Миры Роберта Хайнлайна. Книга 17 - Роберт Хайнлайн

Но женщины устроены иначе. И я не мог позволить Ллите приступить к делу вместе с нами, пока не соорудил ей на сиськи специальный нагрудник: этого добра у нее было многовато, и можно было нечаянно причинить ей боль. Потом я намекнул Джо с глазу на глаз, что синяки — дело простительное, но если он сломает ей кость — я сломаю ему, чтобы попрактиковаться.

Но сестру я ограничивать не стал — и напрасно: она оказалась раза в два агрессивней его. Неумелая, но быстрая и дело знала.

На второй день мы приступили к занятиям — она в нагруднике, а мы в защитных плавках. И уже вечером того же дня Ллита читала настоящую книгу.

А у Джо проявился талант кулинара, и я поощрял его старания, насколько позволяли корабельные припасы. Мужчина, знающий поварское дело, прокормит и себя, и семью, где угодно. И всякий, мужчина или женщина, должен уметь готовить, содержать в порядке дом и ухаживать за детьми. Для Ллиты занятия не удалось подобрать, однако после того как я установил меры поощрения, она обнаружила способности к математике. Это вселяло надежды: личность, способная читать, писать и считать, может выучить все, что угодно. И я велел ей заняться бухгалтерией и счетоводством, по книгам, и не стал помогать. А от Джо я потребовал, чтобы он изучил все приборы, которыми мог похвастаться корабль, — их было немного, в основном технологическое оборудование — под моим строгим контролем: я не хотел, чтобы он потерял пальцы, а я — инструменты.

Я был полон надежд. Но ситуация переменилась…

(Опущено около 3100 слов.)

…проще сказать, что я проявил глупость. А ведь я вырастил столько славных ребятишек. В первые же два дня я в качестве корабельного хирурга и прочая, прочая, прочая подверг их самому тщательному обследованию, на которое были способны мои инструменты. Медициной я не занимался с тех пор, как оставил Ормузд, однако держал свой лазарет укомплектованным и в полном порядке. На каждой цивилизованной планете я всегда брал новейшие ленты и изучал их во время долгих прыжков. Минерва, а ведь я считался когда-то неплохим коновалом.

Ребята были вполне здоровы — такими они и выглядели, только у парнишки оказался легкий кариес: две небольшие полости. Я отметил, что работорговец не ошибся: virgo intacta, полулунная плева — пришлось воспользоваться самым маленьким инструментом. Ллита не жаловалась, не напрягалась, не спрашивала, чего это я там ищу. Я сделал вывод, что они пользовались вниманием медиков, подвергались регулярным осмотрам, не то что обычные невольники на Благословенной.

У нее оказалось тридцать два зуба, все в идеальном состоянии, однако, когда вылезли зубы мудрости, она сказать не могла, сообщив только, что это случилось недавно. У него было двадцать восемь зубов. Места на челюстях для четырех последних не оставалось, и я уже стал опасаться неприятностей. Однако рентгеновские снимки показали, что зубов нет в зачатке.

Я вычистил и запломбировал дупла и велел ему не забыть, что на Валгалле нужно сделать регенерацию и прививку от дальнейших повреждений. На Валгалле была хорошая зубная техника.

Ллита не могла мне сказать, когда у нее в последний раз была менструация. Она обсудила этот вопрос с Джо; он попытался сосчитать на пальцах, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули родную планету. Сошлись они на том, что событие состоялось еще до отлета. Я велел известить меня в следующий раз, потому что намеревался определить ее цикл. Я выдал ей коробку с салфетками, оказавшуюся в кладовке и, должно быть, пролежавшую там лет двадцать — я и забыл, что располагаю таким добром.

Нам с трудом удалось открыть коробку: ни она, ни я никогда не держали в руках подобной вещи. Крохотные эластичные трусики, оказавшиеся в наборе, восхитили Ллиту и она часто носила их, когда хотела «приодеться». Девчонка сходила с ума по тряпкам: будучи рабыней, она ничем не могла потешить свое тщеславие. Я сказал ей, чтобы не забывала вовремя стирать трусы. Я уделял особое внимание чистоте: проверял уши, ногти, выгонял из-за стола мыть руки. Выдрессировать их оказалось не труднее, чем свинью. Ллите никогда не приходилось повторять дважды, она приглядывала за Джо, чтобы и он отвечал моим требованиям. В результате оказалось, что я перестарался: нельзя было подойти с грязными ногтями к столу или не сходить в душ, потому что хотелось спать. Но… взялся за гуж — не говори, что не дюж.

Портнихой она оказалась такой же неумелой, как и поварихой, однако шить все-таки выучилась, потому что любила тряпки. Я выкопал откуда-то штуку яркой ткани, предназначенной для продажи, и дал ей позабавиться, используя политику кнута и пряника: надеть обновку разрешалось только в награду за хорошее поведение. Так мне удалось отучить ее подзуживать брата.

Но в отношении Джо такой подход не срабатывал — одежда его не интересовала — и я стал налегать на тренировки. Но особо усердствовать не приходилось — с ним не было таких проблем, как с ней.

Как-то вечером, через три или четыре ее цикла, разглядывая календарь, я обнаружил, что на сей раз она ничего мне не сказала — забыла, должно быть. Минерва, я в их каюты без стука не входил, ибо жизнь на корабле требует определенной приватности, которой и так мало.

Дверь в каюту Ллиты оказалась открытой, внутри никого. Я постучал в дверь Джо и, не получив ответа, стал искать ее в кают-компании, на камбузе, даже в нашем крохотном гимнастическом зале. Потом решил, что она, должно быть, принимает ванну и лучше поговорить с ней завтра утром.

Когда, возвращаясь к себе, я проходил мимо каюты Джо, дверь отворилась, появилась Ллита и аккуратненько прикрыла ее за собой. Я сказал:

— Ах вот где ты! — Или что-то в этом роде. — А я думал, что Джо спит.

— Он только что уснул, — ответила Ллита. — Он вам нужен, капитан? Разбудить?

— Нет, я разыскивал тебя, но пять или десять минут назад постучал в его дверь и не получил ответа.

Она стала сокрушаться, что не расслышала моего стука.

— Наверно, мы были слишком заняты, и я не расслышала. — И пояснила, чем именно они были заняты.

…об этом я и подумывал, заподозрив неладное, когда у нее случилась задержка на неделю, до этого все шло как по часам.

— Все понятно, — проговорил я. — Рад, что не помешал своим стуком.

— Мы старались не помешать вам, капитан, — сказала она совершенно серьезно. — По вечерам мы всегда ждали, когда вы удалитесь в свою каюту. А иногда мы занимались этим, когда вы отдыхали после обеда.

— Боже, дорогуша, зачем же такие предосторожности? Выполняйте свою работу, не опаздывайте на занятия, а в остальное время занимайтесь чем угодно. Звездолет «Либби» — не каторга; я хочу, чтобы вам было здесь хорошо. Когда наконец твоя дурацкая голова уразумеет, что ты больше не рабыня?