Неукротимый: возрождение (ЛП) - Аврора Белль

Но Лекси хотела поговорить, так что мы поговорим.

Подойдя к ней, я проигнорировал ее руку и шагнул ближе, положив руки ей на бедра и притянув ее к себе.

— Я могу придумать много более приятных занятий, чем разговоры, — хрипло прошептал я.

И хотя она выглядела завороженной моим предложением, о чем свидетельствовал приоткрытый рот, но она покачала головой.

Мои губы сжались от досады.

— Хорошо, детка. — Я вздохнул. — О чем ты хочешь поговорить?

***

Лекси

Я подняла на него глаза и почувствовала, как мое сердце сбилось с ритма.

Черт. Он не должен был влиять на меня так, как влиял. Не после всего этого времени.

И мне чертовски нравилось, как он смотрел на меня. Я никогда не знала, как он будет использовать этот рот. Будет ли он просто говорить со мной или поглотит меня целиком?

Честно говоря, меня устраивали оба варианта.

Когда я облизала губы, его пристальный взгляд остановился на них. Его взгляд полузакрытых глаз заставил мое сердце биться быстрее.

Он смотрел на меня так, словно его член уже был внутри меня, и, как ни странно, я это чувствовала.

Прочистив горло, я потянула его к дивану, а когда села, то была приятно удивлена, когда он лег на него, положив голову мне на колени.

Мне стало тепло на сердце от того, что он использовал меня так, как ему было нужно. Он всегда был гордецом. Шесть лет назад он никогда бы не позволил поставить себя в положение слабости. Но сейчас он позволил мне это.

Наверное, я наблюдала за ним слишком долго, потому что, когда он поднял руку и нежно провел пальцем по морщинке между бровей, он издал горловой звук, а затем пробормотал:

— Не хмурься. — Его собственные брови нахмурились. — Не-а. Мне это ни черта не нравится.

В последние пару дней я заметила, что слишком сильно и быстро привязываюсь к Твитчу, а в последний раз, когда я это сделала, мне разбили сердце. Так что нам нужно было поговорить.

Я глубоко вдохнула и начала с тихого:

— У меня есть опасения.

Как только эти слова сорвались с моих губ, я почувствовала, что его тело напряглось. Он осторожно спросил:

— Какого рода опасения?

— Такие, которые заставляют тебя сомневаться, правильные ли решения ты принимаешь для себя. — Мое сердце бешено колотилось, когда я добавила: — Для твоего сына.

Услышав это, он сел и долго смотрел прямо перед собой, прежде чем сделать глубокий вдох и на выдохе произнести грубым тоном:

— Что происходит?

Мой голос дрогнул.

— Я хочу сказать, что даже если мы не сможем быть вместе в конце концов… — Боже, это больно — Я счастлива, что ты был частью моей жизни.

При этих словах он положил руки мне на плечи и сжал их. Он закрыл глаза на секунду, прежде чем посмотреть в мои глаза. Его взгляд был напряженным.

— Ты… — я почувствовала, как его руки дрожат на моей коже. — Ты просишь меня уйти?

Ох.

Я нахмурилась.

Я могла и догадаться, что именно к такому заключению он и придет.

— Нет, — тихо сказала я. — Нет. — Я придвинулась и взяла его руки в свои, и когда посмотрела ему прямо в глаза, я произнесла: — Я лишь даю тебе шанс отступить, — все его тело ослабло, и он снова начал дышать.

Но я не ожидала такой реакции.

Я ожидала понимания. Ожидала его благодарности. Я не ожидала такой откровенной ярости.

Он говорил сквозь стиснутые зубы, отстраняясь от меня, и я почувствовала потерю всем своим естеством.

— Если ты хочешь быть со мной, будь. Вся, без остатка. Но меня тошнит от этого дерьма, больше никакого дерьма. — Эти мягкие карие глаза вдруг стали жесткими. — Я знаю, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя, так почему же, черт возьми, ты не со мной? — он закрыл глаза и тяжело сглотнул. — Ты моя гребаная религия, Лекси. — Когда его глаза открылись, они смотрели на меня, но его голос был нехарактерно тихим. — Позволь мне поклоняться тебе.

Я не понимала этого, но его гнев, казалось, подпитывал мой.

— Ну, прости меня за то, что я сомневаюсь. — Мой жесткий взгляд задержался на нем. — Особенно когда речь идет о моем сыне.

— Нашем сыне, — проворчал он, прежде чем перестроить свой тон. — Он наш сын, Лекс. Мы оба принимали участие в его создании. Он наш.

Я тут же пожалела о своих словах, как только произнесла их.

— Но только один из нас остался здесь.

Он встал и зашагал, и у меня защемило в груди. Все прошло совсем не так, как я планировала. Я хотела спокойного разговора; я хотела простых ответов, а получила лишь бурлящий спор, который, казалось, только разрастался.

— И что? — произнес Тони. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — я никогда не говорила этого, но была слишком ошеломлена, чтобы говорить. Он, очевидно, воспринял это как «да», потому что его следующие слова были заряженным пистолетом, и они были нацелены на меня. — Послушай меня, Алекса. ЭйДжей может любить нас обоих. — Он сделал паузу в своих шагах, чтобы окинуть меня мрачным взглядом. — Или он может ненавидеть тебя. Решай сама.

Бах.

Мой голос задрожал от понимания того, что он только что сказал.

— Ты ублюдок.

И в этот момент он понял, что облажался. Он приложил руку к бедру, а другую ко лбу, слегка постучав костяшками пальцев по виску. Он говорил сквозь стиснутые зубы, его глаза были плотно закрыты.

— Это прозвучало неправильно.

— Я думаю, тебе нужно уйти.

— Я не это имел в виду. — Он вздохнул.

Мой тон был мягким, как шепот.

— Тебе нужно уйти.

— Нет. — Он покачал головой, пытаясь образумить меня. — Я остаюсь здесь. Линг чертовски сумасшедшая. Думаешь, она не подумает дважды о том, чтобы прийти сюда и причинить тебе вред?

Мне было уже давно плевать.

— А тебе какое дело?

Когда он набросился на меня своим громадным телом, это было настолько неожиданное движение, что я не успела среагировать. Он поймал оба моих запястья в свои руки, сжимая их до синяков, и тряс меня, рыча:

— Ты что, бл*дь, не понимаешь? Я готов отдать за тебя свою жизнь. — Когда мои расширенные глаза встретились с его глазами, он посмотрел на свои руки и отпустил мои запястья, отступив назад и глядя в сторону. — На самом деле, — он слегка задыхался, теряясь в собственных мыслях, — я уже сделал это.

Я потерла запястья, не потому что было больно, а потому что его грубое прикосновение обожгло меня так, как я не чувствовала уже много лет.

И в истинном стиле Твитча, он прошел по коридору, открыл входную дверь и вышел, исчезая за моей спиной.

Как только он ушел, я заскучала по нему.

Когда проснулась утром, чувствуя неимоверное раздражение, я вышла из своей спальни в ночной рубашке и получила откровенную оплеуху.

Сукин сын.

Я замерла на середине шага и смотрела, как искусно украшенный взрослый мужчина лежит на полу без рубашки, а его сын прижимает к его коже цветные маркеры, используя его как свою личную книжку-раскраску.

Маленький монстр посмотрел на меня и улыбнулся.

— Привет, мамочка. — Он жестом указал на своего отца. — Смотри.

И я смотрела.

Он был прекрасен.

И когда он взглянул на меня, у меня перехватило дыхание. Тем более, когда он произнес осторожное:

— Доброе утро, мамочка.

Ух. Мое сердце. Нечестно.

Я прочистила горло.

— Ты отвезешь его в школу сегодня утром?

— Конечно, — сказал он, наблюдая за моим лицом так, что это говорило о многом.

Он размышлял о том, сколько вреда нанес накануне вечером.

Я кивнула, избегая его пристального взгляда.

— Хорошо. Я пойду пробегусь.

Когда я вышла из душа, они уже ушли, и когда вошла в спальню, мой взгляд зацепился за красное пятно на тумбочке.

Я подошла к ней, взяла ярко-красную циннию и покрутила ее между пальцами, а затем прижала к губам. Лепестки были прохладными на моей коже.

И почему мне захотелось плакать, кто бы знал.

Стряхнув с себя грусть, я немного потянулась, затем оделась и дошла до машины. Я отперла дверь и вздохнула, заметив, что забыла свою бутылку с напитком. Выйдя из заведенной машины, я на долю секунды забежала в дом и в рекордное время вернулась к машине, пристегнула ремень безопасности и начала движение задним ходом.