Перед закатом Земли (Мир-оранжерея) - Брайан Олдисс

– Смотри, ходульники снова распрямляются, – раздался в его голове звон сморчка, бесцеремонно вторгшегося в ток мыслей Грина. Среди ближних скал один за другим распрямились четыре ходульника. Стручки раскачивались над ними, похожие в густом мутном тумане на полуотрубленные головы. Под порывами ветра ходульники бились друг о друга, и их стручки со стуком соударялись. Но стоило клейким выростам на стручках встретиться друг с другом, как стручки замирали, приклеившись, продолжая тихо покачиваться, но уже на паре своих стеблей.

– Ха! – воскликнул сморчок. – Не своди с них глаз, приятель, и забудь про обиду. Эти растения растут не по-одиночке. Например, эти шесть стеблей со стручками выросли из одной корневой системы, так что, по сути дела, их можно назвать одним растением. Семенем, из которого вырастают ходульники, является шестиконечная самодвижущаяся трубчатая система, эта шестипалая ползучая клешня, которую мы тоже уже видели. Продолжай наблюдение, и вскоре ты увидишь, как осеменятся и распрямятся остальные два ростка из этой группы.

Сморчок был в полном восторге от своих наблюдений, и часть возбуждения гриба передалась Грину, согрев его тело, сжавшееся меж холодных камней; глядя во все глаза на ходульников, потому что ничего другого ему не оставалось, он пролежал так, ему казалось, целую вечность. К нему вернулась Яттмур и укрыла его циновкой, сплетенной толстопузыми рыболовами, потом, не спрашивая ни о чем, прилегла рядом.

Осеменился и с шорохом распрямился пятый ходульник-шагальник, закачавшись на ветру. Постояв немного один, пятый стручок приклеился выпуклым наростом к своему соседу; потом эта пара, покачавшись на ветру, соединилась с ближней парой, образовав прочную связку, и все пять стеблей застыли теперь перед людьми, прочно опираясь на землю.

– Что это означает? – прошептала Яттмур.

– Подожди, – шепотом ответил Грин. До тех пор, пока не распрямился шестой осемененный собрат семьи ходульника, он почти не проронил ни слова. Качаясь сам по себе, тот словно бы дожидался порыва ветра, прилетающего из океана; наконец порыв ветра пришел; почти моментально и беззвучно шестой стручок присоединился к прочной связке своих товарищей. В тумане связка казалась парящим в воздухе существом.

– Теперь мы можем уйти? – спросила Яттмур.

Грин только молча дрожал.

– Скажи девушке, чтобы принесла тебе какой-нибудь еды, – нетерпеливо прозвенел сморчок. – Пока что ты должен остаться на месте и наблюдать.

– Он хочет, чтобы ты век тут пролежал? – возмутилась Яттмур, после того как Грин передал ей приказ сморчка.

В ответ Грин покачал головой. Он уже не знал, что ждать. Дрожа от раздражения, Яттмур вскочила и скрылась в тумане. Через некоторое время она вернулась, и как раз к ее возвращению ходульник достиг следующей стадии своего развития.

Туман немного рассеялся. Лучи солнца, падающие почти горизонтально, осветили стебли ходульника-шагальника, которые заблестели в их свете подобно бронзе. Словно бы возрожденный к жизни солнечным теплом, ходульник переступил всеми своими шестью ногами и подался вперед. Стебли по-очереди оторвались от своей корневой системы, превратившись в подобие ног. Это казалось невероятным, но несомненным – помедлив немного, ходульник, эти шесть стручков на длинных стеблях, уверенно пошел вперед, Освобожденное растение в движении каждый раз переставляло противоположную пару ног, шагая вниз по склону холма, медленно, но упорно продвигалось к океану.

– Вставай и иди за ним, – приказал сморчок.

С трудом поднявшись, Грин двинулся следом за ходульником, шагая на затекших негнущихся ногах и в движении немного напоминая маячащее впереди растение. Яттмур молча шла рядом с ним. Над их головами кружила и продолжала выкрикивать лозунги желтая машина.

Очевидно, что тропа, по которой ходульник-шагальник двигался к пляжу, была для него обычным и давно уже натоптанным его собратьями путем исхода. Заметив вышагивающее среди скал странное создание, толстопузые рыболовы с визгом бросились спасаться в кусты. Не обращая ни на что внимания, гордо выпрямившись, ходульник продолжал двигаться вперед, на ходу аккуратно обогнув хижину Яттмур и Грина, переступив через лежку толстопузых и отправившись дальше по песку.

Добравшись до воды, растение не стало останавливаться. Таким же ровным и мерным шагом оно вошло в воду, погрузившись почти полностью, за исключением верхних склеенных стручков, из которых и состояло теперь его тело. Взяв курс на далекий берег, состоящее из шести долей тело ходульника постепенно исчезло в тумане. Красавчик устремился было за ним следом, выкрикивая свои обычные слоганы, но скоро в молчании вернулся обратно.

– Теперь ты видишь! – воскликнул сморчок, да так неожиданно и громко, что голова Грина едва не лопнула от внезапного звука. – Вот так и мы выберемся отсюда, Грин! Ходульники растут на острове, потому что здесь для них есть много свободного места и они могут развиваться на приволье, а потом возвращаются на материк, чтобы высеять там свои семена. И если эти растения-мигранты могут добраться до берега, то это же самое вместе с ними сможем сделать и мы!

Казалось, что ходульник немного осел на своих шести ногах. Неловко, словно бы его длинные конечности были скованы ревматизмом, растение двинулось вперед на своем шестиножнике, переставляя ноги парами с медлительностью, типичной для всех растений.

Самым трудным для Грина оказалось заставить толстобрюхих занять должную позицию. Для них остров казался милым прибежищем и ничего, даже пинки и кулаки сильного и жестокого хозяина, не могло заставить их примириться с мыслью о том, что им придется по собственной воле покинуть этот благодатный безопасный уголок, променяв его на неизвестные и, скорее всего, опасные перспективы будущего.

– Мы не можем остаться здесь надолго; еды, скорее всего, на всех не хватит, – говорил Грин павшим перед ним ниц рыболовам.

– О, великий пастух, мы были бы рады повиноваться тебе и кричать что есть силы «да». Как только вся еда на милом острове закончится, мы, конечно же, сразу же повинуемся тебе и с радостью уйдем из этого милого места, оседлав ходульников-шагальников, как ты нам это указываешь, и отправимся верхом на них в водный мир на свою погибель. Но пока что мы можем есть здесь милую нашим животам еду своими многими зубами и не уйдем отсюда до тех пор, пока вся еда не закончится.

– Тогда уже будет слишком поздно. Нужно уходить сейчас, пока не все ходульники еще ушли.

Эти его слова вызвали новую волну протестов, вызвавшую в ответ шлепки и пинки, которые Грин отвешивал по мягким задам толстопузых.