Русские герои. Святослав Храбрый и Евпатий Коловрат. «Иду на вы!» (сборник) - Лев Прозоров

Дожили ли они до того дня, когда византийский Христос развернул свои знамена над Киевом, когда рухнули Боги, а их клинками и кнутами погнали в купель Днепра? Вспомнили ли свое нытье? Боги им судьи…

Святослав не стал брать с собой молодое и быстрое, но бестолковое поволье. Оставил его сидеть в гарнизонах – засадах по-древнерусски – на воеводу Волка, оседлал коней и поспешил с дружиной в Киев. Там он, поприветствовав мать и детей, собрал ополчение и устроил «зачистку» Русских земель от остатков печенежской орды и бродячих отрядов. «И был мир», – заключает летописец. Что ж, Святослав знал, как надо за мир бороться!

Любопытно, что во Второй Балканский поход Святослава греческие авторы упоминают в его войске «пацинаков». Создается впечатление, что князь встретился-таки с печенежскими вождями – уж не при посредничестве ли воеводы Претича и его нового друга? – выслушал их и согласился взять в поход на ромеев. Любопытно, выяснилась ли уже тогда роль византийцев в организации набега на Русь? Вряд ли. Будь это так, никакие силы не удержали бы князя от немедленного возвращения на Дунай и начала военных действий против империи.

Но происшедшее поставило князя лицом к лицу с очень важным и требующим немедленного решения вопросом. Во время его походов на Руси должен был оставаться князь!

Как мы помним, русы представляли себе общество, как живое существо, причем князь был его головой. В данном же случае возникло положение, когда «тело», не зная, где «голова» и что с нею, оказывалось беспомощным при нападении врага. Как говорил вещий Боян – жив ли еще был старик? – «тяжко ти, голове кроме плечю, зол ти, телу кроме головы». Тот же образ всплывает и у Даниила Заточника два столетия спустя: «Видих: велик зверь, а главы не имеет; тако и многи полки без добра князя». Даниил мог видеть подобное своими глазами: в 1152 году князь Изяслав выставил отряд оборонять броды через Днепр от половцев. Однако охрана бежала под натиском атакующих степняков. Летописец объясняет причину поражения просто: «Да тем и не тверд был ему (князю Изяславу) брод, зане не было там князя, а боярина не все слушают». И дело было не в возрасте, не в личных качествах князя, не в его отваге, опыте и полководческом искусстве. Прежде всего, было нужно его наличие. Должен был быть князь, человек Соколиного рода Рюриковичей. Еще и отсутствием князя объяснялась беспомощность киевлян и ополченцев Претича. Быть может, мы слишком строго судили их. Их далекие потомки у бродов на Днепре будут держаться много хуже. И времена бескняжья в огромном большинстве русских городов-государств последующих веков будут восприниматься как тревожное безвременье смуты. Другое дело, когда есть князь – пусть мальчик, едва сидящий на коне, едва способный толкнуть ручонкой легкую сулицу за конскую морду… да, я про него, про нашего героя, про его первый бой. А иногда и того не надо. Как Вещему Олегу, когда сошел он из ладьи на песок днепровского берега и бросил Оскольду и Диру, указывая на малыша Игоря на руках дюжего варяга: «Не князья вы и не княжьего рода, а я княжьего рода, и вот – сын Рюрика!»

Руководствуясь этими важными соображениями, Святослав решает посадить сыновей в князья. Речь идет, естественно, не о «разделе Руси». Это будет уже позже, при его младшем сыне и внуках. Ведь не разделилась же Русь при отце Святослава, когда сам он был в Новгороде. Святослав вот таким образом отозвался на жалобы киевлян.

Жен у Святослава было, конечно, много, как у всякого уважающего себя правителя языческой державы. Татищев упоминает, что тестями князя были правители угров-мадьяр и поляков. Более того, он называет и имя мадьярки – жены Святослава. Звали ее… Предславой. Честно говоря, я не очень понимаю, что думать по этому поводу. Отчего мадьярка носит славянское имя? Проще всего, конечно, заявить, что Татищев-де все выдумал. Да, а еще проще, как я уже говорил, вообще не заниматься историей. Нет причины подозревать Татищева в выдумках, его уникальные сведения много раз находили подтверждение в находившихся позже источниках, в том числе археологических. Поэтому примем за данность, что Татищев и на этот раз не фантазировал, а сообщил имевшиеся в его распоряжении данные не дошедших до нас летописей, каковых, как всякий понимает, за нашу многотрудную историю сгорело или погибло иным образом немыслимое количество. В таком случае могут быть три объяснения славянскому имени у мадьярки. Объяснение первое: Предслава, собственно, не мадьярка, а жена одного из славянских князей с захваченных мадьярами земель. Таких в те годы должно было оставаться немало. Кстати, в западных франкских хрониках упоминается, как союзник саксонца Вихмана и ободритов Накона и Стойгнева, некий загадочный «венгерский гунн Братизлао». Вот уж загадка так загадка. Гуннами средневековые европейские хронисты называли самих венгров-мадьяр, но что обозначает «венгерский гунн»? Явно славянское имя – Братислав? Брячислав? – заставляет вспомнить, что иные авторы той же эпохи – знакомый нам Гельмольд, например, – звали гуннами… славян. Так что же, к войску ободритов и саксов-язычников присоединился такой вот славянин, живший под рукой мадьярских вождей, потомков Арпада? Возможно, конечно, но хроники, описывающие поход Вихмана, Стойгнева и Накона, говорят именно о мадьярской коннице, которую тогда в Европе прекрасно знали. В нашем случае вызывает легкое сомнение, что великий князь Киевский удостоил своей руки дочь какого-то мелкого князька. Второе предположение – Предслава была дочерью князя мадьяр от жены-славянки. Мы помним о том, какая трагедия предшествовала переселению мадьяр на Дунай из южнорусских степей. В орде Арпада больше не было женщин. Вообще ни одной. Женились они на пленных славянках. Отсюда в венгерском языке все слова, описывающие земледелие, домашний быт, женскую одежду, – славянские по происхождению. Так что славянка-мать вполне могла дать дочери-полумадьярке славянское имя. Что там женщины, если один из наследников Арпада, старший современник нашего героя, носил наряду с мадьярским именем Вер-Булчу славянское Волисуд. Наконец, предположение третье. В древности у многих народов было в обычае при браке давать жене новое имя. В Индии это до сих пор нормальное явление. У скандинавов, судя по некоторым источникам, такое тоже было. Славянские княжны, дочери поляка Земомысла или поморянина Бурислава, остались в скандинавской истории как Сигрид, Астрид и Тордис – вряд ли их нарекли этими именами при рождении на свет. У нас в летописях тоже прослеживаются остатки этого обычая. В свое время не то кривичанка, не то варяжка из Плескова Прекраса стала княгиней Ольгой, а одну из снох нашего героя, Рогнеду, после свадьбы нарекут Гореславой. Так что вполне возможно, что какая-нибудь Ирма или Ютоша могла стать Киевской княгиней Предславой. Это тем более вероятно, что старший сын нашего героя, Ярополк, назовет именно Предславой свою жену, младший его брат наречет Предславой дочь. Да и во времена Игоря в Киеве будет какая-то Предслава, причем достаточно близкая к княжеской семье, – ее упоминают в договоре с греками в числе первой десятки лиц, представленных на переговорах своими послами. Возможно, это та самая Предслава, супруга нашего героя, точнее, в те времена еще нареченная невеста. В этом нет ничего невероятного: детей знатных родителей могли сосватать еще во младенчестве, в закрепление союза родителей. А в присутствии при заключении договора ее посла, кстати, с явно неславянским именем Каницар, не больше странного, чем в присутствии там же посла трехлетнего Святослава, Вуегаста. Но против двух последних предположений говорит заметное в наших былинах и балладах резкое предубеждение к бракам с иноплеменницами, в особенности – азиатского происхождения. Так что я действительно не знаю, какой из этих вариантов более вероятен. А вот имени дочери польского князя Земомысла летописи до нас не донесли. Правда, настораживает, что одну из них звали Свентославой и отдали ее замуж за иноземного государя, вроде бы за шведского конунга… а если нет? Но тут нельзя сказать ничего определенного. Тем более что «ляхами» наши летописи называют и лютичей с поморянами. И гораздо естественней предположить, что Святослав женился на дочери князя одного из этих языческих народов, чем на сестре уже крещеного Мешко. Не знаем мы и того, кто из сыновей Святослава от какой жены был рожден.

Итак, в Киеве Святослав посадил князем Ярополка, своего старшего сына. Здесь он был во главе Киева и полянской земли – но и всех тех, обезглавленных хазарами земель – Северской, Радимичской, Вятической, – на которых русы возлагали «легкую» дань, которые видели в киевских князьях не столько захватчиков, сколько освободителей. Кстати, Ярополку – мальчишке было лет тринадцать – Святослав привез из Балканского похода живой «подарок», юную монашку Юлию. Ее-то и нарекут Предславой. Летописи говорят, что она была царского рода. Вполне возможно, что в далеком монастыре, среди варваров-болгар оказалась жертва каких-то интриг, бурливших во дворцах Константинополя. В Деревской земле, кроваво «замиренной» Ольгой на памяти еще живущих, был посажен Олег. Он был князем над «примученными» данниками Киева, уличами (Баварский географ звал их «народом свирепейшим»), и бунтарями древлянами. Сторонники Киева в тех неспокойных краях тоже должны были иметь живое знамя, «голову». Это было необходимо и в случае мятежа – Боян должен был рассказать князю, как «вовремя» вспыхивали восстания за спиной его отца, Симеона Великого, во время его походов на Византию. Это было необходимо и в случае еще одного внешнего нападения – тех же печенегов. Константин Багрянородный говорит, что печенежское племя Явды Эрдим может ходить набегами в земли уличей и древлян.