Тонкости эльфийской социологии - Татьяна Патрикова

– Ты можешь сотворить такое поисковое заклинание, чтобы выяснить, кто эта сволочь?

Ир мгновенно осознал, о чем я говорю, встряхнулся и усмехнулся так, что у меня холодок пробежался по коже.

– Сейчас у… – начал он, но в этот момент дверь в класс со стороны коридора университета распахнулась и вошли ничего не подозревающие Умка, Мика и Шмель.

Как потом выяснилось, Мика хотела лично проверить как идет процесс мелиорации, так как вчера во время совместного отдыха перед телевизором делать это было не с руки. Умка, как главный дизайнер вызвался ей все показать и обсудить с научным руководителем будущие детали проекта. А Шмель просто по-дружески увязался с ними за компанию. Поэтому они втроем и пришли.

– Хаморирование! – после секундной паузы вскричал Умка и так искренне схватился за голову, что всех проняло.

– Хама… что? – вырвалось у меня и, разумеется, мы с Иром оба тут же забыли, что собирались сделать. Точнее, он собирался по моей просьбе.

– Хаморация – это процесс, обратный мелиорации, – тихо сказала Мика, но в повисшей в классе тишине, услышали не только эльфы с их особо чутким слухом но и я.

– И что теперь? – принялся допытываться я, отлипнув от стены и нетвердой походкой приближаясь к декану.

– Лет сорок в этой комнате будет невозможна повторная мелиорация, – хмурясь и не поднимая на меня глаз, пробормотала она.

У меня все что было в душе высокого и светлого, все опустилось. Стало темным и мелочным. Мне захотелось отмщения и, судя по лицам тут же сгрудившихся вокруг меня колокольчиков, не мне одному. Только Фа отчего-то остался стоять в стороне, даже Ир к нам подошел. И Умка со Шмелем и Микой были рядом. Возле остатков моего учительского стола. А Фа – нет. Ифрит наш стоял возле своей покореженной парты и каким-то стеклянным взглядом буравил пол. Я слишком поздно это заметил.

Мне хотелось утешить всех и каждого, и всех и каждого призвать найти и покарать тех скотов, что сделали это с нашей классной комнатой. Причем уже тогда я понимал, что ими в первую очередь двигала зависть. Это ведь очевидно, не так ли? Так-так. Но озвучить ничего из того, что собирался, я не смог. Потому что в этот момент надтреснуто и глухо заговорил наш тихоня Фа, всегда, несмотря на свою подлинную сущность, бывший самым уравновешенным из всех.

– Пусть все отойдут к стене. Скажи им!

Мы все повернулись к нему, но ифрит все так же смотрел в пол.

– Фа, ты это… – начал Том, попытался шагнуть к нему и замер, сделав только один шаг, а потом, словно наткнувшись на стену.

– Сейчас же! – с надрывом воскликнул Фа и волосы его вспыхнули пламенем.

Не знаю, как остальные, но про себя могу сказать, что перепугался не на шутку. Не за себя. За него. Неужели ифрит не заметил, что с нами тут Мика и в ярости своей не вспомнил, что при ней ему обращаться нельзя? И все же даже Иля, так удачно раздающая команды на поле, не успела вмешаться. Я, как не странно, сориентировался быстрее всех.

– К стене! Быстро! – вскричал я, схватил за руки Нику и Лию, оказавшихся ближе всех ко мне и метнулся к стене, на которой располагалась дверь, ведущая в коридор университета. – Умка, дверь заблокируй! – вскричал я уже от стены.

Гном, как бы удивительно это не звучало, подчинился беспрекословно. В его руках в одно мгновение появилась двухсторонняя секира, ну, по крайней мере этот топор внушительных по моим мерка размеров, я определил для себя именно так. Гном по диагонали вогнал её рукоятку в ручку двери, тем самым блокируя её. К тому времени, когда я отвернулся от Умки и снова посмотрел на Фа, все колокольчики и Мика со Шмелем, уже стояли рядом со мной у стены, отчаянно вжимаясь в нее спинами.

Зрелище было не для слабонервных. В центре наше классной комнаты, которая после обратного расширения напоминала теперь приличный таких размеров школьный актовый зал, сгустком живого пламени пылал ифрит, в нынешнем своем огненном облике почти полностью утратив человеческие очертания тела. А потом он вспыхнул так, что невольно пришлось зажмурить глаза. И, когда я, наконец, сумел проморгаться, огонь был везде. На полу, на остатках парт и даже на стенах. Только наша стена, противоположная той, на которой располагались окна, была для этого огня чем-то вроде запретной зоны. Поэтому было жарко, душно, страшно… но не горячо и никого не обожгло, хотя, по логике вещей, должно было.

А потом пламя так же внезапно, как появилось, начало снова втягиваться в центральный огненный сгусток, который и был теперь нашим ифритом. И тогда мы все увидели, что всё, что было в комнате превратилось в пепел. Даже паркет. Теперь только у нас под ногами оставалась небольшая полоска паркетных деревяшек, во всем остальном помещении пол был каменным.

И тут пошла новая волна огня. Пламя начало расходиться во все стороны от ифрита кругами, а сам он медленно вращался вокруг своей оси в самом центре этого желто-голубого безумия. Я из курса физики помнил, что белое, а за ним голубое пламя – самое горячее. Значит, сейчас это был уже совсем другой огонь и, как понял несколькими минутами позже, цели у него тоже были другими.

Это было похоже на смерть и рождение феникса. По крайней мере, у меня в тот момент возникли именно такие ассоциации. Сначала Фа все уничтожил своим огнем, теперь уже другим, но тоже пламенем, восстанавливал. Наверное, это было что-то вроде природной магии, подумал я. И потом оказалось, что не ошибся. Ифриты вспыльчивы, рассказал нам Фа, придя в себя и едва пережив это утро, поэтому у них есть это умение. Вспыхнув, в гневе они могут уничтожить что-то, что не хотели бы уничтожать. Поэтому они умеют восстанавливать это что-то после себя в первоначальном виде. Наш Фа чуть не надорвался, так как попытался восстановить вещи не только до стадии, в которой он их сжег, но пошел дальше и полностью их восстановил после нанесенных, если так можно выразиться, увечий.

Но в тот момент никто из нас таких тонкостей не знал. Поэтому, когда пламя, наконец, иссякло и из огненного сгустка вывалился наш Фа, а пламя, что все это время окружало его, исчезло, словно ничего не было, к ифриту, снова ставшему человеком, бросился только Том. Фа сидел на полу на коленях сбоку от их с Рутберном совместной парты и смотрел прямо перед собой уже знакомым стеклянным взглядом.

– Фа! Эй, Фа! – обхватив его руками за плечи, потряс друга Том. Но ифрит на его голос никак не среагировал. И тогда Рутберг обернулся ко мне. – Он холодный! Холоднее, чем обычно! И кажется…

– Остывает, – вдруг закончил за него Ир.

– Ты что-то знаешь? – в одно мгновение накинулась на него Ника, будучи Ириль.

– Он только что израсходовал все свое внутренне пламя. Я читал, что если с ними такое случается, они засыпают и превращаются в камень. Еще пара минут и мы его уже не добудимся.