Испытай себя - Дик Фрэнсис

Пятьдесят ярдов — отдых. Пятьдесят ярдов — отдых. Пятьдесят ярдов — отдых.

Не думать больше ни о чем.

Скоро взойдет луна, сказал я себе. Полнолуние было всего три дня назад. Если небо не затянется облаками, я смогу идти при лунном свете.

Темнота между тем сгущалась, я уже и на десять ярдов ничего не видел, а после того как в течение минуты я дважды задел выступающим из спины концом стрелы за какие-то сучья, мне пришлось остановиться, опуститься на колени и упереться левым плечом и лбом в ствол молоденькой березки. Вся одежда была насквозь мокрой от пота.

Может, когда-нибудь я напишу об этом книгу, подумалось мне.

Может, я назову ее... «Испытай себя». Сам.

Победи ее, эту пущенную в тебя с дальнего расстояния стрелу.

Хотя почему обязательно с дальнего? Нет никаких сомнений в том, что она была выпущена всего за несколько ярдов от места нашего бивака, я был как на ладони у стрелявшего. Да, видимо, это был выстрел с короткой дистанции.

Я пришел к выводу, что человек тот специально поджидал меня именно там. Если бы он следовал за мной по пятам, ему пришлось бы быть слишком близко ко мне: ведь я же направился сразу к камере, я услышал бы его шаги, даже несмотря на ветер. Нет, он пришел сюда первым и ждал меня, а я с совершенно спокойным сердцем вошел в тщательно расставленную западню. Отличная мишень — широченная спина, обтянутая красным свитером. Исход был предрешен заранее.

Ловушки с приманкой.

В одну из них, подобно Гарри, угодил и я.

В полнейшем изнеможении, я прислонился к дереву.

На месте этого лучника, подумалось мне, я бы затаился и с бесконечным терпением поджидал свою жертву, держа лук со стрелой в полной готовности. И вот она, жертва, в счастливом неведении подходит к камере и подставляет спину. Встать, прицелиться и со свистом послать стрелу. Попал!

Затем еще две стрелы в уже упавшее тело. Как жаль, что одна прошла мимо, зато третья достигла цели.

Итак, замысел удался, жертва наверняка мертва. Немного подождать для верности. Может быть, даже подойти поближе. Все нормально. Можно тем же путем возвращаться назад. Дело сделано.

Кто все же этот шериф из Ноттингема?..

Я попытался найти более удобное положение, но мне это не удалось. Чтобы дать отдых коленям, я сполз на левое бедро, по-прежнему упираясь в дерево головой и левым плечом. Это лучше, чем идти, лучше, чем продираться через заросли, хотя лучше всего, может, было остаться там и ждать помощи. Однако мой лучник вполне мог скова туда вернуться, удостовериться лишний раз, и если бы он это сделал, то понял бы, что я еще жив; здесь же он меня никогда не найдет — это практически невозможно, учитывая сгустившиеся сумерки и тени деревьев.

Мне даже почудилась какая-то ирония в том, что конечным пунктом нашей с Гаретом и Кокосом экспедиции я выбрал место, наиболее удаленное от всех дорог. Следовало быть более предусмотрительным.

Стало еще темнее. Сквозь верхушки деревьев я видел звезды. Я вслушивался в шум ветра. Холодало. Чувство бесконечного одиночества овладело мной.

Я попытался отвлечься, и мне это удалось, мысли улетучились. Я как бы превратился в бесформенную крошечную частичку мироздания. Осознание своей неразрывной связи с Космосом всегда служило мне хорошим утешением. Мир, в конце концов, един. Каждый предмет в нем связан тысячами нитей с другими, но тем не менее остается самим собой. И даже если одна из нитей порвется, то равновесие не нарушится... В полуобморочном состоянии я балансировал на грани сознания, бормоча всю эту заумь.

Слишком уж я расслабился. Тело мое сползло вниз, и конец стрелы ударился о землю. Пронзившая грудь вспышка боли вновь вернула меня к действительности. Я уже не хотел ощущать себя частичкой этой вселенской мистерии. Восстановив равновесие, я, к своему ужасу, увидел, что торчащий из груди наконечник стал на дюйм длиннее.

Оказалось, в падении я протолкнул стрелу дальше. Черт его знает, это вполне могло еще сильнее травмировать раненое легкое. Я даже представить себе не мог, что творилось внутри моего организма.

Но я дышал. Я жил. Вот все, что я знал наверняка.

Боль притупилась.

Видимо, в холодных сумерках я просидел довольно долго, дыхание было неровным, тело хранило неподвижность. Взошла ясная луна, и я стал различать просветы между деревьями. Привыкшие к темноте глаза видели все как днем.

Пора идти.

Я достал компас, поднес его к глазам, сориентировал стрелку на север, посмотрел в этом направлении и мысленно сделал первые два шага.

Я отдавал себе отчет в том, что между замыслом и его реализацией лежат неизбежные муки. Тело ныло, казалось, каждая мышца невидимой проволокой прикручена к стреле. Сама мысль о движении била по измученным нервам.

Ну и что, говорил я себе. Не будь нытиком. Забудь о боли, сосредоточься только на предстоящем пути.

Думай о шерифе...

Покачиваясь, я вновь поднялся на ноги. Пот заливал глаза. Когда конец стрелы натыкался на ветки, из груди вырывался хрип.

Передвигай ноги, увещевал я себя. Только так ты выберешься из леса.

То, что стрела сдвинулась, оказалось не самым страшным. Движения требовали воздуха, а вот его-то мне как раз и не хватало.

В лунном свете мне трудно было выдерживать направление, приходилось постоянно сверяться с компасом. Много времени уходило на то, чтобы достать его из кармана, взглянуть на стрелку и снова спрятать в джинсы. Чтобы упростить процедуру, я в конце концов сунул его за отворот рукава свитера. Эта операция сбила меня с моего черепашьего темпа пятьдесят ярдов в пятнадцать минут, но это было не самое важное. Посматривая на часы, я давал себе отдых каждые четверть часа.

Луна поднялась еще выше, в лесу стало светлее, и я молился этой серебряной богине. Свыкшись с болью, я сосредоточился на том, чтобы не сбить дыхание и постараться выдержать этот темп по возможности до конца пути.

Но ведь у лучника должно быть лицо. Если бы все мое внимание не было сосредоточено на том, чтобы не упасть, и я мог бы рассуждать трезво, то не исключено, что мне удалось бы вычислить его. Ранение внесло сумятицу в мои мысли. Приходилось принимать в расчет и множество других факторов. Я наткнулся на торчащий из земли корень, чуть не упал и сказал себе, что следует быть более осторожным.

Медленно, очень медленно шел я в северном направлении. Когда я в очередной раз потянулся за компасом к отвороту свитера, его там не оказалось.

Я уронил его.

Без него я идти не мог. Придется возвращаться. Сомнительно, что мне удастся найти его среди всей этой растительности. От постигшего несчастья я готов был расплакаться, но сил на слезы не было.

Черт побери, возьми себя в руки. Не паникуй. Ищи выход.

Я стоял лицом к северу. Если развернуться точно на сто восемьдесят градусов, то передо мной будет противоположное направление — откуда я шел.

Не так уж это и сложно, элементарная мысль.

Думай.

Я стоял и панически размышлял, что же делать. Наконец меня осенило. Я достал из чехла висящий на поясе нож и вырезал на коре ближайшего ко мне дерева стрелку. Стрелку, направленную острием вверх. Я явно помешался на стрелах и стрелках. Они сидели у меня не только в легких, но и в голове.

Теперь, по крайней мере, я знал направление на север.

Держа в поле зрения эту стрелку, я имел шанс не потерять направление в поисках компаса. Придется искать его ползком, иначе это бесполезное дело.

Я осторожно опустился на колени и так же осторожно повернулся в обратную сторону — на юг.

Высокие коричневые стебли засохшей травы, сухие опавшие листья, голые побеги новой поросли заполняли все пространство между молодыми деревцами и их старшими собратьями. Даже при дневном свете и будучи в полном здравии найти что-либо в таких зарослях было весьма непросто; в моем же положении это было практически безнадежным предприятием.

Надеясь на чудо, я прополз фут или два, пытаясь руками разгрести растительность. Тщетно. Обернулся посмотреть на стрелку, прополз еще фут. Пусто. Еще фут — пусто. И так я полз до тех пор, пока мог различать светлую линию на фоне коры. Я уже понял, что продвинулся дальше того места, где последний раз сверял направление по компасу.

Пришлось развернуться и начать ползти назад, продолжая копошиться в траве. Ничего. Пустота. Надежды таяли. Слабость брала верх.

Но ведь где-то этот компас должен лежать.

Если я не смогу его найти, то мне придется дожидаться утра и пробираться на север, сверяя направление по наручным часам и солнцу, если оно взойдет. Для меня. К ночи холод усилился, и я чувствовал себя слабее, чем когда отправился в свой нелегкий путь с места нашего бывшего бивака.

В безуспешных поисках я вновь подполз к дереву со стрелкой, чуть изменил направление и опять пополз в сторону, и все искал и искал, хотя внутренне понимал, что никакой надежды найти компас у меня нет.

В очередной раз обернувшись, я не увидел стрелки. Где же север?