Рыцарь с железным клювом - Сергей Карпущенко

А молодой мужчина и мальчик, словно заговорщики, переходили от картины к картине, шептались друг с другом. Больше говорил мужчина, а мальчик слушал. Но порой они просто молчали, словно им обоим было все понятно, и их отделяло от мира осознание особенности натур, их натур, и людей, ходивших рядом, не существовало.

Из зала, где висели мадонны Леонардо, они прошли в небольшой, изящно украшенный зал, где тоже висели "итальянцы". Обойдя этот зал, Володя и Дима подошли к небольшому полотну; сухопарый, даже изможденный с виду старец, придерживая одной рукой полу своей мантии, стоя на коленях, протягивал другую руку к раскрытой толстой книге. Неподалеку - вход в пещеру, и над всем этим тревожное, облачное небо. От всей картины веяло какой-то строгостью, немного холодом, в фигуре старика было так много болезненности, что хотелось отвести глаза, но Володя, напротив, чувствовал, что оторваться от полотна очень трудно, просто невозможно.

- Тебе понравилось? - спросил Дима чуть насмешливо.

- Да, очень, - кивнул Володя. - Кто это? - спросил он, хотя сам мог прочесть подпись под картиной.

- Это святой Иероним, один из первых христианских святых, богослов. Он перевел библию на латынь - вот она лежит, ты видишь. Здесь Иероним изображен рядом с пещерой. Ушел, представь себе, в пустыню, хоть и имел, как говорится, полную чашу... Жил в пещере и питался акридами...

- Что такое акриды? - машинально спросил Володя.

- Это вроде улиток, точно не знаю, - ответил Дима, немного нахмурясь, услышав неуместный вопрос. - Эту картину в пятнадцатом веке написал Сандро Боттичелли. Помнишь его Афродиту?

- Да, помню, - не соврал Володя, потому что на самом деле видел богиню красоты и любви, написанную Боттичелли, в мамином альбоме. Но святого Иеронима он видел впервые, и эта картина почему-то задела его даже больше, хотя Володя и не ответил бы почему: там - нагая красавица, здесь - худой старик, и все же к Иерониму его тянуло сильнее.

Они постояли у картины минут двадцать, и Володя чувствовал, что так долго он смотрел на это небольшое полотно ещё и потому, что этого хотел Дима - не спешивший уходить, точно нарочно дававший Володе вглядеться, запомнить каждую черточку.

- Ну, довольно, - наконец сказал Дима, и они отошли от полотна, и "гид" подвел мальчика к большому камину, располагавшемуся между окон, выходивших на Неву. - Нет, ты посмотри! - воскликнул Дима, указывая Володе на камин. - Какое чудо! Это тебе не радиатор центрального отопления! Роскошь, моя мечта! Затопить камин - это же священнодействие, таинство! Представь, тихо потрескивают в огне сухие полешки, а ты протянул к камину иззябшие на морозе ноги, в руке у тебя - кубок с горячим пуншем, слышится негромкий рокот рояля...

Камин на самом деле был чудесный! Мрамор с мозаичной инкрустацией, отделанный к тому же бронзой. Понятно, что этот камин уже давно не топили, и Дима даже предложил Володе наклониться и заглянуть в пространство между каминной решеткой и верхним мраморным обрезом. Да, там протянулись лишь две трубы, как видно, центрального отопления, было чисто и сухо.

- Шикарный каминчик! - не уставал повторять Дима. - А здесь-то, мозаика, взгляни: Актеон, нечаянно увидевший купающуюся Диану. В наказание за это богиня превратит несчастного в оленя, и собаки растерзают его. Ха-ха! Ну а тебе, дорогой, приходилось когда-нибудь видеть раздетых женщин?

- Конечно, видел, - ничуть не сомневаясь, соврал Володя.

Они вышли из зала Боттичелли, и Дима сразу стал рассеян и поспешен. Володя заметил, что его гид устал, сник, точно выговорился весь, отдав всю свою энергию на прежние залы, и ему нечего больше рассказать. Через некоторое время, откровенно зевнув, Дима просто предложил:

- Слушай, а пошли-ка отсюда, с этого "кладбища" на свежий воздух! Так курить охота, просто жуть!

И Володе понравилась прямота неломающегося Димы. А что? Есть настроение - хожу и смотрю, а пропало - чего притворяться! Весь Эрмитаж зараз не обойдешь!

ГЛАВА 4

ХОЧЕШЬ К ИВАНУ ПЕТРОВИЧУ В ГОСТИ?

Володя был доволен, страшно доволен! Такой интересной экскурсии не устраивала для Володи даже мама, знавшая и любившая Эрмитаж. Мальчик смотрел на своего старшего товарища буквально с восторгом, восхищался им, когда тот в гардеробе дал работнице вешалки на чай и отказался от благодарностей, глядя на то, как одевался мужчина, небрежно заматывая вокруг шеи свой коралловый шарф, с небрежным изяществом надевая на голову "Шерлока Холмса". Все в этом молодом красавце - а Дима был по-настоящему красив, и хромота, виновником которой был Володя, придавала ему пущую элегантность - мальчику хотелось копировать, делать своим.

Они уселись в том же скверике, у фонтана, и Дима долго молчал, покуривая сигаретку, потом неожиданно сказал:

- Я, признаться, не помню, чтобы из Эрмитажа когда-нибудь похищалась картина. Может быть, ты помнишь?

Сердце Володи тревожно забилось, но он ответил не дрогнувшим голосом:

- И я ничего не слышал о таком...

И снова молчание. И опять заговорил Дима, но чужим, ледяным голосом:

- Знаешь, есть люди, которые хотели бы стать обладателями одной эрмитажной картиночки. Такая, знаешь, оригинальная прихоть. Втемяшится же порой в голову - не выбьешь...

И опять замолчал. Молчал и Володя.

- И тем, кто помог бы им в этом, люди эти заплатили бы по-королевски...

Володя все сразу понял, и больше не было сил молчать, поэтому, еле шевеля сухими губами, он заговорил:

- Конечно, ты меня для того и позвал, я же сразу догадался! Хочешь, чтобы я в Эрмитаж полез картину красть? Ну так поищи другого дурака или сам пойди! Ты парень ловкий, с шестого этажа на веревке спустишься, вот и прогуляйся! А меня на это дело подставлять не надо!

Володя, говоривший все быстрее, все уверенней, сказав последнее слово, поднялся и зашагал прочь, но его остановил не то чтобы окрик, а просто зов, и не интонация его, а, скорее, содержание:

- Матери своей лишишься! Остановись!

И Володя на самом деле встал как вкопанный, точно его ступни надежно приклеились к земле. А потом тяжело, неуклюже повернулся и побрел к Диме, смотревшему на мальчика с полуулыбкой уверенного в своей власти чародея, а ещё с сожалением: "Зачем дергаться, дескать? Все равно далеко не уйдешь".

Когда Володя, стараясь не смотреть на Диму, сел возле него, тот миролюбиво начал:

- Ну для чего все эти сцены? Неужели ты не понимаешь, не чувствуешь, что нас с тобой связала высшая сила и никуда ты от меня не уйдешь. Мы с тобой из одного горна, из одного тигелька - точно пули одного калибра. Только ты ещё по молодости себя плохо знаешь, но... узнаешь.

Дима помолчал, давая Володе возможность переварить эти веские, многозначительные фразы, и продолжил ещё более дружеским, располагающим к себе тоном:

- Дорогой мой, я совершенно не хочу прибегать к угрозам - это грубо и не годится для друзей, для равных, хоть у меня и есть повод сердиться на тебя. Моя хромота тому доказательством... Ну да хватит кругами ходить говорю с тобой прямо и открыто. Слушай... - И Володя весь точно сжался, как пружина, ожидая услышать приговор своей порядочности. - Так вот, я от тебя жду помощи, потому что мне страшно понадобился один... экспонат, хранящийся в Эрмитаже. Если ты исполнишь все, как надо, то ты получишь десять тысяч американских долларов. - И тут хладнокровие будто покинуло Диму, и он, повернувшись к Володе, с каким-то болезненным восторгом в лице, взахлеб, воскликнул: - Да ты знаешь, какое это богатство? Это же полтора миллиона.

Эта цифра на самом деле заставила Володино сердце забиться так быстро, что тут же вспотели руки и запылали щеки, хотя на улице было прохладно и лежал снег. А Дима продолжал, и каждый его довод достигал цели, словно душа Володи и не пряталась где-то в глубине тела мальчика, а сидела рядом с ним, и можно было мять и кромсать её, мастеря из неё что-то свое, чужое для Володи и уродливое:

- Теперь дальше... Получив свои полтора миллиона, или валютой, как вам заблагорассудится, ты тут же передашь их своему несчастному папочке. И будь уверен, твоя дорогая мамочка вернется домой буквально через пару дней и жизнь в вашей скромной квартирке потечет, как прежде, - с тихими и нехитрыми житейскими радостями. Твой сыновний долг будет исполнен. Разве ради этого не стоит потрудиться?

Да, Володю откровенно покупали, и мальчик понимал, что выполнение "сыновьего долга", на которое напирал Дима, было всего лишь стремлением хоть чуточку оправдать всю грубость сделки. Но ведь Володю покупали за очень хорошие деньги, и эти "баксы" на самом деле могли помочь и ему, и папе, и, действительно, уже одно то, что мама возвратится, а папа перестанет пить, заставило мальчика помедлить со вторичным отказом.

- А что нужно будет... вынести из Эрмитажа? - спросил он, хотя это и не являлось для Володи очень важным.

- А ты не догадался?! - насмешливо спросил Дима. - А "Святого Иеронима" и вынесем. Для кого вынесем - пусть эта проблема тебя не тревожит. Для того, кто очень хорошо заплатит. И совесть твоя, заметь, чистой останется. Во-первых, на месте оригинала останется копия, отличнейшая копия, а, во-вторых, картина попадет в руки настоящих знатоков искусства, тех самых стоящих людей, которые и управляют миром. Ты разве не знаешь, сколько шедевров за время большевистской власти переехало "туда"?