Бунт на «Баунти» - Джон Бойн

– Прошу прощения, капитан, – ответил я, постаравшись сдержать зевок. – Вам от меня что-нибудь требуется?

– Ваша компания, сэр. И ваши руки, чтобы нести всякие мелочи. Этим утром я собираюсь навестить мыс Венеры, а тебе не вредно будет пройтись. На этом острове ты быстро размякнешь, как и все матросы. Я такое уже видел. Добрая прогулка принесет тебе изрядную пользу.

Я поскучнел и зевнул во все горло, чего никогда бы при нем не сделал, находись мы в трюме, на обычных наших местах, капитан же посмотрел на меня без всякого сочувствия и снова покачал головой. Я, со своей стороны, подумал, что вряд ли его заботит мое здоровье или телесное благополучие, просто ему нужна вьючная лошадка, а я как раз такая и есть, однако мысли мои значения не имели, потому что, прежде чем я успел произнести на эту тему хоть слово, капитан поворотился и зашагал в восточном направлении, и мне осталось лишь последовать его примеру. Утро было теплым, это я, во всяком случае, помню; дело в том, что вечером я выпил больше, чем следовало, грогу, и оттого мне снилась всякая чертовщина, а прийти в себя я пока не успел. Глядя вперед, на раскинувшийся передо мной огромный пейзаж, я нагнал мистера Блая и задал ему неподобающий вопрос:

– А это далеко, сэр?

– Что именно? – спросил он, обернувшись и посмотрев на меня так, точно мое присутствие рядом с ним было для него полной неожиданностью.

– Мыс Венеры, – ответил я. – На который вы меня ведете.

Лицо капитана стало недоуменным, мне показалось, что он того и гляди расхохочется, чего я еще ни разу не видел.

– Я никуда тебя не веду, Тернстайл. Ты сопровождаешь меня, выполняя мое желание. Мы, может быть, и на суше, но я по-прежнему остаюсь капитанам, а ты моим слугой, так?

– Да, сэр, – пробормотал я.

– Вот что происходит, когда корабль бросает якорь у таких островов, – продолжал он, устремляя взгляд вперед. – Я видел это не один раз. Каждый из нас забывает свое место. Дисциплина слабеет. Естественный порядок вещей извращается. Не будь наше плавание к Отэити столь спокойным, меня, признаюсь, это тревожило бы куда сильнее.

Мне понравилось, что капитан считал наше плавание спокойным. По мне, так по ходу его произошло более чем достаточно драматических событий.

– Что до твоего вопроса, Тернстайл, если уж он для тебя так важен, нет, это не далеко.

– Рад слышать, сэр, а то мне нынче утром как-то неможется.

– И неудивительно. Не думай, что я ничего не слышал о твоих выходках. Будь благонадежен, на этом острове у меня везде есть глаза и уши.

Я не мог с уверенностью сказать, правда это или нет, поскольку видел – за то недолгое время, что мы провели на острове, матросы успели привыкнуть к здешней жизни. Вряд ли, думал я, кто-нибудь из них надумал доносить или ябедничать на товарищей, скорее уж, капитану стало немного одиноко – теперь, когда тесные рамки жизни на «Баунти» остались позади, хотя бы на время. Одно дело, если ты в любое время можешь увидеть всех отданных под твое начало людей, и совсем другое, если не можешь.

– Мои выходки, сэр? – переспросил я. – Не понимаю, о чем вы.

– Известно ли тебе, что вкус спиртного я впервые узнал лишь в восемнадцать лет? – ответил капитан, шагая так размашисто, что я, старавшийся не отстать от него, боялся упасть. – И клянусь, мне он не понравился. Разумеется, я понимаю, что все вы нуждаетесь после длительного плавания в свободном времени, в отдыхе, однако долго он продолжаться не может. Ты и сам знаешь, здесь есть работа, которую мы обязаны выполнить. Долг прежде всего. Ты почти ровесник моего сына, Вильяма. Так вот, если бы я нашел его в таком состоянии, в каком нашел этим утром тебя, то надавал бы ему по заду, и он мне еще спасибо за это сказал бы.

В последнем я был совсем не уверен, однако возражать не стал.

– Странное дело, но я впервые попал на Отэити примерно в твоем возрасте, – после недолгого молчания заметил он. – Я был, пожалуй, несколько старше, но нена много.

Я покивал, обдумывая его слова. Капитан был джентльменом совсем пожилым, тридцать три – тридцать четыре года, значит, с того времени, когда он в первый раз ступил на здешний берег, прошло лет десять-двадцать.

– С капитаном Куком, сэр? – спросил я.

– Да, с капитаном, – печально ответил он.

Прежде чем снова открыть рот, я немного поколебался, – со времени нашего прибытия на остров у меня застрял в голове один вопрос, но я толком не понимал, как его выразить словами.

– Сэр, – наконец решился я, – можно задать вам вопрос?

– Конечно, можно, Тернстайл, – со смешком сказал капитан. – Послушай, ты даже об этом спросил как-то испуганно. Ты что же, боишься меня?

– Нет, сэр, – ответил я. – Просто, когда я его задам, вы можете счесть меня наглецом и мерзавцем, а мысль о порке мне вовсе не по душе.

Последние слова я сказал в шутку, но тотчас понял – произносить их не следовало. Может быть, дело было и не в самих словах, а в интонации; так или иначе, капитан резко повернулся ко мне, и я увидел, что его веселое прежде лицо потемнело, – такое уже пару раз бывало.

– О порке? – спросил он. – Так вот что ты думаешь обо мне, проведя бок о бок со мной почти год, и в неустанных трудах? Что я способен выпороть мальчика, задавшего опрометчивый вопрос?

– Нет, сэр, – поспешил ответить я в отчаянной попытке спасти положение, ведь даже томясь от усталости и желания вернуться в гамак, я все равно наслаждался обществом капитана и радовался, понимая, что он хорошо обо мне думает. Отца мне знать не довелось, самым близким его подобием был для меня мистер Льюис, который для этой роли почти не годился, и постепенно играть ее в моей жизни начинал капитан. – Вы не так меня поняли…

– Как это мило с твоей стороны – предъявить мне такое обвинение, – оборвал меня капитан. – О скольких порках я на твоих глазах распорядился со времени, когда мы вышли из Портсмута?

– Об одной, сэр, – признал я.

– «Об одной, сэр», – повторил, яростно кивая, он. – А понимаешь ли ты, что это уже составляет своего рода рекорд для британского военного флота? Насколько я знаю, наименьшее число порок на корабле, проходившем до сей поры такое же расстояние, как мы, – семнадцать. Семнадцать, Тернстайл! Я же распорядился лишь об одной и даже без нее предпочел бы обойтись. Наш список дисциплинарных наказаний не имеет себе равных, думаю, я проявил себя как настоящий друг и юных, и зрелых моряков.

После этого мы довольно долго молчали. Я понимал, что капитан разрывается между гневом и оскорбленными чувствами, и знал – если скажу что-то слишком рано, он разразится еще одной драматической тирадой, а потому прождал какое-то время, прежде чем извиниться перед ним.