Время учеников. Выпуск 2 - Андрей Чертков

Тезис сей мне показался спорным, но мои соображения Экселенца не волновали ни в малейшей степени. Я знал, что мои соображения не волнуют его и сейчас. Он прислушивается к моему мнению, включает его в свои расчеты в качестве одного из множества параметров, и не более того…

Цивилизация на Альцине, обнаруженная самим Сидоровым, который тридцать два года назад вознамерился поставить в системе ЕН 200 244 станцию для исследования мировых постоянных, принадлежала к классическому типу Броксона-Эйве и находилась, как я уже упоминал, на уровне близком, если вообще в данном случае можно пользоваться аналогиями, ко времени фараонов или вавилонских царей. Но странным образом ни один из местных народов (а всего их экспедиции КОМКОНа насчитали на сегодняшний день около двухсот) не прошел в своем развитии ни эпохи рабовладения, ни даже эпохи абсолютизма. Пожалуй, ближе всего местное самоуправление приближалось к первобытному коммунизму землян. Тому были свои причины, в частности, изначально здесь не существовало проблемы огня — трава, покрывающая долины Альцины, воспламенялась при малейшем трении и столь же быстро затухала, но на возвышенностях росли деревья, которые можно было таким образом поджечь, а потом поддерживать огонь неограниченно долгое время. Равно не было здесь проблемы с изобретением колеса, да и другие технические идеи, на осуществление которых у людей ушли тысячелетия, возникали здесь со скоростью смены листков календаря и быстро распространялись по планете — похоже, что аборигены обладали достаточно мощной третьей сигнальной системой, которой пользовались в случае необходимости.

Общение с аборигенами Альцины вовсе не входило в мои планы, тем более что сами планы возникли за полчаса до вылета. Поэтому и знания мои о местных жителях были по меньшей мере отрывочными. Неудивительно, что Фарамон произвел на меня не меньшее впечатление, чем в свое время первый увиденный мною голован.

— Фарамон к вашим услугам. Дорогой мастер. И уважаемый гость, — сказало это существо странным голосом, в котором верхний регистр был подобен трелям соловья, а нижний звучал, будто гул из глубокого колодца. Обоими регистрами Фарамон пользовался мастерски, и речь его производила впечатление пения дуэтом — бас соревновался с контратенором.

Сев в кресло, Фарамон стал похож на яркую детскую куклу.

— Сагаль Фарамон, — сообщила Ландовска, — является главой астрологической лиги, объединяющей все народы Альцины. Лига насчитывает одиннадцать тысяч членов, это очень мощная организация.

— У вас не получится. Ничего, ничего, — неожиданно заявил Фарамон, ткнув тоненьким длинным пальчиком в мою сторону. — Ничего, ничего. Пока вы будете врагом самому себе. Ничего.

— Что вы имеете в виду? — спросил я, стараясь не улыбнуться.

Фарамон повернулся к Ландовской и заговорил так быстро, что слова начали сливаться для моего слуха в одну беспрерывную и очень прихотливую мелодию. Татьяна, безучастно сидевшая до того в углу дивана, вытянула шею, нахмурилась — она старалась не пропустить ни слова, но, судя по всему, ей это не очень удавалось, в отличие от Ландовской, которая кивала головой, а когда Фарамон, наконец, закончил свою речь-песню, сказала коротко:

— Так я это и имела в виду.

Она повернулась ко мне:

— Послушайте, Максим, Фарамон вовсе не расположен был с вами общаться, но я уговорила. Поэтому очень прошу, не делайте резких движений. Задавайте вопросы, но прежде семь раз обдумайте, что вы хотите спросить. И учтите, что Фарамон не просто астролог. Он — пророк.

— Если вы думаете, что у меня есть что спросить у местного астролога-пророка, то вы ошибаетесь, — произнес я по-польски, очень надеясь, что Ландовска знает этот язык. — А если ему действительно что-то известно о поступках Грапетти и о том, где тот сейчас находится, то почему не спросить прямо и не покончить с этой проблемой?

— Спрашивайте, — пожала плечами Ландовска.

— Вам легче с ним общаться, — сказал я. — Спросите сами. Если вы не спрашивали раньше. А если спрашивали, то зачем нужна эта комедия?

— Я спрашивала, конечно, но это было вчера, а положение светил меняется, как вы понимаете, и в оценки, к тому же, вторглись две кометы, выпавшие из местного облака Оорта. Ну, хорошо…

Она, конечно, говорила на языке Фарамона куда хуже, чем астролог-пророк, речь Ландовской напоминала фальшивое пение провинциального сопрано, но карлик понял и пропел в ответ песню сирены.

— Когда вы родились, Каммерер? — спросила Ландовска. Точное время и место.

— Двенадцатое сентября тридцать седьмого года, — чувствуя себя полным идиотом, сообщил я. — В городе Симеизе, Крым, Российский департамент Восточно-Европейского округа. На Земле, как вы понимаете.

Все эти сведения были перепеты Фарамону, который, по-моему, понял меня и без посредничества Ландовской. Астролог-пророк пожевал губами, поглядел мне в глаза, разве что пассов не произвел и не вызвал из воздуха духа какого-нибудь местного святого.

— Грапетти, — сказал он. — Живой. Но вы не сможете. Найти. Пока сам. Вам рекомендую. На Землю. Вернуться. Там будете знать. Здесь нет. Безопасно. Там.

— А здесь, значит, опасно? — хмуро сказал я. Если эта троица собиралась таким образом выжить меня из города, то акция их была задумана и осуществлена весьма неумело. На что они, собственно, рассчитывали?

— Почему опасно? — удивился Фарамон. — Безопасно. Там.

— Я спрашиваю — здесь? — пришлось и мне перейти на телеграфный стиль.

— Здесь. Безопасно. Для вас. На Земле. Для Грапетти. И всех.

Ему надоело подыскивать отдельные слова, и он опять запел, а Татьяна придвинулась ко мне и прошептала на ухо:

— Пожалуйста, Максим, если вы действительно хотите что-то узнать, не смотрите на него, как на привидение. Фарамон пророк, может быть, единственный в этой части Вселенной, вы понимаете, а пророкам нужно или верить, или…

— Или побивать камнями и распинать на кресте, — закончил я.

— Вот поэтому я и не могу вам объяснить… — Татьяна отодвинулась. — Вы не слышите, не понимаете, вы… чужой.

Теряем время, — подумал я. Глупо теряем время. И почему это я решил, что общение с Ландовской приблизит меня к решению проблемы? Она такой же шарлатан, как все прочие представители ее древнейшей професии. На Земле этот лежалый товар перестали покупать еще в прошлом веке — после странного бума века двадцатого земная астрология умерла постепенно и почила незаметно. На Альцине другой век, другие нравы, но при чем здесь я?

— Спасибо за угощение, — сказал я, вставая. — Было очень мило. Передайте уважаемому Фарамону, что я весьма благодарен за сообщенные им сведения.