Штамм Закат - Чак Хоган

— Возможно, я не столь уж и запрограммирован. Возмож­но, люди более непредсказуемы, чем вам представляется.

— Я так не думаю, — сказал Палмер. — У каждой модели есть свои индивидуальные аномалии. Вот, например: знаме­нитый врач и ученый становится убийцей. Забавно. Чего не хватает большинству людей, так это видения — видения ис­тины. Способности действовать с неотразимой уверенно­стью. Не-ет, как группа — как стадо, это ваше словечко — они легко управляемы и замечательно предсказуемы. Они впол­не способны продавать, обращать и убивать тех, кого они заверяют в своей любви, — лишь бы обрести взамен спокой­ствие духа или получить горстку съестного. — Палмер пожал плечами в явном разочаровании от того, что Эф, видимо, покончил с едой и обед, таким образом, завершен.

— А теперь вы отправитесь назад, в резиденцию ФБР.

— Те агенты тоже в игре? Насколько велик этот заго­вор?

— «Те агенты»? — Палмер покачал головой. — Как и в случае с любой другой бюрократической организацией — ну, напри­мер, ЦКПЗ, — стоит взять под контроль верхушку, и вся остальная структура просто начинает выполнять приказы. Древние действовали подобным образом многие годы. Вла­дыка — не исключение. Неужели вы не понимаете, что прави­тельства как раз и были созданы для таких целей в первую очередь? Так что... нет, никакого заговора не существует, док­тор Гудуэдер. Все это та же самая структура, которая суще­ствовала с начала письменной истории человечества.

Господин Фицуильям отключил Палмера от его машины-кормилицы. Эф понял, что Палмер уже наполовину стал вампиром: скачок от внутривенного питания к кровяному кормлению не так уж и велик.

— Зачем вам понадобилось видеть меня? — спросил Эф.

— Ну разумеется, не злорадства ради. Надеюсь, с этим все ясно. И не ради того, чтобы облегчить душу. — Палмер даже хихикнул, но тут же вновь обрел серьезный вид. — Это мой последний вечер в качестве человека. Мне вдруг при­шло в голову, что обед с моим несостоявшимся убийцей может стать важной частью всей программы. Завтра, док­тор Гудуэдер, я продолжу существование уже в такой пло­скости, которая лежит вне досягаемости смерти. И ваш род тоже продолжит существование...

— Мой род? — перебил его Эф.

— Ваш род продолжит существование в плоскости, кото­рая лежит вне досягаемости надежды. Я доставил вам ново­го мессию, и судный день уже близок. Мифотворцы были правы во всем, за исключением того, в каком виде произой­дет второе пришествие мессии. Он действительно воскре­сит мертвых. И будет восседать на последнем суде. Бог обе­щает вечную жизнь. Мессия обеспечивает ее. И он утвердит на земле царствие свое.

— Кем же при этом будете вы? Царедворцем? По мне, дело выглядит так, что вы просто очередной робот, испол­няющий его приказания.

Палмер состроил покровительственную гримасу, сло­жив сухие губы бантиком.

— Понимаю. Еще одна неуклюжая попытка вселить в меня сомнения. Доктор Барнс предупреждал меня о ва­шем упрямстве. Впрочем, я полагаю, вам не следует оста­навливаться. Можете пробовать еще много-много раз...

— Я ничего не пробую и не пытаюсь. Если вы не в со­стоянии понять, что он водит вас за нос, значит, вы заслу­живаете, чтобы вам сломали шею.

Выражение лица Палмера не изменилось. А вот что тво­рилось позади этого выражения — дело другое.

— Завтра, — сказал он. — Все произойдет завтра.

— А почему вдруг он соблаговолит делить власть с кем-то еще? — задал вопрос Эф. Он сидел прямо, опустив руки под стол. Эф говорил по наитию и чувствовал, что его слова достигают цели. — Подумайте об этом. Какой контракт обя­зывает его к сделке между вами? Вот вы встречаетесь, вас двое, что вы такое сделаете? Просто пожмете друг другу руки? Вы не кровные братья — пока еще не кровные. В са­мом лучшем случае завтра — в это же время — вы будете просто-напросто еще одним кровососом в улье. Поверьте эпидемиологу. Вирусы не заключают сделок.

— Без меня он ничего не добился бы.

— Без ваших денег... Без вашего космического влияния... Да, он ничего не добился бы. Но всего этого, — Эф кивком показал на хаос внизу, — больше не существует.

Господин Фицуильям выступил вперед и придвинулся к Эфу.

— Вертолет вернулся, — сказал он.

— Ну что же, доброго вам вечера, доктор Гудуэдер, — про­изнес Палмер, откатываясь от стола. — И до свидания.

— Он же там обращает людей налево и направо, причем совершенно бесплатно! — воскликнул Эф. — Поэтому задай­те себе вот какой вопрос. Если вы, Палмер, столь важны, черт побери, то зачем заставлять вас стоять в очереди?

Палмер не прореагировал — он медленно катился прочь в своем кресле. Господин Фицуильям рывком поднял Эфа на ноги. Эфу повезло: припрятанный им серебряный нож, заткнутый за пояс, лишь слегка оцарапал бедро.

— А что вам-то со всего этого? — спросил Эф господина Фицуильяма. — Вы слишком здоровы, чтобы мечтать о веч­ной жизни в обличье кровососа.

Господин Фицуильям ничего не ответил.

Пока он вел гостя по залу, а потом сопровождал на кры­шу, Эф все время ощущал на бедре свое оружие, крепко при­жатое к боку.

БУ-БУММ!

При первом же ударе Нору охватила дрожь. Его почувство­вали все, но лишь немногие поняли, что это было. Нора и сама не очень-то много знала о тоннелях Северной реки, которые соединяли Манхэттен с Нью-Джерси. Она полага­ла, что в нормальных обстоятельствах — которых, если по­смотреть правде в лицо, больше не существовало — вся по­ездка глубоко под ложем Гудзона заняла бы, возможно, две, максимум три минуты. Одностороннее движение, никаких остановок. Единственный доступ к тоннелю — через вход на поверхности земли, единственный путь из тоннеля — через выход тоже на поверхности земли. Они, вероятно, не до­стигли еще срединной точки, на самой большой глубине. Бам-БАММ-бам-бам-бам.

Еще один удар, громкие звуки и тряска, словно бы колеса поезда что-то перемалывали в колее. Звук, шедший от на­чала поезда, прокатился под ногами Норы — ее даже немно­го подбросило, — затем удалился к концу состава и стих. Как-то раз, много лет назад, во время поездки в горах Адирон­дак, Норин папа, ведя «Кадиллак» ее дяди, переехал боль­шого барсука, — сейчас звук был почти такой же, только намного громче.

И это был не барсук.

Человеком, как подозревала Нора, это не было тоже.

Нору обступил ужас. Звуки ударов разбудили ее мать, и Нора инстинктивно сжала слабенькую руку пожилой жен­щины. В ответ мама одарила ее лишь рассеянной улыбкой и бессмысленным взглядом.

«Лучше так», — подумала Нора, и ее снова обдало холо­дом. А еще лучше, если и вовсе обойдется без маминых во­просов, страхов и подозрений. Норе хватало своих соб­ственных.

Зак по-прежнему оставался в плену своих наушников — глаза прикрыты, голова тихонько покачивается, склонив­шись над рюкзаком, лежащим на коленях, — не поймешь, то ли мальчик весь ушел в музыку, то ли просто дремлет. В лю­бом случае Зак, казалось, вовсе не замечал толчков, сотря­савших поезд, равно как не ощущал озабоченности и трево­ги, нараставших в вагоне. Вот только пребывать в забвении ему оставалось недолго...

Баммм-ХРРРРСТ!

Словно бы у всех разом перехватило дыхание. Удары уча­стились, звуки усилились. Нора взмолилась, чтобы они вы­скочили из тоннеля как можно быстрее. Была только одна вещь, которую она ненавидела в поездах, как наземных, так и подземных: ты никогда не видишь, что творится впереди. Не видишь то, что видит машинист. Все, что тебе достает­ся, — это мелькание по сторонам поезда. И ты никогда не знаешь, что тебя ждет.

Удары все чаще и чаще. Норе показалось, что она раз­личает хруст костей и... Еще удар! Вот оно — нечеловече­ский визг, словно где-то там, внизу, зарезали свинью.

Машинист явно решил, что с него хватит, и включил экс­тренное торможение. Раздался пронзительный металличе­ский скрежет — словно бы кто-то провел стальными ногтями по меловой доске ужаса, распростершейся в душе Норы.

Стоявшие пассажиры ухватились за спинки сидений и багажные полки. Толчки замедлились, но стали резкими, мучительно ощутимыми — это поезд всей своей массой да­вил тела под колесами. Зак вскинул голову, его глаза распах­нулись, и он посмотрел на Нору.

Поезд пошел юзом... неистовый визг колес... вагон страш­но затрясся... и вдруг содрогнулся так, что все пассажиры повалились на пол.

Испустив последний металлический вопль, поезд оста­новился. Вагон завалило вправо. Они сошли с рельсов. Вот оно — крушение поезда.

Свет в составе помигал и погас. Вагон наполнился стона­ми, в них отчетливо слышались ноты паники.

Затем включились бледные, тусклые огоньки — это за­жглось аварийное освещение.

Нора подняла Зака на ноги. Пора двигаться. Потянув за собой маму, она направилась в переднюю часть вагона, стре­мясь опередить других пассажиров, которые пока еще не пришли в себя. Нора хотела посмотреть на тоннель в свете поездных фар. Сделав всего несколько шагов, она поняла, что дальше пройти невозможно — слишком много людей на полу, слишком много свалившегося багажа.