Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою - Герберт Крафт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напротив меня уже началась проверка: «Руки вверх!» Действительно, осматривают, ищут татуировку. Одного (напротив меня!) вывели из строя и сказали встать в стороне. В стороне от меня проверяющий вещи американец ударил ладонью в лицо пожилого человека, пытавшегося спрятать фотографии семьи. В создавшейся заминке я решительно взял свои вещи и быстро прошел тридцать шагов, отделявших меня от шеренги уже проверенных военных, и встал на освободившееся место. Я уже прошел проверку! Этого никто не заметил, кроме офицера-следователя в палатке. Но он ничего не сказал и оставался в прежнем положении. Соседи по строю зашептали:
— Ты что делаешь? Если тебя заметят, то отделают так, что мало не покажется!
Но американцы продолжали спокойно заниматься своим делом, все замолчали, и никто на меня не донес.
Во время санобработки я держал руки так, как птица держит поломанные крылья. От наметанного взгляда немецкого санитара это не скрылось:
— Группа «А», выходи строиться для получения гробов! — тихо пробормотал он. — Парень, подумай и выучи все твои личные данные назубок! Завтра — допрос, а следователь такая собака, что на 80 процентов раскусит тебя сразу! Если тебя расколют, милости просим в наш специальный лагерь. У нас отличная компашка! Настоящие «старики»! Наверное, переедем в Сибирь, учить русских прусским парадным маршам. Я сам из «Викинга». Ну, давай, ни пуха...
Всю ночь я заучивал свою семилетнюю службу, фамилии и имена офицеров и унтер-офицеров, участие в боях и походах, ранениях и, наконец, увольнение после тяжелого ранения в автокатастрофе в Италии.
На следующий день меня перекрестно допрашивали два американских офицера, в которых можно было угадать немцев-эмигрантов. Они досконально знали все особенности службы в вермахте. Нескольких человек отсеяли как «подозрительных» и отправили в специальное отделение лагеря. Но обер-ефрейтор Крафт «выдержал» и был помечен, как «кандидат на освобождение»!
После долгих голодных дней я наконец получил справку об освобождении из плена и 18 июня 1945 года вместе с другими бывшими военнопленными поехал через лежащий в руинах Нюрнберг в разбомбленный в пух и прах Мюнхен. В центре города нас выпустили. Потерянным я шел по пустынным улицам мимо гор обломков и руин, напоминавших гигантские могилы.
Фельдхерннхалле!
«Я клянусь Тебе, Адольф Гитлер...» — звучало здесь светлой от факелов ночью 9 ноября 1938 года.
«... как фюреру и канцлеру Рейха в верности и храбрости!»
Не счесть наших могил на всех фронтах! «Я даю клятву Тебе и назначенным Тобой начальникам...»
От мелкого садиста Пандрика, Кнёхляйна до Гиммлера! «... в послушании до смерти!»
«...Смерти!» — эхом отзывалось от окружающих домов.
«Да поможет мне Бог!» «...Поможет Бог!»
20 июня в том году было необыкновенно солнечно. Я шел уже два дня, остались последние километры до цели, смысла и движущей силы моего бегства. Слева давно уже сопровождает серая скала, у подножия которой стоит дом Элизабет.
Моя одежда одеревенела от грязи и воняет, подметки начали отрываться, лицо покрывала недельная щетина, глаза красные от пыли и усталости.
Вот уже показались первые дома, церковная колокольня. Свернул в знакомую аллею. И тут меня охватил страх, ноги отказывались идти, я понимал, что стою перед чем-то решающим.
Вот и ухоженный большим трудом и заботой дом родителей Элизабет, куда я стремился в своих мечтах. Быстрым шагом прохожу через садик.
Из-за двери появляется мать Элизабет. Огромное удивление в ее словах:
— Да... Мы думали... По радио говорили, что вы все... — подавленное молчание, мучительное смущение.
Мне разрешили отдохнуть в доме. Элизабет не было. В светлом углу, как и полагается, висело распятие. Входя, я сказал:
— Господи, благослови! — впервые с момента, как вдруг закончилось мое детство. Семь лет я не употреблял такого приветствия, так же, как «доброе утро!» и «привет!», но оно совершенно непринужденно слетело с моих губ.
Молча я сидел и ждал. Чего? Неужели решение еще не принято? Мне нельзя сидеть на скамейке у двери. Меня кто-нибудь может узнать! Да, я же под надзором. И с моими пропавшими документами и справкой об освобождении из плена я могу жить только там, где меня никто не знает!
И я должен помнить, что подвергаю опасности свое окружение, которое меня знает. Я больше не признанный защитник фатерланда, рисковавший жизнью, теперь я отношусь к разряду людей, на которых свалена вся вина и которые не имеют права ни слова сказать в свою защиту. Я еще не знаю всего размера вины, которую должен взять на себя. Из кухонной плиты я достал горящую головешку и навсегда выжег с руки медицинский знак, ставший «каиновой печатью».
День прошел, а я так и неувидел свою девушку. Я могспать в ее комнате, на стенах которой висели грамоты, на шкафах стояли кубки. Одетым я сидел, прислушиваясь к шорохам и шагам, ожидая рук, которые обнимут меня как тогда, в первый раз, ждал знакомого аромата светлых волос.
Я не доверял этой ночи и от тревожного чувства не мог заснуть. Я чувствовал такую же опасность, как и на войне.
Вдруг в ночной тишине раздались грохот прикладов в дверь и крик на английском, требующий открыть. Недолго думая, я спрыгнул с балкона в сад и спрятался в кустах, ожидая, что меня будут искать. Вместо этого я увидел, как американцы выводят из дома высокого мужчину с поднятыми руками. Это был офицер СС, пробившийся сюда к своей эвакуированной жене. Она уже работала у «освободителей» и донесла на него.
На следующее утро я поднимался к альпийскому пастбищу, где работала Элизабет. Четыре года назад в этот же день мыв составе Восточного фронта выступили из Восточной Пруссии. Пели песню «...прежде чем на полях созреет урожай». Урожай был беспримерный. Чтобы я один вернулся домой, там должны были остаться лежать девять товарищей.
Проходя по лугу, я пытался осмыслить события последних суток. После разрушения прежней системы реакция родителей Элизабет была понятной. Они — крестьяне, твердо стоящие на ногах, их крестьянское мышление трезво и основано на вековом укладе. Муж их дочери должен жить крестьянской жизнью, быть религиозным, знать обычаи, и на этой основе воспитывать внуков. Такие условия я удовлетворить не могу. В любом случае мне придется снова начинать жизнь с нуля.
Придется мне быть «свободным, как птица»!
Двери хлева были открыты. Элизабет чистила хлев. Она, слабая девушка, работала так ловко, что я бы никогда не смог так же управиться с этой работой.
Легкое смущение во взгляде. Сдержанное выражение радости на лице. Никаких объятий. Молчание, ничего не значащие слова. Нетерпеливое мычание коров, ждущих, когда их выпустят на луг.
И вдруг:
— Герберт, ты никогда не будешь крестьянином.
На мой вопрос, могу ли я остаться, последовал уклончивый ответ.
Пока я безучастно стоял, вся моя жизнь прошла перед глазами: наши встречи, эшелоны на железной дороге, артналеты, штурмовики, грязь, кровь, бои в окружении, русские, американцы, долгая дорога сюда.
Дорога, по которой мы вместе возвращались, показалась мне бесконечно тяжелой. Я чувствовал полное разочарование и огорчение. И моя поднятая до уровня богини возлюбленная, сопровождавшая меня в мечтах в трудные годы, снова превратилась в человека. И между ним и мной образовалась пропасть. Вся чудесная вера в любовь и верность, вера в людей рухнула в моем сознании. Когда пришли в дом, я забрал свои скромные пожитки и на прощание пожал ей руку. Ее родители, прощаясь со мной, облегченно вздохнули:
— Ступай с Богом! Ступай.
Снова стою на дороге. Куда теперь? Вырванный из круга друзей, свободный от уз несчастной любви, я не видел цели. Любовь умирает каждый день, и доверие к ближним так же исчезает, ложь расцветает новыми красками.
Это день солнцеворота. Год клонится к концу. И моя дорога пуста.
Научно-популярное издание
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ
Герберт Крафт
ФРОНТОВОЙ ДНЕВНИК ЭСЭСОВЦА
«Мертвая голова» в бою
Ответственный редактор /О. Морозова Художественный редактор П. Волков Технический редактор В. Кулагина Компьютерная верстка И. Кондратюк Корректор Н. Гайдукова
ООО «Яуза-пресс» 127299, Москва, Волгоградский пр-т, д. 120, корп. 2. Тел. (495) 745-58-23, факс. 411-68-86-2253.
Подписано в печать 02.11.2009. Формат 84х1081/32. Гарнитура «Прагматика». Печать офсетная. Усл. печ. л. 18,48. Тираж 4000 экз. Заказ 20891.
Отпечатано по технологии CtP в ОАО «Печатный двор» им. А. М. Горького 197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.
ISBN 978-5-9955-0124-4
9785995501244
