Солдаты - Михаил Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваша кровь, товарищ Голубева, ему очень помогла. Теперь опасность миновала. Он уже хорошо разговаривает, может сидеть. В госпиталь эвакуироваться наотрез отказался. Врачи хотели его все-таки отправить, но начальник политотдела вступился, велел лечить на месте…
Шахаев спал. Разведчики хотели было уйти, но он проснулся, остановил их, осунувшийся, посмотрел на ребят счастливыми глазами. Признался:
— Думал, забыли совсем. Обидно стало. Горько даже как-то… Вот штука какая… — он говорил с паузами, видно, еще кружилась голова, а в черных раскосых глазах — воспаленный, но живой и, как всегда, умный, проницательный блеск. — А ведь в сущности-то вы не виноваты. Не было у вас времени — и не пришли… А я так… слабость дурацкая… Эгоизм глупый. Над собой сжалился. Нехорошо, — строго осудил он себя и вдруг спросил: — А где же Ванин, Камушкин?
О Сеньке ему тут же все рассказали, а насчет Камушкина успокоили: «Прибежит сейчас, за газетами пошел».
Наташа стояла в сторонке. Ей почему-то было неловко смотреть на парторга, стеснялась. Она вспомнила, как на Днепре, потеряв сознание, он называл ее имя. Шахаев тоже немного смущался от ее присутствия.
— А я тут политинформацию провожу, — рассказывал он, обращаясь к разведчикам. — Скучно без дела. Да и народ вокруг интересный. Вчера один рядом лежал… руку ему отрезали… из новеньких. Спрашивает меня: «Рассказали бы вы нам, как это получилось, что в сорок первом году нас так здорово поколотили немцы. А ведь до войны говорили, что наша армия самая сильная, и вдруг аж до самой Москвы… А вот зараз мы их колошматим. Неужто мы после таких потерь сейчас сильнее стали?..» Вопрос, как видите, серьезный. А мне, признаться, говорить трудно было. Да и чувствую, что не могу объяснить толком. Мочи нет, да и разучился. А хотелось ответить…
Шахаев не договорил. Тихая и грустная улыбка тронула его большие сухие губы. Разведчики ждали, что он скажет еще.
— Объяснил… но, кажется, плохо. Не понял меня вроде тот безрукий… И все же приятно: люди наши много думать стали… Вот, наверное, этот паренек раньше не задумывался над таким вопросом, а сейчас… словно он лично отвечает перед всем миром и все должен знать. Это… — помолчал немного и закончил убежденно: — Хорошо!
В палатку вбежал взъерошенный и сияющий Камушкин.
— Товарищи, слушайте, что я вам прочту, — выпалил он не переводя дыхания и даже позабыл поздороваться с Шахаевым. — Новость-то какая!
Не дождавшись приглашения, Вася быстро развернул газету и торжественно, с дрожью в голосе начал читать:
— «Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза…»
Тут Вася сделал интригующую паузу, посмотрел сначала на Забарова, потом на парторга и, убедившись, что пауза сделала свое дело, продолжал:
— «…гвардии подполковнику Баталину Григорию Ивановичу, гвардии подполковнику Тюлину Петру Васильевичу, гвардии капитану Крупицыну Александру Петровичу, гвардии старшему лейтенанту Гунько Петру Ивановичу».
Далее Камушкин пропустил несколько фамилий и прочел лишь подчеркнутые им:
— «…гвардии лейтенанту Забарову Федору Федосеевичу, гвардии старшему сержанту Шахаеву Шиме Сахаевичу». Указ подписали, — закончил Вася с той же торжественностью: — «Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин. Москва, Кремль».
И ликующий комсорг передал газету Шахаеву:
— Почитайте, пожалуйста!
Забаров наклонился к парторгу, и вместе они стали рассматривать газету. Потом Вася передал им приветствия командира дивизии и начальника политотдела:
«Желаем вам успеха в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и в личной жизни. Вся страна гордится вами, товарищи!»
— А генералу не присвоили разве?
— Как же, и ему присвоили! — сказал Камушкин и пояснил: — Про это в центральных газетах напечатано.
Шахаев бережно сложил газету и бумажку с приветствием, спрятал их под одеяло, закрыл лицо руками и положил голову на подушку.
Забаров крупными шагами ходил по палатке.
По брезенту хлестали холодные капли дождя. Ветер свистел в оголенных сучьях, раскачивая молодые деревца. За лесом стучали зенитки. Слышались раскаты бомбовых разрывов — третьи сутки кряду немцы бомбили большое село Зеленое, где теперь размещался штаб гвардейской армии. На разбитом грейдере ревели тягачи, танки, выбивались из последних сил грузовики. В лесу пахло грибами и шиповником, а также молодой дубовой корой.
Медсанбат жил по-будничному. Из операционной доносился спокойный и грубоватый голос хирурга. Повинуясь этому голосу, сновали по палатам сестры и санитары. Смерть бойца на поле боя хоть и печальное, но все же обычное явление. К ней там привыкли, она никого не удивляет. Смерть в медсанбате — это уже чрезвычайное происшествие. Тут с ней борются, и, когда в этой борьбе она все-таки оказывается победительницей, люди, работающие в медсанбате, долго не находят себе места.
«Умер в медсанбате…»
Нет горше этой вести!
— Не могли спасти человека, — с болью и досадой говорят в таких случаях фронтовики.
Признаться, такого печального известии ожидали разведчики и о Шахаеве.
А он выжил!.. Выжил… и никогда не узнает, чья кровь помогла ему победить в тяжелой борьбе со смертью. А врачи забудут: мало ли у них доноров…
— До свиданья, товарищ старший сержант! Выздоравливайте поскорее…
Девушка протянула ему свою маленькую руку. Шахаев чуть тронул ее и отпустил.
— До свиданья, Наташа. Спасибо, что пришла… К границе вместе пойдем!..
Разведчики вернулись в Веселую Зорьку. Там их ждала новость: лейтенант Марченко получил назначение в стрелковый батальон и ожидал Забарова, чтобы передать ему роту. Встретил он Федора холодновато, поздоровался через силу.
— Поздравляю, Забаров, с Героем… — он сунул свою тонкую нервную руку в огромную и горячую ладонь Федора. — Ухожу в батальон капитана Бойко, адъютантом старшим. Разведчиков приказано сдать тебе. Ты ведь теперь Герой, а я что… Заходи в гости, за Александровкой стоим…
Забаров сделал вид, что не чувствует холодка в голосе Марченко, и принял поздравление, как будто оно шло от чистого сердца.
— Спасибо, товарищ лейтенант. Как твоя рана?
— Пустяки. Заживет…
— Что ж, собрать разведчиков, будете прощаться?
— Не надо, — отрезал Марченко. — Давай принимай…
— А чего ее принимать? — удивился Забаров. — Я и так… ее хорошо знаю, — он хотел сказать: «Я и так ею давно командую», но сдержался — не хотелось ссориться напоследок. Кроме того, ему было даже жаль прежнего своего начальника: как-никак, а ведь Марченко был когда-то очень хорошим офицером. Забаров хотел было дать лейтенанту несколько полезных советов, но не стал делать этого, зная, как не любит Марченко нравоучений. «Пропадешь ты, друг милый, ни за что! Оторвался от всех, идешь стороной, не прислушиваешься, что говорят о тебе, не видишь, что делается вокруг. Споткнешься, упадешь. Больно будет…» — думал Забаров, пристально всматриваясь в поджарую фигуру Марченко.
— В роте все в порядке. Так что можно формальности пособлюдать, — сказал Федор.
Марченко даже обрадовался этому: меньше канители!
— Что ж, тогда все! — он отвернулся от Забарова и направился в хату, куда только что вошла Наташа. Вызвал ее в сени.
— Прощай, Наташа, ухожу!.. — сказал он, взяв ее за обе руки.
— Куда же вы?
Марченко ответил.
Потом долго молчали.
— Значит, нет?.. — спросил Марченко и посмотрел ей в глаза.
— О чем это вы?.. — испугалась Наташа.
Он ответил взглядом — печальным и требовательным. Девушка выдержала его взгляд, поняла все и испугалась еще больше.
— Как же можно… так?.. Как же?.. — и заплакала злыми слезами.
Марченко побледнел. Ему стало ясно, что это — конец, точка. Он резко оттолкнул ее от себя и выскочил на улицу.
Долго шагал, не зная куда. И только на другой стороне селения вспомнил, что его вызывал к себе начальник политотдела. Марченко направился прямо к нему. Демин принял его немедленно, но, предложив стул, попросил обождать — полковник разговаривал с капитаном Гуровым. На широком крестьянском столе перед ними лежала карта Румынии.
«Зачем она им понадобилась?» — подумал Марченко. Профессиональное любопытство старого разведчика не давало ему покоя, и он пододвинулся поближе к столу. По лицу Демина, бледному и нахмуренному, было видно, что он чем-то недоволен, серые глаза его часто поднимались на инструктора.
— Я же просил вас, товарищ Гуров, отметить на карте все графские и боярские усадьбы. Почему вы этого не сделали? — строго, но, впрочем, спокойно спросил Демин. — Неужели вы не понимаете, как это для нас важно?
