Багровые узы - Венди Оуэнс

проблеск уважения в его глазах, который только разжигает огонь решимости, горящий во мне.

Глава 28

Перед нами вырисовывается склад, его темный силуэт является зловещим напоминанием об опасности, которая ждет нас внутри. Николай осторожно паркует машину, глядя на здание как на врага.

— Амелия, — говорит он тихо, его голос напряжен от беспокойства. — Еще не поздно передумать.

Я смотрю на склад, чувствуя, как мое сердце колотится от волнения. Скорее всего, мы попадем в ловушку, но другого выбора нет.

— Что бы там ни происходило, мы должны войти. Мы нужны Алексу.

— Хорошо, — со вздохом соглашается Николай, явно недовольный моим решением. Он достает телефон и отправляет смс Алексею, хотя я вижу по его глазам, что он не верит, что на другом конце провода Алекс.

— Где они нас ждут? — спрашиваю я, пытаясь сохранять спокойствие.

— У черного входа, — отвечает он, изучая текстовое сообщение.

Когда мы приближаемся к складу, по моей спине пробегает холодок. Тьма удушающая, ее нарушает лишь слабый лунный свет, просачивающийся сквозь рассеянные облака наверху. Вокруг царит жуткая тишина, и каждый шаг зловещим эхом отдается вокруг нас.

— Держись рядом со мной, — шепчет Николай, его рука инстинктивно тянется к пистолету под курткой. Мое оружие кажется тяжелым, постоянное напоминание о том, что это происходит реально и на кону стоят жизни.

В такие моменты я сомневаюсь во всем, что привело меня сюда: в своем выборе, верности и здравомыслии. Но в глубине души я знаю, что делаю это ради Алекса и мизерного шанса на будущее, в котором мы оба сможем избежать извращенного наследия наших семей.

Мы доходим до черного входа и останавливаемся, чтобы осмотреть окрестности. Насколько я могу судить, вокруг никого нет. Но я знаю, что все может измениться в мгновение ока.

— Готова? — спрашивает Николай, не сводя глаз с двери.

— Давай сделаем это, — отвечаю я.

И с этими словами мы вступаем во тьму, готовые вместе встретиться с неизвестным.

Тусклый свет отбрасывает жуткие тени на склад, и я вижу, как глаза Николая сканируют каждый угол, оценивая нашу ситуацию. Я чувствую напряжение, исходящее от него, и мое сердце колотится в предвкушении того, что мы можем увидеть.

Мои глаза привыкают к темноте, осматривая обширное пространство, заполненное штабелями коробок, надвигающиеся тени и слабым звуком гудков, доносящимся сквозь тишину.

— Держись рядом, — шепчет Николай, крепко сжимая мою руку, пока мы идем по лабиринту.

В центре комнаты мы видим импровизированное ограждение из четырех пластиковых стен, полупрозрачная поверхность которых раскрывает лишь неясные формы и фигуры внутри. Характерные сигналы медицинского оборудования становятся все громче, сопровождаясь ровным гулом машин.

— Здесь что-то не так, — шепчу я, мои чувства находятся в состоянии повышенной готовности. Николай кивает, сжав челюсти и сузив глаза, оценивая ситуацию.

Вокруг ограждения несколько охранников стоят наготове, их лица невозмутимы, а оружие наготове. Однако никто из них не движется к нам и даже не замечает нашего присутствия.

— Амелия, — говорит Николай низким и настойчивым голосом. — Что бы ни случилось, оставайся позади меня. Поняла?

Я киваю, моя решимость перевешивает страх, грозящий поглотить меня.

— Оставьте оружие моим людям и входите, пожалуйста, — зовет голос из-за пластиковых стен, ровный, но нервирующий.

Николай хмурится и шепчет:

— Я не узнаю этот голос.

Крупные мужчины, стоящие у входа в комнату, обыскивают нас с Николаем, отбирают все оружие, а затем отходят в сторону и позволяют нам войти.

Мое сердце колотится, когда мы преодолеваем пластиковый барьер и входим в импровизированный медицинский кабинет — стерильный запах антисептика бьет мне в нос, в то время как над головой мерцают резкие флуоресцентные лампы. В центре на больничной койке лежит мужчина, подключенный к мониторам и аппаратам. Ритмичный писк его жизненных показателей наполняет воздух.

— Отец Алексея, — шепчет Николай, его глаза расширились от шока и растерянности. Я смотрю на него, но мой взгляд быстро переключается на другую фигуру в комнате.

Привязанный к стулу рядом с кроватью, Алекс сидит с заклеенными скотчем губами. Его глаза дикие, умоляющие и яростные одновременно. Синяки и запекшаяся кровь портят его красивое лицо, и мой желудок сжимается от страха и ярости.

— Алекс, — задыхаюсь я, сдерживая слезы. Он борется с невозможностью что-то сказать, отчаяние пронизывает каждую линию его тела.

— Ах, Амелия, — снова говорит незнакомый голос, привлекая наше внимание к его источнику. В стороне стоит мужчина, наблюдая за нами с хищной ухмылкой. Его лицо представляет собой гротескное лоскутное одеяло из шрамов от ожогов, как будто он был сшит из раздробленных фрагментов самого себя.

— Кто ты? — говорю я, и мой голос дрожит, несмотря на мою самую смелую попытку поверить в себя.

— Терпение, — упрекает он, на его губах играет извращенная улыбка. — Всему свое время.

— Отпусти Алекса, — говорю я, не в силах сдержать отчаяние в голосе.

— Ах, но это же не весело? — от смеха этого мужчины в моих венах стынет кровь. — Нет, моя дорогая. Сначала тебе придется сыграть в игру.

— Алекс! — кричу я, мое сердце разрывается при виде его связанного и раненого. Мужчина со шрамом усмехается, насмехаясь над моими страданиями.

— Как трогательно. — выплевывает он, и в его голосе сочится презрение.

Николай прищуривается, изучая лицо мужчины.

— Ты кажешься мне знакомым, — осторожно говорит он. — Но этого не может быть…

— Конечно, может, — зловещим тоном возражает мужчина со шрамом. — Мы играли вместе, когда были детьми, Николай. Ты должен меня помнить.

Глаза Николая расширяются от недоверия, и он задыхается.

— Нет. Это невозможно. Ты мертв.

— Кто он? — шепчу я.

— Сюрприз! Отец прятал меня на этом складе. Я был в коме до десяти лет, а потом, когда каким-то чудом я очнулся, вместо того, чтобы принять меня обратно в семью, он спрятал меня. Последние шестнадцать лет со мной обращались как с заключенным.

— Это невозможно, — задыхается Николай.

Мужчина делает паузу, на его лице расплывается кривая ухмылка.