бы, не допускаешь в себе того грубого, неправильного, нехорошего поведения, которое я иногда демонстрирую, когда чувствую себя кем-то худшим… Я, понимаешь, начинаю вести себя в соответствии с этим, худшим, образом… А потом — я не позволяю себе и каких-то дел, и поведения, и проявлений, что соответствуют хорошей мне. А ведь эти вещи могли бы быть светом для мира!.. Как твоя хорошая улыбка, ещё в первый день засветила, как лампочка!.. А я, внутри себя имея достаточно много света — всё время отгораживаю его от мира такой… Такой грубой, неправильной стеной… Так что… так что спасибо тебе, Слава!.. И… и даже то плохое, что от меня не зависит — та боль, что причиняют люди и которая остаётся в твоей жизни после того — всё, кажется, стало совсем уходить. Мне кажется так. Вчера это внезапное моё заболевание… Я не знаю, как его объяснить. С такой силой это всё случилось, как будто бы всю ту боль, что я заталкивала в себя куда поглубже, как организм запасает в себе вещества — теперь, разом, взяли и вытащили наружу — вся-вся вышла, из каждой клеточки, и стала передо мной во всей своей огромной мощи. Я, словно, взглянула в глаза правде — правде о себе. О своих переживаниях, о своей "я", обо всём. Наверное это очень было нужно — увидеть правду, быть честной с собой, для того чтобы понять — как же выгнать всё это плохое изнутри?.. Ведь иначе, когда ты об этом плохом и забыл, и не подозреваешь — так как же ты можешь с ним бороться?.. А хорошее?.. Как же ты можешь его развивать, если ты его, тоже, не осознаёшь совсем?.. И не видишь? Ты, Слав, когда появился — так стал это всё очень-очень заметно вытаскивать из меня. Мы шли по улице под дождём, а мне так казалось, что ты смотришь вглубь меня и исследуешь — что там есть… Ну, так и оказалось — ты говоришь, что хочешь знать меня и исследовать. И я оказалась на месте экскурсовода, к которому обращается любознательный турист — которого спрашивают обо всём, обо всём, что есть в городе, ведь туристу это страшно интересно, а я… А я — как будто бы многое что позабыла уже о своём родном городе. И только ради тебя стала вспоминать, и смотрю теперь, сама, с удивлением на всё это!.. Ты как лампочка, Слав, как походный фонарь — зашёл в эту жизнь твоей Сью и осветил в ней многое, что она упорно в ней не видела. В моём доме всегда светил свет, который светит свыше — я видела в нём многое. Но он требовал веры. Большой веры чтобы быть. Ведь, когда я в него переставала верить на какую-то долю — я словно прикрывала то окошко, сквозь которое он проходил. Всего только окошко — от того что у меня нет столько веры, сколько должно быть. Если бы она была — такая огромная, какой только может быть, так весь дом мой состоял бы из стекол, из окон, в которые со всех сторон проникал бы свет. И ничего незаметным не осталось бы в доме. Он был бы словно капсула, прозрачная капсула, подвешенная в пространстве среди бесчисленного количества источников света, которые все — Бог. Но моё неверие оставляло для света всего только окошечко. Да и то иногда оказывалось прикрыто больше, чем обычно. И от того ты — маленький, несравнимо меньший, чем вечный, великий свет, фонарик — зашёл в мой дом, и даже того малого света оказалось достаточно, чтобы мне разглядеть себя получше. Это моя вина, что я не могу до конца открыть весь свой дом для света. Наверное когда-то я смогу. Так спасибо тебе, Слав, за то что ты стал хотя бы маленьким дополнительным фонариком!.. Спасибо большое!
— Сью… — Слава приподнял рукой пряди волос Сью, что упали на лоб и поглядел на них, струящиеся между пальцев, с улыбкой, — Сью, я очень благодарен Богу за то что он создал и воспитал такую как ты… — и он снова прижал к себе её голову, — Ты невероятная!.. Наивная и мудрая, невероятно сильная и до ужаса слабая. Ты умеешь лечить, когда сама почти при смерти… Ты что-то невероятное! Сплошные контрасты, но какие!.. Сью, давай кушать суп! Это уже никуда не годится — то, как мы относимся к курице, которая ради нас лишилась жизни, а теперь абсолютно напрасно остывает в бульоне!..
Сью и Слава ещё несколько секунд посмотрели друг другу в глаза, улыбаясь, и взяли тарелки со стола.
— Я тут тебя мучаю разговорами, как не знаю кто, а ты же со вчерашнего дня, получается, и не ела ещё! Извини, Сью… — покачал головой Слава, — Я, всё-таки, эгоист. Фея Сью, Вы так, рядом со мной оголодаете! Вон уже как похудела всего-то меньше чем за сутки! Давай, ешь побольше.
— Спасибо… Да я и не очень-то похудела. Я, скорее, наоборот — в эти последние дни поправилась. Когда Драма нашла — так вдруг есть стала. Просто одной мне уж как-то совсем стыдно всегда бывает что-то себе покупать и готовить. Да и не хочется, в основном, есть вообще…
— Да, ясно. В общем — Вы, вместо завтрака, обеда и ужина, грызёте саму себя, фея Сью!.. Всё ясно мне про Вашу диету!
— Ну!.. Это уж слишком сказано, но… Но что-то вроде того получается!.. — засмеялась Сью. — Кстати. — резко вспомнила она, — А Вы не снимаете, случайно, тоже квартиру? А то… то есть ты не снимаешь?.. А то ведь день много стоит, а Вы его… ты… тратишь здесь, у меня?..
— Нет… Я не снимаю. — поджимая губы сказал Слава и отвёл глаза в сторону. — А что, правда много на это уходит?
— Ну, смотря — какая у тебя квартира. Если получше — то побольше. Если похуже — то поменьше. Вот у меня — где-то тысяча в день получается. Это, в принципе, немного. Нормально.
— Но зато заработала целую тысячу… — пробормотал себе под нос Слава мрачно. — Но это, наверное, получается, всё равно — большая часть доходов, да? Самая крупная?
— Ну, большая, но оно и хорошо.
— Что же хорошего?
— Ну, то, что когда самую основную часть доходов отдаёшь, так и остаётся уже на самое необходимое. Меньше соблазн потратить на
