Вторая мировая. Перезагрузка - Игорь Шумейко

К стр. 286

Анатолий Иванович Уткин — историк, специалист в области международных отношений, признанный эксперт по внешней политике США. Особая область научных интересов — региональная политика США, в частности в Европе; история «холодной войны». Работает в Институте США и Канады РАН. С 1994 года— профессор ИППК при МГУ, затем, с 1997 года, — директор Центра международных исследований Института США и Канады РАН. Автор 21 монографии, глав в коллективных работах, опубликовал более 150 статей в ведущих журналах и периодических изданиях на нескольких языках, а также аналитические работы, обзоры, справочные издания. Преподавал в Босфорском институте (Стамбул, 1991–1993), в «Эколь Нормаль Супериор» (Париж, 1993–1994), в Колумбийском университете (Нью-Йорке. 1998). Советник Комитета по международным делам Государственной Думы.

К стр. 295

Эрнест Бевин (1881–1951) — британский профсоюзный лидер и государственный деятель. Родился 9 марта 1881 года в Уинсфорде (графство Сомерсет). Его отец и мать умерли, когда мальчику не исполнилось и семи лет. Бевин оставил школу в 11-летнем возрасте, работал на ферме. В 1894 году переехал в Бристоль, где работал водителем грузовика. Позднее стал баптистским проповедником. К 1914 году являлся одним из трех ведущих организаторов общенационального профсоюзного движения. В 1918 году баллотировался в парламент от Лейбористской партии. В 1921 году выступил инициатором объединения профсоюзов транспортников и создания национального профсоюза неквалифицированных и муниципальных рабочих. Как генеральный секретарь профсоюза Бевин не возражал против закончившейся поражением всеобщей забастовки 1926 года, хотя и считал ее недостаточно подготовленной. В 1930 году Бевин стал членом комиссии Макмиллана по национальной финансовой и банковской системе и в 1938 году принял активное участие в консультациях с правительством по вопросам перевооружения.

В течение ряда лет накануне Второй мировой войны Бевин выступал против пацифистов в рядах Лейбористской партии и в 1935 году добился отставки их лидера в парламенте Дж. Лансбери. Бевин был противником Мюнхенского соглашения и сторонником вооружения Великобритании. Вскоре после начала Второй мировой войны Бевин был избран в парламент и стал министром труда в коалиционном правительстве У.Черчилля.

После войны Бевин ушел со своего поста, чтобы принять участие в выборах 1945 года. Стал министром иностранных дел в лейбористском правительстве К.Эттли и вместе с последним участвовал в Берлинской конференции руководителей трех держав. Был сторонником сохранения Британской империи и агрессивной и жесткой внешней политики. Стремясь предотвратить советскую экспансию в Европу в ходе развертывания холодной войны, Бевин работал в тесной связи с США и поддержал план Маршалла по восстановлению разрушенной войной экономики стран Европы. Принимал активное участие в создании Западноевропейского союза (Брюссельский пакт 1948 года) и Организации Североатлантического договора (НАТО) в 1949 году. Его предложение превратить Палестину в федеративное государство евреев и арабов было отвергнуто и евреями, и арабами.

Умер Бевин в Лондоне 14 апреля 1951 года.

К стр. 308

Генерал Казимеж Соснковский — с 10 августа 1920 года польский военный министр.

Генерал Владислав Андерс сформировал польскую армию «Армия Андерса» в 1941–1943 годах на территории СССР по соглашению с польским правительством в изгнании из военнопленных и интернированных в результате Советско-польской войны 1939 года польских граждан. В августе 1942 года Армия Андерса была выведена в Иран.

Лев Аннинский

Дождались младенца, черти?

Я имею в виду не тех чертей из пословицы, любой из которых жаждет связаться с младенцем. И не того младенца, который, на радость всем чертям, крикнул, что король голый. Я имею в виду историка Игоря Шумейко, который в своей книге «Вторая мировая. Перезагрузка» заметил (скорее с сарказмом памфлетиста, чем с невозмутимостью ученого):

«…Это, по сути, преимущество годовалого младенца перед стариком…»

Старики, которые помнят Большую Войну, находятся в плену своей памяти. Они умирают. Младенцы, свободные от такой памяти, вырастают. Они могут вывернуть прошлое как угодно.

Чего ждать от историка, который был годовалым младенцем, когда Держава, освободившаяся от тяжкого страха перед умершим Верховным Главнокомандующим, стала соскальзывать непонятно куда, а понятно это стало, когда младенцы вошли в зрелый возраст и получили в наследство не Державу, а распавшиеся её куски. И вместо Победы — список претензий от малых народов, пострадавших в ходе Большой Войны.

По модели:

— Вы, русские, конечно, выгнали гитлеровцев, но и местных жителей задели, извольте извиниться и заплатить за разбитые горшки. Гражданства в новых независимых государствах не ждите! Вы теперь в меньшинстве!

На защиту прав русского меньшинства встает, как и полагается, американский президент: ущемление меньшинств он не прощает и Гитлеру.

Бывший младенец, на дюжину лет опоздавший родиться к Победе, подхватывает с коварным юмором: а что, смысл Великой Войны и Победы — это всемирное утверждение прав меньшинств? Андерсеновский ребенок оценил бы такой прикол: нынешние глобалисты именно и видят мир — стадом сообществ (стран, наций, конфессий), которое надо пасти; противники же глобализма готовы спасать от всемирных пастырей именно такой, пестрый, мир меньшинств.

Но тогда и Большую Войну ничем иным не помянешь, кроме как запоздалыми счетами. Все — малые, и все покалечены, а кого там распотрошили первым — кто упомнит? Американцы, например (истые «младенцы» Новой Истории), когда их спрашивают, кто воевал во Второй мировой войне, иной раз долго соображают, на чьей же стороне был Гитлер. А мы этого гостя хорошо помним, но и для нас он постепенно сливается с Наполеоном и прочими супостатами отечества. Что делать: и танки Гудериана во мгле времен станут в конце концов чем-то вроде слонов Ганнибала.

Так вот: на этом фоне исследование молодого историка Игоря Шумейко поражает доскональным, скрупулезным знанием фактов войны, которой он не застал. И вообще фактов Истории. Фигурально говоря, от Горация до Греция — если о толще времен. А если об истории недавней — то во всю ширь непроходимых завалов, ибо «сказано и написано столько, что если человек среднего возраста сейчас решит бросить все и будет только изучать мемуары и диссертации по этой теме, — чтением он будет обеспечен на две жизни вперед».

Да. Если читать так, как читает баран надписи на новых воротах. Если же читать, зная, зачем читаешь, можно кое-что понять и за одну жизнь, в «среднем возрасте» коей и пребывает сейчас Игорь Шумейко. Хотя факты и сами по себе — до упрямости интересная вещь. Например, знаменитая речь Черчилля в Фултоне (полный текст которой в свежем переводе с английского приводит Шумейко — впервые в нашей печати). Или — документ иного прицела, из тех, что сначала были вдолблены в наше сознание, а потом выметены новой метлой (ответы Сталина на вопросы «Правды» по поводу речи Черчилля).

Некоторые факты увидены в непривычном для нас ракурсе. Например, количество танков, сделанных на чешских заводах и дошедших до Сталинграда… Знал бы я — нашелся бы, что ответить в 1988 году чешским изгнанникам, требовавшим у меня ответа, зачем советские танки дошли до Праги в 1968 году.

Некоторые же факты вообще, кажется, впервые введены в наш публицистический оборот. Например, сражение 1940 года у Мерс-эль-Кебиры, когда британцы пустили на дно французский флот (вместе с моряками), дабы эти корабли не захватили побеждавшие французов немцы. Знал бы я — нашелся бы, что ответить отделявшимся от нас прибалтам, независимость которых была в том же 1940 году пущена на дно Красной Армией, дабы их территория не досталась гитлеровцам.

Впрочем, Игорь Шумейко и сам умеет задавать оппонентам каверзные вопросы, в которых двойные стандарты выворачиваются с изнанки обратно на лицо, и лицо это предстает в «первозданности». Это надо уметь, и автор книги «Вторая мировая. Перезагрузка» это умеет. Он ярок, хлесток, находчив. Талант полемиста здесь настолько очевиден (и настолько соблазнителен), что автор иногда явно предается соблазну, и тогда, втягиваясь в обмен уколами, успевает шепнуть серьезным читателям, что это, конечно, памфлет, и он, Шумейко, это понимает.

Памфлетный яд— от необходимости переводить реалии Большой Войны на язык современного мира — мира меньшинств, гудящего требованиями политкорректности.

Умникам — еще порция яда:

«…Быть может, Сталину, действительно стоило как-то бы организовать сеанс связи и посоветоваться с Гавелом, Ландсбергисом, Клинтоном и Мадлен Олбрайт: как следовало вести Большую Войну?»