Мужчина в кармане - Юлия Климова

– Прекрасно… – выдохнула я и закрыла глаза. Я, значит, пеньюары на себя натягиваю, мучаюсь, а он меня приручает!

– Иногда мне казалось, что невозможно подойти к тебе, – произнес он тихо, скорее для себя, чем для меня. Шаг, еще шаг, он шел ко мне… – Невозможно дотронуться, обнять, прижать… Иногда мне казалось, это сон – я зайду в твою спальню и увижу только идеально заправленную кровать и пустоту… – Его голос дрогнул от волнения. – Мне уже давно не нужны расписание и покой, и я благодарен тебе за то, что моя жизнь и моя душа перевернулись вверх тормашками…

Он остановился совсем рядом и замер, ожидая ответа.

Сколько раз я мечтала услышать нечто подобное, сколько раз я представляла, как неприступный и холодный Дмитрий Сергеевич Кондрашов протянет мне свои чувства и признает полное и безоговорочное поражение. Сколько раз! Не счесть. В этот день наверняка должен был грянуть гром, а с неба должны были посыпаться конфетти, во всяком случае, я на это очень и очень рассчитывала. Эй, любовь, где ты? Это же так просто – любить! Меня любить!

Сколько раз я мечтала услышать нечто подобное. Я объявляла ему войну – да, войну. Почему бы не помечтать, если обида и гордость сдружились на долгие времена, если приключения зовут и обещают кучу радостных победных минут, если противник умен и опасен? Почему бы не помечтать?

Да, я умею смеяться, даже если едкая грусть караулит у двери, я умею отталкиваться от берега, поворачивать лодку против течения и плыть, плыть, плыть… Но я совершенно не знаю, что делать, когда самые тайные мечты сбываются, когда серые глаза смотрят столь пристально и столь горячо… И эти глаза не лгут.

Я хотела выйти замуж за самого необыкновенного мужчину, такого, чтобы увидеть и ахнуть, чтобы самой себе начать завидовать – и вот он передо мной. И это – мой муж… Самый лучший, самый необыкновенный, самый красивый муж. Как же хочется протянуть руку, дотронуться до него…

Дмитрий Сергеевич, правда состоит в том, что и моя душа уже давно забыла о покое… и я тоже благодарна вам за это. И я больше никогда не буду лгать собственному сердцу…

Но произнести вслух эти слова я не успела – открылась дверь, и в малый каминный зал вплыла мама.

– Салат оливье, селедка под шубой, утка с черносливом, творожный торт… Я больше ничего не запомнила, но Ада Григорьевна, я уверена, приготовит самый вкусный ужин на свете. – Она остановилась около коробки с елочными украшениями и капризно сморщила нос: – Наташа, сколько можно украшать дом? Скоро нам ступить негде будет. Дима, повлияй на свою жену.

Но Дмитрий Сергеевич не порадовал тещу ожидаемым ответом. Он сдвинул брови, кинул на нее сердитый взгляд и твердо произнес:

– О чем ты? Наташа может делать все, что захочет, – это ее дом. – И устало добавил: – Эмма, ты забыла: Нового года много не бывает.

Моя мама приподняла правую бровь, выказывая явное удивление, и поджала губы, а я расслабилась, самодовольно хмыкнула и подарила мужу нежный и трепетный взгляд (как в кино!), а еще я подарила ему многообещающую улыбку (как в кино!), а еще я мысленно поклялась, что отныне сама буду целовать Дмитрия Сергеевича каждое утро (как в кино!). Осталось только совершить самый последний безумный поступок… самый последний… И этот поступок намечен на двенадцать часов ночи.

«Не так-то легко прожить без тебя даже один день, Наташа».

Очень хочется это услышать еще раз…

До вечера я практически не покидала левого крыла дома – беспокойная душа температурила и кашляла, беспокойная душа перебирала слова, пела, плясала, затем опять температурила и кашляла.

За ужином, ковыряя вилкой куриные котлеты, картофельное пюре и сырную закуску с помидорами, я была трепетна и тиха, ни разу не подколола витающего в тех же облаках Германа, зато случайно рассыпала сахар и разлила чай. Я чувствовала на себе особый горячий взгляд Дмитрия Сергеевича и взволнованно поглядывала на настенные, настольные и напольные часы. Между нами была история, между нами была правда, и между нами был всего один вопрос… всего одна снежинка, растопить которую так сложно и так просто.

– Спокойной ночи, – дежурно произнесла я, когда закончился блок поздних телевизионных новостей.

– Спокойной ночи, – ответил Герман и издал еле слышное «кхм». Это «кхм» вмещало в себя очень много вишневого дыма и аромата японских духов, и это «кхм» переводилось абсолютно для всех одинаково: «Продолжение следует…»

– Спокойной ночи, Наташа, – полетел ко мне сдержанный и одновременно мягкий голос Акулы.

«Увидимся», – мысленно пообещала я, превращаясь в упертого анчоуса.

В спальне мне сразу стало тесно. Что там пишут в книгах про чувственный огонь и что там пишут про всепоглощающую страсть? Когда темнеет в глазах, когда сердце выпрыгивает из груди, когда трясутся руки и прошлое тает и превращается в послушное и несгибаемое «да». Какая разница, кто к кому придет?.. Скажите мне: какая разница?

«Не так-то легко прожить без тебя даже один день, Наташа».

Не так-то просто прожить без тебя даже один день, Дима.

Какая ерунда беспокоила меня раньше… какая ерунда!

Мысли улеглись только к двенадцати (покоя в чувствах я не ждала – напрасная трата времени), натянув бордовую шелковую пижаму, я поправила волосы, две секунды подарила зеркалу и шмыгнула за дверь. Мне показалось или дом замер? Точно побоялся отвлечь, спугнуть, точно наконец-то дождался желаемого…

Бесшумно ступая по ковровой дорожке коридора, я улыбалась, вспоминая первый вечер, проведенный здесь. «Наташа, а как вы обычно отмечаете праздники? Скоро Новый год». Кто ж знал, кто ж знал… И погода в тот вечер играла свой спектакль, не выпуская меня на улицу, и «Кьянти» казалось особенно вкусным и терпким, и любопытство обещало так много…

Нарочно не включая свет, я сделала еще один шаг и еще и в арке левого крыла увидела четкие очертания широкой фигуры Дмитрия Сергеевича. Он шел ко мне – навстречу.

– Дима…

– Наташа…

Его нежные, сильные руки скользнули по моей талии, а губы сразу нашли мои губы. Это был самый вкусный, самый важный и самый лучший поцелуй в моей жизни – мурашки волной побежали по телу, лишь подчеркивая нетерпеливое возбуждение, дыхание участилось, а в груди вспыхнул огонь, тот самый – чувственный и книжный…

Мы так долго мечтали об этом в одиночестве, мы так долго играли в прятки и не находили друг друга… Он был тысячу раз прав, и я была тысячу раз права, и абсолютно не важно, кто и в чем…

– Дима…

– Наташа…

– Я шла к тебе.

– А я к тебе.

– Здорово, да?

– Да. – Он улыбнулся и поцеловал меня иначе – неторопливо, долго. И этот поцелуй тоже оказался самым вкусным, самым важным и самым лучшим. Остатки сил улетучились, голова закружилась, ноги ослабли, но тут же Дима подхватил меня на руки и понес к спальне. Скользкая ткань пижамы и тонкая ткань рубашки отчаянно мешали и дразнили, и я жутко разозлилась на них, а заодно и на все пуговицы, вместе взятые. Я плохой дизайнер… очень плохой дизайнер – нужно было поставить диван прямо в коридоре!