Орден надежды - Алекс Хай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятьдесят рублей ассигнациями. Вообще-то сумма по местным меркам очень даже приличная. Если не сказать больше. Тетушка Матильда тогда расщедрилась, а в Аудиториуме тратиться было особо не на что. Вот и пригодились грошики…
Наш “Руссо-Балт” припарковался на стоянке возле Гостиного двора, и водитель открыл передо мной дверь.
— Поскольку автомобиль арендован на весь день, желаете ли вы, чтобы я вас сопровождал? — учтиво спросил он.
Подумав, я покачал головой.
— Пожалуй, пока не стоит. Когда хожу по магазинам один, справляюсь быстрее… — оглянувшись, я увидел небольшую кофейню и протянул водителю рубль. — Угоститесь кофеем, пока я отсутствую. Если мне что-то понадобится, я позову вас в мыслях.
— Боюсь, это может быть затруднительно. Увы, я непроходим в вопросах применения Благодати. И, кроме того, рубль — это слишком много.
Я широко улыбнулся и вложил рубль в ладонь помощника.
— Поверьте, голубчик. Если меня прижмет, я смогу дозваться. А сдачу потратьте на парковку. Хочу, чтобы автомобиль и покупки были под охраной.
Водитель не посмел перечить и, легко поклонившись, подал мне пальто. Я оделся, накинул шарф и устремился к парадным дверям Гостиного двора. В этот момент я чувствовал себя настоящим барином — раздавал на чай, оказывал милость, и даже сорвал улыбку с уст юной прелестницы, когда придержал для нее дверь.
Несмотря на все волнения последних дней, сейчас настроение было просто замечательным. Наконец-то свобода от опостылевших стен Аудиториума. Люди вокруг были не в намозолившей глазах форме, а в модных нарядах — весело болтали, суетились, тащили домой огромные елки. Стайка сорванцов с румяными щеками и красными от холода ушами бесстрашно трескала мороженое, споря, вкуснее ли шоколадное или фисташковое.
Распахнув двери Гостиного двора, я поначалу растерялся — до того ярко и празднично здесь было. Каждая витрина каждой лавки горела огнями гирлянд, сверкала блестками, игрушками, зазывая покупателей к себе.
Наугад я зашел в первую попавшуюся лавку и, признаюсь, сделал это, потому что оттуда благоухало чем-то потрясающе вкусным.
Миловидная дама в украшенном снежинками платье радушно мне улыбнулась. И ее улыбка стала еще шире, когда она заметила герб на воротнике моего пальто.
— Добрый день, сударь! Добро пожаловать во Французскую лавку мадам Сиу! К вашим услугам лучшие косметические товары со всей Европы. Присматриваете рождественский подарок?
— И как вы только догадались? — улыбнулся я.
— И правда, я ведь настоящая ясновидящая… Кого желаете порадовать, милостивый господин?
Я оглянулся по сторонам: всюду, от пола до потолка стены были уставлены стеллажами с коробочками, флакончиками, пудреницами, зеркальцами и прочим дамским барахлом.
— Хочу присмотреть что-нибудь для сестры, — ответил я, все еще растерянно изучая ассортимент. — И мне совершенно точно понадобится ваша помощь…
Дама слегка поклонилась.
— К вашим услугам. Какие средства предпочитает ваша сестрица?
— В этом и проблема — я понятия не имею. Ей еще рановато пользоваться яркой косметикой, поэтому я думал о парфюмерии. Но боюсь, что не угадаю.
— Ни слова больше, сударь!
Продавщица важно выплыла из-за прилавка, словно царица. Взмахнула руками, и на стойке словно из воздуха возникло несколько флаконов и коробочек.
— Чем хороша юность, так это тем, что ей не идут тяжелые насыщенные ноты, — заговорщически подмигнув, сказала она. — Я предложу несколько вариантов подчеркнуть свежесть и хрупкость вашей прекрасной сестрицы. Даю голову на отсечение, она будет в восторге…
Итак, в первой же лавке я оставил целых десять рублей и здорово пересмотрел взгляды на стоимость женской красоты. Зато Оля теперь могла насладиться ароматами весенних цветов в духах, пудре и еще каких-то баночках… Продавщица развела меня на кучу покупок так профессионально, что даже обижаться на ее мастерство было грешно. Ну ничего, дамы нашего семейства разберутся, кому что достанется. Лишь бы понравилось.
Следующий визит я нанес в лавку Императорского фарфорового завода. Когда бывал в покоях бабушки, заметил, что наша Кивернития была большой поклонницей чайных и кофейных пар. Обомлев от великолепия расписной посуды, я выбрал чайную пару из новой коллекции. Продавец уверял, что каждый предмет расписывался вручную, и, судя по стоимости, расписывали его только златовласые девственницы кровью единорогов в определенные часы суперлуния.
Тем не менее, “женский” вопрос с подарками семье я закрыл. И лишился еще десяти рублей.
Оставался отец, и это было сложнее всего.
— Судари и сударыни! — зазывали юные молодчики в костюмах сказочных героев. — Заходите отведать лучшей белевской пастилы! Готовится только из антоновки и свежайших яиц! Упаковываем в подарочные коробки!
В Гостином дворе царило такое столпотворение, что то и дело приходилось протискиваться и сыпать извинениями.
Пока я бродил по торговым рядам в поисках чего-нибудь интересного для отца, успел набрать целый мешок подарков поменьше. Купил коробку поздравительных открыток — непременного атрибута праздника. Набрал для всех домочадцев и слуг сладостей: конфет, фигурных пряников, золоченых орехов. Все это можно было повесить на елку как игрушки.
В моих пакетах оказались круглые жестяные коробки с леденцами, ларцы с карамелью, шоколадные плитки. И хотя в моде было все греческое, но праздник Рождества имел исконно традиционный дух. Все было украшено и расписано в “дореволюционном” стиле. По-старому, тепло, душевно… И я отчего-то чувствовал себя так, словно и правда вернулся домой.
Наконец я выбрался на второй этаж этой необъятной галереи и перевел дух. Народу здесь было поменьше, и вскоре я понял, почему — ценник был рассчитан на более состоятельных людей.
Тем не менее я умудрился найти среди этого безобразного великолепия лавку с антикварными предметами. Вошел — и пропал.
— Доброго вам здравия, сударь, — древний старец поправил пенсне на переносице и, кряхтя, поднялся из-за большого обитого сукном конторского стола. — Чем могу услужить?
Я рассеянно огляделся. Диковинок здесь было столько, что глаза разбегались.
— Михаил Николаевич Соколов, — представился я. Почему-то захотелось назваться этому дедку. Не ради почтения, которое он должен был проявить к одаренному графскому сыну. Что-то другое внутри меня словно потребовало этого. — Сын графа Соколова, студент Аудиториума.
Старец стряхнул пыль с видавшего виды сюртука и подошел ко мне, опираясь на трость.
— Милости прошу, ваше сиятельство. Семен Яковлевич Бронштейн, владелец этой лавки и большой любитель редкостей.
Я пожал протянутую старческую руку — тонкую, морщинистую, в пигментных пятнах. На удивление силы в ней оказалось куда больше, чем я ожидал.
— Рад знакомству, Семен Яковлевич.
— Чем же моя скромная обитель обязана визиту столь важной персоны?
Вроде бы он не насмехался, а проявлял дежурную вежливость, но все равно прозвучало это несколько издевательски. Впрочем, старик в его возрасте
