Том 18. Гимназическое. Стихотворения. Коллективное - Антон Чехов

Суворину, безусловно, импонировали некоторые стороны чеховского миросозерцания — именно о них он говорил в своей статье об «Иванове»: «Миросозерцание у него совершенно свое, крепко сложившееся, гуманное, но без сентиментальности, независимое от всяких направлений <…> Это позволяет ему смотреть прямо в глаза природе и людям и, нимало не лукавя, приветствовать живую жизнь всюду, где она копошится. Ничего отравленного какими-нибудь предвзятыми идеями нет у этого талантливого человека» (А. Суворин. «Иванов», драма в 4 д. Антона Чехова. — «Новое время», 1889, № 4649, 6 февраля). Но даже из этой статьи видно, что в Чехове Суворин видел некую апологию «здравого смысла» и обыденной жизни: «У него все самое обыновенное и заурядное, общечеловеческое, обыкновенные дети, простые мужчины и простые женщины <…> Он сам как будто хочет сказать, что надо жить просто, как все, и вносить свои лучшие силы, лучшие намерения в развитие этой простой, обыкновенной жизни…» (там же). Об этом же Суворин писал и после смерти Чехова. И хотя «в нем соединялся поэт и человек большого здравого смысла» («Новое время», 1904, № 10179, 4 июля), второй, по Суворину, в Чехове преобладал.

Поэтому вполне понятно, что Суворин был заинтересован в авторе-публицисте, который, как представлялось ему, целиком стоит на тех же позициях, что и он, Суворин (адептом «здравого смысла», «простой жизни», «малых дел» критика будет считать Чехова еще много лет после). Очевидно, в это же феодосийское лето Суворин предлагал Чехову «занять в газете определенное рабочее и денежное положение» (Письма, т. 2, стр. 322) — во всяком случае, слухи об этом широко распространились (см. Письма, т. 3, стр. 370). С большой охотою Суворин печатал чеховские статьи. «Он готов ставить и печатать все, что только мне вздумалось бы написать», — говорил Чехов (А. Н. Плещееву, 2 января 1889 г.).

Чеховское отношение к сотрудничеству в «Новом времени» известно по пересказам А. С. Лазарева (Грузинского) и Н. К. Михайловского: лучше пусть читатели получат его рассказ, чем какой-нибудь «недостойный, ругательный фельетон». «У газеты 50 000 читателей <…> этим пятидесяти, сорока, тридцати тысячам гораздо полезнее прочитать в фельетоне 500 моих безвредных строк, чем те 500 вредных, которые будут идти в фельетоне, если я своих не дам» (Письма, т. 2, стр. 525–526)[65]. (Ср. в рассказе Чехова 1884 г. «Марья Ивановна»: «Если мы уйдем и оставим наше поле хоть на минуту, то нас тотчас же заменят шуты в дурацких колпаках <…> да юнкера, описывающие свои нелепые любовные похождения…») «Служа в „Новом времени“, — писал он брату, — можно не подтасовываться под нововременскую пошлость» (там же, стр. 521). С самого начала, таким образом, Чехов исходил из возможности честной публицистики в «Новом времени», тем более, что от него «Суворин не требовал <…> никаких компромиссов с „Новым временем“» (А. В. Амфитеатров. Собр. соч., СПб., 1911–1916, т. 35, стр. 197).

О делах газеты Чехов говорил с Сувориным и ранее (см. письмо Ал. П. Чехову от 7 или 8 сентября 1887 г.), но только теперь, писал он, «живя у Суворина, я поближе познакомился с целями, намерением и habitus’ом „Нового времени“. Со мной были откровенны» (Письма, т. 2, стр. 301). «Положение нововременских дел мне известно», — сообщал он К. С. Баранцевичу 3 февраля 1889 г. (Письма, т. 3, стр. 141). Чехову небезразлична тематика «Нового времени», и он говорит о ней издателю, рекомендует новых сотрудников, сам редактирует рассказы молодых литераторов, печатавшихся в «Новом времени» (см. раздел «Редактированное» в наст. томе). «Скучно пробавляться одною беллетристикой, хочется и еще что-нибудь», — замечал он в письме к брату (Письма, т. 3, стр. 75) и советовал ему писать передовые (там же, стр. 77). Пишет он их и сам, в октябре — декабре выступая с публицистикою трижды. Это — «Московские лицемеры» (написано 7 октября, опубликовано 9 октября 1888 г.), статья о Пржевальском (написана 24 октября, напечатана 26 октября) и «Наше нищенство» (написано 18 ноября, опубликовано 4 декабря).

То, что чеховских статей между 9 октября и 4 декабря в газете более не появлялось, можно считать установленным — «Московских лицемеров» Чехов сам назвал дебютом, а 18 ноября он сообщал Ал. П. Чехову: «Сегодня я послал третью передовую». В письме к Е. М. Линтваревой от 23 ноября 1888 г. Чехов говорит об объеме статей и перечисляет все свои темы: «Пишу я статьи в 100–200 строк, не больше, пишу о чем угодно: о путешественниках, о татарах, об уличном нищенстве, о всякой всячине» (следы замысла неосуществленной статьи о судьбе татар также отыскиваются — см. Письма, т. 3, стр. 79).

Гораздо больше вероятия, что чеховские материалы могли появиться в «Новом времени» в декабре 1888 — январе 1889 г. За эти месяцы Чехов дважды гостил у Суворина, всякий раз почти по две недели. Уже сам этот факт может служить настораживающим сигналом.

Прежде всего потому, что в своем общении Чехов имел дело не с обычным собеседником, но с владельцем популярной газеты. Вторая причина — некоторые важные особенности чеховской публицистики. Говоря о ней, обычно — вольно или невольно — подразумевают прежде всего такие вещи, как «Пржевальский», «Наше нищенство», «В Москве» — статьи, очерки обобщающего характера, и иногда даже с элементами обобщения образно-художественного («В Москве», «Из Сибири»). Меж тем, если рассмотреть публицистику Чехова в целом, т. е. заметки, статьи, рецензии, отклики в «Зрителе», «Москве», «Осколках», «Петербургской газете», «Будильнике», то статьи общего характера займут в его наследии в количественном отношении ничтожное место, а в подавляющем большинстве окажется фельетонистика «репортерского» типа, откликающаяся на самые свежие события, злобу дня, явления театральной и литературной жизни. Только одно простое перечисление тем «Осколков московской жизни» могло бы занять не одну страницу.

К «конкретной» публицистике Чехов относился и позже без всякого предубеждения, советуя, например, Ал. П. Чехову писать о нижегородских купцах. Близкую самому Чехову публицистическую программу находим в его статье 1890 г. «В. А. Бандаков»: «Обладая по природе своей крупным публицистическим талантом, в высшей степени разнообразным, он редко останавливался на отвлеченных богословских темах, предпочитая им вопросы дня и насущные потребности того города и края, в котором он жил и работал; неурожаи, повальные болезни, солдатский набор, открытие нового клуба — ничто не ускользало от его внимания» (Сочинения, т. 16, стр. 244).

Это не значит, однако, что Чехов был теоретиком и практиком заметок «на случай» — даже в его ранней, «осколочной» фельетонистике постоянны обобщения общественного и морально-этического плана, не говоря уж о публицистике поздней. Но и в этой поздней публицистике отправной точкою любого обобщения всегда служит конкретный факт, и в этом смысле ее связь с «Осколками московской жизни» и «Среди милых москвичей» гораздо теснее, чем может показаться на первый взгляд — как гораздо теснее связана с ранней юмористикой зрелая проза Чехова: в ней важнейшие художественно-философские смыслы надстраиваются над предметной деталью, эпизодом, бытовой ситуацией, тесно связываются с нею и вырастают из нее.

Суворин был человеком острейшей восприимчивости, огромной любознательности к эпизодам общественной жизни и любопытства к деталям жизни личной. Это очень хорошо видно из его дневника, заполненного самыми разномасштабными сведениями — от высокой европейской политики до великосветских (а сплошь и рядом; совсем не великосветских) слухов и сплетен, из его «Недельных очерков и картинок», сменившихся затем «Письмами к другу», «Маленькими письмами», адресовавшимися им читателям «Нового времени» более трех десятилетий. И в его газете факт, слух, случай всегда ценились высоко. Но это был не сырой материал «Московского листка», «Новостей» или «Петербургской газеты». «То, о чем говорят» препарировалось, обыгрывалось в «Маленькой хронике», «Маленьком фельетоне», обзорах газет и журналов, письмах, подвалах опытнейших, выработавшихся в самой газете журналистов, таких, как В. П. Буренин, Ф. И. Булгаков, А. А. Дьяков (Житель), В. С. Лялин (Петербуржец), К. А. Скальковский, В. К. Петерсен (А-т) и др. И нет никаких сомнений, что Суворин, как рачительный хозяин огромной и хорошо налаженной фирмы, активно побуждал Чехова выносить на газетную полосу те впечатления, мысли по поводу событий культурной и общественной жизни, которыми Чехов делился с ним в бесконечных ночных «вышагиваниях» по его кабинету; не исключено, что Суворин, умевший «создавать газетных людей» (Н. Снессарев. Мираж нового времени. Почти роман. СПб., 1914, стр. 11), имел и более далекие цели. Все материалы такого рода немедленно печатались. Так было, например, с серией известных чеховских заметок, написанных во время пребывания в Петербурге в январе 1893 г. 12 января Чехов присутствует на обеде беллетристов, 13-го — на спектакле в Александринском театре. И уже 14 января в «Новом времени» появляются две его заметки — об обеде и о спектакле. 22 января он — на бенефисе И. А. Мельникова, а 23-го в газете уже напечатано его сообщение об этом бенефисе; 24-го он — в Мариинском театре на концерте оперных артистов Н. Н. и М. И. Фигнер, а на другой день в «Новом времени» можно было прочесть его заметку о супругах Фигнер. Огромный опыт фельетонной работы не прошел даром; статьи писались «залпом» (Письма, т. 3, стр. 41). Тут же, ночью, они шли в набор — в подобных случаях Суворин был очень оперативен[66].