Жатва - Тесс Герритсен

— Да.

Двадцать третьего сентября. За день до пересадки сердца Нине Восс.

— Вам что-нибудь известно об «Эмити»? — спросила Эбби.

— Ничего. Виктор вообще не упоминал ее. Обычно, когда он переводит такие крупные суммы, он оговаривает их со мной…

Нина замолчала. В трубке слышались приглушенные голоса. Потом быстрое шарканье ног. Нина заговорила снова, уже тише и напряженнее.

— Я вынуждена прервать разговор.

— Вы сказали, ваш муж перевел крупную сумму. Насколько крупную?

Ответа не было. Эбби подумала, что Нина уже повесила трубку. Затем послышался шепот Нины:

— Пять миллионов. Он перечислил пять миллионов долларов.

Нина повесила трубку. Она слышала шаги Виктора, но, когда он вошел в спальню, не подняла головы.

— С кем ты говорила? — спросил он.

— С Синтией. Позвонила ей, чтобы поблагодарить за цветы.

— Что она тебе прислала на этот раз?

— Орхидеи.

Виктор мельком оглядел вазу на комоде.

— Да. Очень приятные цветы.

— Синтия говорит, они весной поедут в Грецию. Наверное, надоело путешествовать по Карибскому морю.

С какой легкостью она лгала мужу. Когда это началось? Когда они перестали говорить друг другу правду?

Он присел на кровать. Нина чувствовала его изучающий взгляд.

— Когда ты совсем поправишься, может, и мы съездим в Грецию, — сказал Виктор. — Возможно, даже с Синтией и Робертом. Ты бы не прочь поехать с ними?

Нина кивнула. Она смотрела на одеяло и свои тонкие, совсем костлявые пальцы.

«Я никогда не поправлюсь. Ни совсем, ни вообще. Мы оба это знаем».

Она спустила ноги на пол.

— Мне нужно в ванную.

— Тебе помочь?

— Нет, я сама справлюсь.

Встав, Нина почувствовала недомогание. У нее опять начала кружиться голова. Стоило встать на ноги или хотя бы слегка напрячься. Виктору она ничего не сказала, дожидаясь, когда приступ пройдет. Она медленно побрела в ванную.

Нина слышала, как Виктор поднял телефонную трубку.

Только сейчас, закрыв дверь, она вдруг поняла, что допустила ошибку. В памяти телефона хранился последний набранный номер. Виктору достаточно нажать кнопку повторного набора, и ее ложь откроется. Виктор часто проверял ее звонки. Он поймет, что она звонила вовсе не Синтии, а потом докопается, чей это номер. Снова Эбби Ди Маттео.

Нина стояла, прижавшись спиной к двери ванной, и вслушивалась. Виктор повесил трубку. Затем позвал ее:

— Нина!

Ее обдало новой волной слабости. Нина опустила голову, борясь с подступающей темнотой. Ноги ее не держали. Она чувствовала, как медленно сползает на пол.

Виктор постучал в дверь.

— Нина, мне нужно с тобой поговорить.

— Виктор, — прошептала она, зная, что он все равно ее не услышит.

Ее никто не услышит.

Нина лежала на полу ванной. У нее не было сил пошевелиться или позвать его.

Биение ее сердца походило на шелест крыльев бабочки.

— Наверное, мы ошиблись адресом, — сказала Эбби.

Они с Кацкой остановились на захудалой улице в районе Роксбери. Здесь располагались склады с зарешеченными окнами и мелкие фирмы, находящиеся на грани разорения. Единственным зданием, где вовсю кипела жизнь, был зал бодибилдинга в десятке ярдов от них. Из открытых окон доносился лязг и грохот атлетических снарядов, перемежаемый всплесками мужского смеха. К залу примыкало пустовавшее строение с вывеской «АРЕНДА». А к пустовавшему строению примыкало четырехэтажное здание из бурого песчаника. На его вывеске значилось:

ЭМИТИ КОРПОРЕЙШН

МЕДИЦИНСКИЕ ТОВАРЫ

ПРОДАЖА И ОБСЛУЖИВАНИЕ

На его витринах тоже были решетки. Сами витрины демонстрировали унылый набор товаров, которыми торговала «Эмити». Костыли и трости. Кислородные подушки. Пенополиуретановые прокладки от пролежней. Постельные принадлежности для лежачих больных. Здесь же стоял женский манекен, облаченный в униформу медсестры. Настоящий реликт шестидесятых.

Эбби покосилась на блеклые витрины.

— Может, есть другая корпорация с таким же названием?

— В телефонном справочнике указан только этот адрес, — сказал Кацка.

— Зачем переводить пять миллионов долларов какому-то убогому магазину?

— Возможно, это один из филиалов крупной корпорации. Виктор Восс увидел перспективу для инвестиций.

— Уж слишком неподходящее время он выбрал, — покачала головой Эбби. — Поставьте себя на место Виктора Восса. Его жена умирает. Он отчаянно пытается найти ей донорское сердце. Станет он думать об инвестициях?

— Все зависит от степени его заботы о жене.

— Эта степень зашкаливает.

— Откуда вы знаете?

— Знаю, — ответила Эбби, глядя на Кацку.

Он молчал, не задавая новых вопросов. Эбби поймала себя на том, что непроницаемый взгляд Кацки ее больше не пугает.

Детектив открыл дверцу машины.

— Пойду взгляну на их фирму изнутри.

— Что вы собираетесь там делать?

— Осмотреться. Задать несколько вопросов.

— Я пойду с вами.

— Нет. Вы останетесь в машине.

Кацка открыл дверцу. Эбби схватила его за руку:

— Послушайте, мне нечего терять. Я осталась без работы. Меня могут лишить диплома. Теперь меня называют убийцей, сумасшедшей или сумасшедшей убийцей. Эти люди изгадили мне жизнь. Возможно, это мой единственный шанс нанести им ответный удар.

— И одним своим появлением все испортить. Думаю, это вам ни к чему. Вас там могут узнать. Вы их спугнете. Вы этого хотите?

Эбби откинулась на спинку. Кацка был прав. Черт побери, этот детектив был прав. Он вообще не хотел брать ее с собой, но она настояла. Сказала, что все равно поедет. Одна. И вот, когда они у цели, ей даже нельзя войти в здание. Ей запрещено сражаться. Эту возможность у нее тоже отобрали. Эбби сердито мотала головой, злясь на Кацку и на собственное бессилие. Какая трогательная забота о ее безопасности.

— Заприте дверцы, — распорядился Кацка и вышел из машины.

Он перешел улицу, толкнул обшарпанную дверь и исчез внутри. Эбби представляла, какую картину он там увидит. Унылые ряды инвалидных колясок и тазиков для рвоты. Стойки с униформой для медсестер. Каждый комплект засунут в пластиковый чехол, пожелтевший от времени. Коробки с ортопедической обувью. Эбби не требовалось ничего придумывать. Она бывала в подобных магазинах, когда покупала себе первые комплекты формы.

Прошло пять минут. Потом десять.

Кацка, Кацка. Что держит вас в этом скучном месте?

Он собирался что-нибудь выведать, не вызвав подозрений. Наверное, это он тоже умеет. Эбби доверяла его суждению. Вероятно, среднестатистической коп из убойного отдела умнее среднестатистического хирурга. А вот умнее ли он среднестатистического терапевта — это еще вопрос. В клинике постоянно высмеивали глупость хирургов. Если терапевты уповали на головы, то хирурги — на свои драгоценные руки. Терапевт, чтобы задержать лифт, сунет между дверей руку. Хирург — голову. Ха-ха.

Прошло уже двадцать минут. Шестой час вечера. Чахлое солнце зашло, уступив место сумеркам. Эбби оставила небольшую щель, сквозь которую слышался несмолкаемый гул машин. Рядом тянулся бульвар Мартина Лютера Кинга — оживленная городская магистраль. Близился час пик. Из дверей спортзала, поигрывая мускулами, вышли двое качков и вразвалочку направились к своим машинам.

Эбби наблюдала за входом, с минуты на минуту ожидая возвращения Кацки.

Двадцать минут шестого. Движение даже на этой улице стало интенсивным. Сквозь поток машин Эбби лишь мельком видела входную дверь. Но даже в плотном потоке иногда появлялся неожиданный просвет… Эбби не поверила своим глазам. Из боковой двери «Эмити» вышел человек. Остановился на тротуаре, взглянул на часы. Когда он поднял голову, сердце Эбби пустилось галопом. Она узнала и выпуклый «неандертальский» лоб, и ястребиный нос.

Это был доктор Мейпс. Курьер, доставивший в операционную донорское сердце для Нины Восс.

Мейпс зашагал по тротуару и вскоре остановился возле голубой спортивной машины «транс-ам», достав из кармана брелок.

Эбби смотрела на здание «Эмити» и молилась, чтобы Кацка наконец вышел.

«Ну выходи же! Из-за тебя я прохлопаю Мейпса!»

А Мейпс неторопливо забрался в салон, пристегнулся, включил двигатель. Чуть отъехав от тротуара, он дожидался просвета в потоке машин.

Эбби в отчаянии посмотрела на приборную панель «вольво». Кацка ушел, оставив ключ зажигания.

Вон он, ее шанс. Ее единственный шанс.

Голубой «транс-ам» уже ехал по улице. Времени раздумывать не было.

Эбби перебралась на водительское сиденье, завела мотор и тронулась с места. Ее не волновал ни скрип тормозов позади, ни отчаянные сигналы.

Мейпс успел проскочить перекресток. Сразу за его машиной загорелся красный.

Эбби притормозила. От перекрестка ее отделяли четыре автомобиля. И никакой возможности для маневра. Пока этот чертов светофор снова загорится зеленым, Мейпс далеко уедет. Эбби считала секунды, проклиная бостонские светофоры, бостонских водителей и собственную нерешительность. Если бы она отъехала на десять секунд раньше! «Транс-ам» маячил голубым пятнышком в потоке темных машин. Никак этот дебильный светофор заснул?