешь?! И вообще, я еще маленькая для подобного времяпровождения!

Яков посмотрел на нее очень внимательно:

— Ты в самом деле так считаешь?

— Да!

— Если ты так думаешь, значит, и на самом деле маленькая.

В метро Оля спросила:

— Твои родители всегда так шутят? Насчет подарков и прочего? А то я себя идиоткой чувствовала.

— Они не шутили. И насчет квартиры в Московье… Я потом с отцом перемолвился, может, в Америку уедем.

— Не поеду ни в какую Америку.

— А куда ты хочешь?

— На Венеру! — выпалила Оля.

Яков скривился:

— Там нет ничего, кроме грязи и уголовников. И вкалывают там все. Мы поженимся и поедем в Америку.

— Я не выйду за тебя замуж.

Яков снисходительно отмахнулся:

— Все уже решено. Ты моим родителям понравилась.

— Зато они мне не понравились! И ты мне тоже не нравишься! И вообще, я другого люблю. Между прочим, он говорит, что на Венере очень красиво.

— Это ты с ним собралась на Венеру?

— Да, с ним!

— Да что ж это за мужик — тащить женщину на Венеру? — сказал Яков с таким презрением, что Оля взвилась:

— Он в тыщу раз лучше тебя! Умный, воспитанный, честный! И мне с ним хорошо. И еще он не трус!

— Зато нищий. Хватит кричать, я ж не дурак. Если б он в самом деле был таким прекрасным, ты сейчас была бы с ним.

“И была бы, если б он позвал”, — чуть не сказала Оля.

— Моя мать тоже отцу говорила что-то подобное. И ничего, двадцать пять лет прожили. Так что не надо капризничать. Я понимаю, ты боишься, — он гаденько улыбнулся и приторно посмотрел на нее, — я ж давно понял, что ты девственница. Ты даже целоваться не умела, когда я первый раз тебя поцеловал. Это так, к вопросу о якобы существующем любимом человеке. Но ты не волнуйся, у меня опыта достаточно, я все сделаю так, что тебе понравится.

Олино терпение лопнуло. Она выскочила из вагона, благо, поезд стоял на станции. Краем глаза увидела, что Яков направился за ней. Тогда она сорвалась с места и понеслась, как рысак на скачках. В переход, там прыгнула в отходивший поезд… Яков не отставал, только попал в соседний вагон.

И все-таки она от него отделалась. Ехала домой и боялась, что Яков ее обогнал и догадался встретить у выхода. Или у ее подъезда. Оля позвонила Илье: если Яков увидит ее с другим, не подойдет. Тем более, что Илья довольно крупный. Яков просто струсит.

Илья холодно сказал, что занят и встретить ее у метро никак не может. Оля попыталась уговорить, но он положил трубку. Она чуть не расплакалась — ведь только два дня назад все нормально было, и опять он ни с того, ни с сего рычит на нее! Да еще и в такой ситуации, где она не обойдется без его помощи.

Ее опасения были напрасными. Яков ее не караулил.

22 ноября 2083 года, понедельник

Селенград

В понедельник утром, перед первой парой, Яков догнал Олю на лестнице. Поймал за рукав, строго спросил, что все это значит. Оля молча вырвалась и продолжала подниматься. Опять догнал:

— Ты собираешься разговаривать со мной?

— Нет.

Яков отстал. На большой перемене Олю отыскал его друг, из тех, с кем они ходили на концерт “Парфенона”. Начал уговаривать помириться. Оля охотно побеседовала с ним. Изложила свою позицию, он попробовал доказать, что она неправа. Что не права, Оля знала и сама, но поди докажи ей это! В конце концов Оле стало скучно, она не знала, как отделаться от парламентера-энтузиаста. Выручил Царев. Отвел ее в сторону, тихо спросил:

— Тебе ведь Моравлин про Службу говорил?

Оля, не зная, тайна это или нет, на всякий случай сделала круглые глаза:

— Какую Службу?

Царев нетерпеливо отмахнулся:

— Ладно, он мне сам только что рассказал, что говорил. Тут дело в чем. У нас есть подозрение, что твое предвидение будущего — не случайное совпадение. В общем, тебе надо пройти тестирование.

Оля вспомнила, как отец Ильи подарил ей флакон таблеток, снимающих усталость. Здорово они помогали. У Ильи тоже такие были, носил с собой, она один раз видела флакон у него в сумке. Оле, конечно, очень хотелось работать с Ильей, можно сказать, она мечтала об этом.

— Хорошо, — кивнула она.

— К шести вечера. В кабинет психолога. И найди Роберта Морозова.

— Он, по-моему, заболел.

— Уже выписали, — уверил ее Царев. — Я видел его утром, но далеко, сам предупредить не успел. В общем, скажи ему, чтоб тоже пришел. Тоже к шести.

— Конечно!

Роберта Оля нашла через пять минут. Просто попросилась на третьей паре выйти “в туалет”, а Робкина группа занималась на этом же этаже. Вызвала его в коридор, ничего не стала объяснять, просто сказала, когда и куда надо подойти. Робка не расспрашивал. Вот и отлично.

22 ноября 2083 года, понедельник

Селенград

Этот разряд Илья почувствовал. Года два назад на тренировке он сломал коренной зуб и случайно коснулся языком оголенного нерва — так вот, ощущение было похожим. Такая же резкая, дергающая боль. Только не в челюсти, а в позвоночнике. И намного сильней.

Когда перед глазами перестали мельтешить искры, Илья набрал рабочий номер Лоханыча. Телефон не работал, Илья перезвонил по личному номеру:

— Лоханыч, че стряслось?

— Илюха, а я тебе звонить собирался. Я тут без техники остался, не поможешь?

В лаборатории Илья застал следующую картину. По полу ползали Бондарчук, Иосыч, Котляков, Черненко, Робка Морозов, Митрич и Дим-Дим. Они ковыряли щитки и шипели лазерной сваркой. Вся ремонтная техника и освещение были подключены к переносным аккумуляторам. Бондарчук ругался матом. Нет, даже не ругался. Он им говорил. Изысканно рассуждал о том, какие сволочи эти “руты”. Робка чувствовал себя виноватым, поэтому молчал. Остальные переговаривались редко и по делу. Илья посмотрел на них и без дополнительных приглашений включился в работу.

По ходу дела ему рассказали, что произошло. Робка с перепугу во время тестирования дал пробойный разряд. Результат — выгорела вообще вся техника у Лоханыча, во втором корпусе Академии погас свет. Хорошо хоть время позднее было, уроки уже закончились.