Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фернандо, стань на наше место: нам надо рыбу сдать, загрузить лёд, довезти до Байгоррии и плыть тринадцать-четырнадцать часов, и мы кажду неделю плывём в пятницу, чтобы сдать в субботу. Но мы приплываем на табор толькя в понедельник вечером, а там рыба пойманна ждёт льда. – Он извиняется.
На другой раз ишо хуже. Привозим рыбу, его нету, всю ночь прождали, всё нету, телефон выключенной, в одиннадцать часов я не вытерпел, поехали в телефонку[246] бразильску звонить Карлиньёс. Дозвонился и сказал:
– Мы так работать не можем: он празднует, а мы мучимся.
– Хорошо, я всё налажу.
Андрияна я оставил у Фернандо на ограде. Когда вернулся, Фернандо извиняется, что толькя что приехал, а Андрияна он не видел. Андриян мне сказал, что всё врёт: толькя что стал с постели. Да, глаза заспа́ты. Мы промолчали, рыбу сдали, Андриян распсиховался и больше не поехал сдавать, пришлось мне одному ездить с водителям. Но история продолжалась, и Карлиньёс ничто не мог сделать, а Фернандо запугивал:
– Не будете сдавать рыбу, вообче на границу не сможете привезти.
Но уже стало тепло, можно вернуться в Сальто. Андрон отличился во всём, молодец, ето парень замечательный, кроткий, послухливый, угодительный, мы его сполюбили.
На Байгоррии что ро́стют осетра, потеряли много рыбы. Пошли бури, прорвало садки, и осетёр ушёл. Мы его ловили внизу уже по шесть-семь килограмм, и даже попадался с икрой. Но хозяева сумели достать с России другого сьентифика, Михаила Рогова, жена Елена, он всё наладил, и у них дело пошло. Ему плотют месячну зарплату в размере тысяча пятьсот долларов, а жене девятьсот долларов, он за все ети года запускал мулькёв, и у них уже пошла прибыль. Нонче оне сдали на два милливона долларов, но с каждым годом ето растёт, на будущай год перспектива на пять милливонов долларов, а на следующай двадцать милливонов долларов, ето очень шикарный бизнес. В Россий осетёр вырастает за двадцать три года, во Франсыи за семнадцать годов, а в Уругвае за пять лет, ето всё значит климатические условия. Спрос с чёрной икры большой, а её как капля в море, не хватает. С моёй точки зрение, Аргентина Рио-Негро подошло бы – самый благоприятный климат для осетра и лосося́. Хороший бизнес, но грошей нема. Михаил – хороший мужчина, но жалко, что лишного пьют, может потерять работу.
18
Стало тепло, траир ушёл вглубь, мы переехали в Сальто домой, стали рыбачить дома. Степанида звонит Андрону: «Ишши невесту», но он стыдливый. Она настаивает брать у Берестова Фёдора или у немса Вагнера, думаю: ошибку делаешь, сестра, опять будет дискриминация, мне его жалко. Стал говорить Марфе, она подтвердила. Через два-три дня Марфа мне говорит:
– Слушай, у сестре Ксении дочь Анютка, девка красива, кро́тка, спокойна, угодительна.
– Вот ета подойдёт. А как можно помогчи? Но чтобы нихто не знал.
– Я позвоню к сестре.
Марфа позвонила, с Ксенияй договорились, и через два месяца Ульян с Ксенияй привезли Анютку в Уругвай. Я Андрону рассказал подробно, хто Фёдор, хто Немец и хто Ульян, девчонка кро́тка, угодительна, а те го́рды.
– Смотри сам, езжай праздновай.
Он уехал, через месяц вызывает мать, а сам ишо не сватал – стыдно. Но Анютку он сполюбил, и она его также, но боятся друг дружку. Степанида приехала, пошли сватать.
– Ну что, сватать?
– Сватать.
А жених ишо не подходил к невесте. Мать пошла, расправилась с ними и привела их обоих. Ульян стал спрашивать у Андрона:
– Ты её берёшь по любви или тебя заставляют?
– Нет, я сам, я её люблю.
– А ты, Анютка?
– Я тоже его люблю.
– И хочешь за него выйти?
– Да, ежли отдашь.
Ульян сказал:
– Раз оне сходются воляй, я ничего не могу сказать против. – Ксения также.
Свадьбу сыграли, меня приглашали, но я не поехал: пе́рво надо дело довести до конса.
Моё дело дошло до соборов, многи одобрили и сообчили: пускай решает уругвайский собор. Коля старался, всем звонил, по всем страна́м и всех разжигал, что я не покаялся, всё вру, са́мо главно утаил. Но я был спокойный, моя совесть чи́ста, пускай хоть сколь кричит, но он уже силу потерял, всем уже надоел. Ето всё решалось медленно, и я не торопил, уже отвык от народу и деревняв, всё мне стало постыло, вижу всё лицемерство и несправедливость. Куда ни пойди – всё хорошо, как обратись к нашим староверам – всё не так. Оне мне опротивели, да и сердце стало слабо, как услышу ето лицемерство, сразу стаёт худо, поетому стараюсь избегать встречи.
Степанида посылает Федотку и Мишку к нам на рыбалку, Андрон с женой уехали в Боливию, мы с Андрияном разделились, потому что часто психует, он забрал себе Федотку с Мишкой, я остался с Софониям и с Никитом, и Ларионка не отстаёт, рвётся на рыбалку, самому восемь лет, а такой шустрый, нигде не присядет.
Звонит Илюшка с Боливии, просится на рыбалку. Вот, думаю, момент привести его на собор, говорю:
– Приезжай, рыбалка ничего идёт.
Оне приехали, у них уже три дочери, у Андрияна три сына, у Алексея сын. Я Илюшке дал пятьдесят процентов, чтобы ему помогчи, он старается помогчи и угождает, Андриян злится, что опять ему помогаю.
– Дело не твоё, не суйся.
Стал его спрашивать:
– Ну и как твой Ананий?
Ему неудобно, но ответил:
– Раза́ два приходил, и мы с нём поспорили, и больше он не пришёл.
– Ну и как ты думаешь, что с нами произошло?
– Я сам в сумленье, сам не знаю: то ли от Бога, то ли от беса.
Я больше не стал его трогать, думаю: как мне придётся проситься в собор, так его потребоваю. Он проработал два месяца, окреп, сделал себе лодку, купил мотор, сети – и заподымал горб, всё ему не так. Говорю Марфе:
– Вот смотри и учись, сколь мы им ну́жны.
И Устина запокрикивала, через мало время пошли сплетни, стали коситься. Я вижу, что дело не то, сказал обоим сынкам:
– И что будет дальше? Ваши жёны стали заниматься сплетнями, а что будет дальше?
Андриян пошёл сразу приказал Неониле:
– Иди и разбирайся с тятяй.
Она пришла со слезами, я стал ей говорить:
– Неонила, ты моя любимая невестка, всё было тихо, зачем ты связалась с Устиной? И пошла вражда.
Она плачет и говорит:
– Я толькя вот ето сказала, а теперь повернулось, и всё сло́жила на меня.
– Да я всё понимаю, ты же знашь, что было в Боливии, и связывашься с ней, ето чирей, хоть сколь будет гноить.
Она плачет, прошшатся.
– Бог простит, толькя будь от неё подальше и не связывайся с ней.
– Ладно, тятенькя.
Илюшка узнал, что Неонила приходила прошшаться, послал Устину и сам пришёл, я стал вежливо говорить ей, она стала спорить, огрызаться, и все мы виноваты, она права. Говорю:
– Но ежлив мы худые, зачем ташшилась к нам?
– Я ехала не с вами жить.
– А нашу по́мочь не шшитаешь?
– Разговаривайте с Ильёй, я тут ни при чём. – Вот как хошь, так и живи.
Вскоре Илюшка перегрузил лодку рыбой и всё утопил и сам чуть не утонул, всю ночь проболтался в воде. На другой день вечером пришёл домой, но потерял разговор, стал немой с перепугу, но врачи его отстояли. Он со мной прошшался и сознавался, что во всем он виноват, но, когда оздоро́вел, замолчал и снова пошёл против нас. Я удивляюсь, что врёт всё сподряд, говорю:
– Где он научился врать?
Андриян отвечает:
– Всю жизнь он врал. Вот и про своих детей спроси у людей. Илюшкин тесть Евгений повезли из Боливии в Чили кокаин, их поймали и посадили в тюрму на восемь лет, сам Евгений и два сына, Паиськя и Федоска, но уже не первый раз везли, и за ними уже сле́дили. Илюшка рассказыват, что у них привычкя: часто говорят «обокрасть», да «убить», да «отобрать», да «обмануть», и из бардаков не вылазют.
Думаю, дак вот, субчик, где ты нахватался! Теперь понятно, посмотрю, что дальше будет с тебя.
Андриян часто рвался на дамбу ловить дорадов, слухи идут, что там подкупают полицию и рыбачут возле самой дамбы, и дорадов там тьма, разом сетки наполняются. Я ему говорил: «Андриян, дело иметь с полицияй – к добру не приведёт, сам видишь, кака́ коррупсыя». Но он не слушал, всё разузнал, с кем договариваться, кому платить, хто когда дежурит, в каки́ часы заплывать. И дорадо плотют два с половиной за килограмм долларов, ето очень выгодно. Оне обои уехали с Илюшкой.
За перву ночь поймали Андриян восемьсот килограмм, Илюшка пятьсот килограмм, им ето понравилось, оне за неделю хорошо заработали и меня сманили. На другу́ неделю мы с ними поехали. У Андрияна всё организовано, в неделю оне заезжают три-четыре раза́, полиция берёт сто долларов за лодку, работы два-три часа перед утром. Подкуплено с обоих сторон, Аргентина и Уругвай, часто заявляют и ловют, но хто полиции хорошо плотит, того берегут и сообчают, куда убегать. Зона охраны одно км, как заявление – бегут ловить, но полиция звонит на мо́бильный, куда убегать. Ловили уругвайсов, потому что плохо платили, уругвайсы удивлялись: как так, русски как молния, час тут – час нету, и всегда у их сети бьётся рыба. Мне ето всё не нравилось, как пужаной ворон. Андриян с Илюшкой ликуют, я им говорю: