Оборотный город - Андрей Олегович Белянин

И мига не прошло, как бодрая бабка Фрося уже стояла напротив нас, грозная, как целый полк императорских кавалергардов.

— Иловайский! Ты чё тут застрял? Тебя с утра Хозяйка обыскалася, дружки твои упырьские шляются неведомо где и ты не телишься! А ну дуй за мной!

— Куда?! — страдальчески улыбнулись до ушей и я, и мой конь. — Нам тут, между прочим, и шагу ступить не дают. А так мы бы со всем нашим удовольствием…

— Чёй-то? Это ктой-то? Гоша, ты, что ли?! — Скрюченная нищенка, уперев руки в бока, наклонилась над примолкшим черепом и злонамеренно пнула его лаптем в челюсть. — Ты чего мне народ мутишь? Тебе опять лясы почесать не с кем? Забыл, что на Иловайского по гроб жизни охранная грамота отписана и чё тебе потом Хозяйка при всех оторвёт, позвенит и в глотку засунет?!

Я тихо припух в седле, араб так же молча прижал уши — чтоб дряхлые бабушки в возрасте «столько из вежливости не живут» таким образом выражались?

— Ну а ты, хорунжий, чего лопухи развесил? Али не видишь сам, что энто Гоша Лысый, болтун известный, сам из бывших убивцев, потому и неупокоен, сама земля его не берёт. Дай ему нагайкой промеж глаз да и езжай куда надо!

— Ага, как же, — не поверил я. — Он одними пальчиками лошадь держит!

— Да брось, жеребец у тебя иностранный, пуганый, к нашим российским реалиям не приученный, со страху так стоит, словно в штаны наложил.

Араб вытаращил глаза, возмущённо фыркнул резными ноздрями, словно бы сражённый незаслуженным оскорблением в самое сердце, и резко дёрнул копытом — сухая рука скелета отлетела шага на три.

— Эй, больно же! — вскрикнул так называемый Гоша. — Мне ж теперь за ней до вечера ползти, совесть есть, вообще?!

Мы с конём переглянулись, и я, свесившись с седла, со всего маху огрел череп плетью! Той самой, прохоровской, с вшитой пулей на конце. Мат-перемат огласил всё кладбище, болтливый череп исчез, прикрывая свежую дырку в голове, а бабка Фрося удовлетворённо показала мне большой палец и поторопила:

— Пошли, пошли, Иловайский! Хозяйка ждёт да сердится, а мне с ней ссориться не резон.

— Мы готовы.

— Ктой-то мы? Ты пешим отправишься, без коня.

— Ага, как же, брошу я его здесь одного…

— Дык мы ж через могилу пойдём, твоей скотине всё одно не пролезть!

— Значит, пойдём другой дорогой, Хозяйка ведь хочет видеть меня как можно скорее? Так вот, верхом по-любому быстрее получится.

— И то верно, — подумав, согласилась бабка. — Однако жеребца своего всё одно оставь, пущай тебя здесь дожидается. Сам смотри, нешто он туда пройдёт?

* * *

Старуха отошла на пару шагов, топнула ногой о неприметный холмик, и могила раскрылась, являя круто сбегающие вниз ступени винтовой лестницы. Ну, ясен пень, арабу сюда, даже выдохнув, не пролезть. Я нехотя спрыгнул наземь, потрепал араба по холке, заглянул в его умные глаза и попробовал договориться по-хорошему.

— Ты подожди тут меня часок-другой. Если до вечера не вернусь, иди на конюшню сам, Прохор тебя пристроит…

Жеребец опустил голову и отрицательно помотал головой.

— Но мне и вправду надо. Я понятия не имею, как те вурдалаки сумели провести тебя в Оборотный город. Видишь, сейчас дорога другая, не усложняй, а?

Конь категорично вскинул голову, высокомерно задирая нос, всем видом показывая, что раз уж так складывается, то он останется на этом кладбище до победы!

— Ладно, — смирился я. — Жди тут, без меня никуда, к себе никого не подпускай, даже если на вид безобидны и хотят угостить яблоком. Будут особо настырными — дай копытом по зубам, обычно это всех отрезвляет. Седло и уздечку сниму, тебе так свободнее будет. Я скоро, мне у Катерины долго задерживаться не рекомендуется, нервы дороже. — Освободив араба и сложив седло под ближайший кустик, я отпустил верного друга на вольный выпас и, развернувшись к бабке Фросе, кивнул: — Веди меня, кровососка заслуженная, маньячка достойная, вурдалачка потомственная, неистребимая!

Старая нищенка аж покраснела от такого неслабого комплимента и первой шмыгнула в ожидающий зев могилы. Араб ободряюще толкнул меня плечом, щекотнул бархатным храпом ухо и гулко топнул копытом, словно бы давая понять всем этим гадам под землёй, что он не уйдёт, а дождётся своего хозяина живым-здоровым. И не приведи господи, если с его казачьей головы упадёт хоть один волос — горячий арабский мститель ворвётся на улицы их проклятого города, неся кровь, мрак и разрушения! Он предупредил. Помните, чтобы потом без обид…

Ступени довольно быстро увели меня на серьёзную глубину, как закрывалась могила над головой, я уже не услышал. Бабка Фрося семенила впереди, света не было, на этот раз спускались в абсолютной темноте. Отсюда в голову приходили разные мысли…

Ну не то чтобы мне было страшно, скорее непривычно и неудобно, обволакивающая тьма оказалась почти полностью лишена звуков, за исключением уверенно шаркающей проводницы. Той самой, которая ещё недавно изо всех сил пыталась меня съесть, а теперь вынуждена даже охранять мою светлость от любых противоборствующих поползновений.

Стала ли она мне от этого другом? Да ни боже мой! С наслаждением всадит зубы в филей при первой же возможности. Действительно ли Катенька потребовала доставить меня к ней во дворец? Да кто знает, нечисти ни в чём верить нельзя, вполне станется, что хитрая нищенка обманула этого Лысого Гошу, дабы просто заманить меня под землю! А может, и вообще действовала с ним сообща. После случая с нападением на меня милейшего упыря Мони я зарёкся хоть кому-нибудь из них доверять. И вам не советую…

— Кажись, дошли, казачок. — Внизу забрезжил слабый свет, и через пару минут мы уже стояли на выходе, шагах в десяти от традиционной арки. Сейчас, как водится, появится бес-охранник и привычно возьмёт нас на прицел. Ну, может, и не нас, но меня точно.

— А ну стой, кто идёт?

— Свои, свои, — зачем-то подтыкая подол, проворчала бабка. — Вперёд, Иловайский, не тяни, давай по-быстрому.

— Чего давай?! — мягко говоря, ужаснулся я, отступая на шаг назад.

— Быстро, говорю, давай. — Старушка повернулась ко мне задом и наклонилась. Как я не рухнул в обморок, не знаю, наверное, вовремя успел зажмуриться.

— Вы это… вы того! Вы чё тут у меня перед постом охраны содеять удумали? — гневно возопил наряженный уланом бес, и я был с ним полностью солидарен — нельзя такими вещами заниматься где