Серебряная роза - Джейн Фэйзер

— Будьте спокойны, она ее выпьет, — заверил Саймон. Лицо его и особенно шрам, казалось, еще помнили прикосновение пальцев Сары.

Дженни мельком улыбнулась ему и вернулась к кровати, захватив по пути свою накидку, Саймон отметил про себя, что девушка без всякого труда ориентируется в комнате. Возможно, она уже бывала здесь раньше и запомнила очертания комнаты и расположение мебели.

— Мы уходим, Ариэль, — сказала Дженни, наклоняясь и целуя подругу. — Выздоравливай, принимай лекарства, а я попрошу Эдгара заехать за мной утром, чтобы проведать тебя.

Улыбка на лице Ариэль была еще слабой, но все же это была именно улыбка.

— Я чувствую себя уже лучше. Спасибо вам, что пришли, хотя я и предпочла бы, чтобы Сара не приходила.

— На этом настоял ваш муж, — шепнула ей на ухо Дженни. — Так нам сказал Эдгар.

Ариэль покраснела.

— Он не имел права так поступать.

Дженни пожала плечами.

— Возможно. Но вы ведь знаете, никто на свете не может заставить маму сделать то, чего она не хочет делать.

«Это и в самом деле правда», — подумала Ариэль. Она взглянула на изможденное лицо своей спасительницы и, как всегда, под следами страданий увидела в нем решительность и твердость.

— Благодарю вас, Сара, — пробормотала она, отвечая на ее поцелуй.

Когда обе женщины покинули комнату, Саймон подошел к кровати, держа в руках флакон с настойкой опия и рюмку.

— Если это то, что я думаю, то можешь не беспокоиться, — с брезгливой гримасой произнесла Ариэль, подтягивая одеяло до подбородка и враждебно глядя на флакон. — Я никогда не приму опий.

— Все когда-то случается в первый раз, — возразил Саймон, присаживаясь на кровать и вертя в пальцах флакон и рюмку. — Сара сказала, что тебе надо поспать, так поспи же, дорогая.

— Я хочу спать и засну, когда придет время, — заявила Ариэль. — Мое тело само запросит отдыха.

— Думаю, тебе не следует больше разговаривать, — произнес Саймон все тем же небрежным тоном. — С каждым словом твой голос становится все слабее и слабее.

Он осторожно открыл флакон и накапал немного настойки в рюмку.

— Нет! Я не стану это пить, — продолжала спорить Ариэль, стараясь не обращать внимания на справедливость его последних слов.

— Но почему?

— Потому что я после этого сразу засну!

— В этом и весь смысл, — суховато заметил он.

— Да, но ведь это ужасно — тяжелый сон, во время которого я совершенно беспомощна. Это не тот сон, который вызывает белладонна, та, что я приготовила для тебя. Опий куда более сильное средство, и сон после него длится несколько часов, а я не могу позволить себе столько спать. Мне нужно…

Остаток слов потонул в таком страшном приступе кашля, что показалось: все заботы Дженни и Сары пропали даром.

Саймон поставил рюмку на столик рядом с кроватью, приподнял Ариэль с подушек, прижал к себе и принялся растирать ей спину, пока кашель не перестал сотрясать ее тело.

— Выпей.

Он налил отвар коры вяза в чашку жены, и та с готовностью выпила его.

— Если бы Сара сочла, что белладонны для тебя достаточно, она бы дала тебе выпить именно ее, — не отставал он. — Но она настаивает на опии, значит, тебе это просто необходимо.

И он протянул жене рюмку.

Ариэль раздраженным жестом оттолкнула его руку.

— Я не хочу! — упрямо сказала она. — И не буду это пить.

— Никогда бы не поверил, что за внешностью взрослой женщины скрывается такой ребенок, — спокойно заметил Саймон. — Да к тому же еще и такой капризный.

Взяв жену за подбородок, он повернул ее к себе лицом.

— Если этот капризный ребенок не хочет, чтобы с ним обращались как с капризулей, он примет то, что принесет ему пользу, без дальнейших споров.

— Я не понимаю…

— Пусть не понимаешь, но когда ты все-таки примешь лекарство, тебе все сразу станет понятно.

Саймон взял Ариэль за подбородок и приподнял ее голову.

— Это будет не очень красиво, любовь моя. Но все равно так или иначе тебе придется выпить снотворное.

Ариэль взглянула прямо в его глаза цвета морской волны и прочитала там твердую решимость добиться ее послушания.

— Тогда обещай, что ты не покинешь меня, — заявила она. — Пока я буду спать, ты останешься здесь.

Требовательный и вместе с тем молящий тон ее голоса тронул Саймона. Неудивительно, что она спит так чутко: наверное, боится того, что может произойти вокруг нее.

— Я не сделаю ни шагу из этой комнаты, — пообещал он. — Разве только для того, чтобы взять что-нибудь из моей комнаты напротив. А теперь выпей.

Ариэль пожала плечами, но не стала больше спорить. Уж если она прикрывает мужу тыл, то должна позволить и ему сделать то же самое в отношении ее. Открыв рот, Ариэль с гримасой отвращения осушила рюмку.

— Ну вот и молодец, — мягко сказал он, наклоняясь и целуя жену. — Ложись и поспи. Я посижу здесь.

— Собакам надо будет выйти, — пробормотала она, опускаясь на подушки. — А потом их возьмет Эдгар. Не надо позволять им бегать без присмотра.

— Они не будут бегать, — заверил он, подтыкая одеяло. — Тебе тепло или заменить грелки?

Ариэль покачала головой.

— Не надо, я согрелась, — ответила она, закрывая глаза.

Саймон постоял с минуту, с улыбкой глядя на жену, потом вернулся на свое место у камина и вдохнул крепкий запах трав, тлевших в импровизированной курильнице. Собаки, тяжело вздыхая, устроились у его ног, а он откинулся на спинку кресла-качалки и закрыл глаза, прислушиваясь к ровному дыханию Ариэль. Потом неожиданно поднял руку и коснулся шрама, повторив движение руки Сары. Такой поступок был чрезвычайно экстравагантным для женщины, но все же почему-то совершенно естественным. Похоже, у нее было какое-то право касаться его с такой интимностью, на которую не отваживалась даже Елена.

Нет, не сын Джеффри. Сын Оуэна. Да, в его лице были все столь знакомые ей черты Хоуксмуров, но были и кое-какие еще. Ироническая усмешка Оуэна, его длинные мочки ушей, крупные фаланги пальцев. Даже если бы не эти черточки, она все равно узнала бы его. Она узнала его в ту самую минуту, как только увидела.

Сара коснулась пальцами своей груди и поежилась под накидкой. Когда ее дети были младенцами, грудь была круглая и полная, и малыши перемазанными в молоке губками сосали ее, прижимаясь носиками к тугой плоти. Даже сейчас она отчетливо помнила, как их десны плотно охватывали ее соски, как сжатые в кулачки ручонки прижимались к ее телу, когда тугая струя молока ударяла им в ротики. У Сары всегда было много молока, куда больше, чем это было нужно для ее младенцев; она помнила болезненное напряжение груди при первом голодном крике проснувшегося ребенка. Молоко сочилось у нее из груди и капало в открытый ротик малыша еще до того, как он начинал сосать.