У порога - Юрий Витальевич Яньшин

к ним, в опасении, что вал разоблачений докатится и до них, могут примкнуть остальные епархии. Монашествующая братия николи не пойдет наперекор руководству епархий. А глядючи на монахов, и миряне потянутся вслед за ними. Мы же не смогли выдвинуть единого кандидата, — горько посетовал Евфимий.

Тут опять вошла Ксения и разговор вновь прервался. На этот раз она персонально обратилась к митрополиту:

— Святой отец, может вам собрать чего на стол? Что же вы один голый чай пьете? Вы только скажите, а я мигом обернусь.

— Спасибо, дочь моя, — ласково ответил он ей. — Много ли мне, старику, надо? И так вельми доволен всем. Благослови тебя, Господь! Кстати, дочь моя, — хитренько улыбнулся он в бороду, — не думала ли ты попробовать петь в церковном хоре? У тебя замечательное контральто!

— Да я как-то…, — растерялась Ксения, краснея, как девица на выданье.

— Подумай-подумай, — причмокнул он. — Не след держать втуне свои таланты, дарованные Всевышним.

— Я подумаю, — пролепетала она, всё ещё краснея.

— Как надумаешь, так приходи к Илье Борисовичу Толкачеву — регенту Патриаршего хора Храма Христа Спасителя, скажи, что я направил, он тебя послушает.

— Спасибо, — еле слышно выдавила она из себя, не поднимая глаз кверху. — Приду.

— Приходи, — осенил он её крестным знамением и протянул руку для поцелуя. Та, истово приникла губами к митрополичьей длани. Затем выпрямилась и подобно колумбовской каравелле неспешно удалилась, мерно раскачивая своей кормой, будто плыла по волнам.

Когда за Ксенией в очередной раз закрылась дверь, Афанасьев продолжил недоумевать:

— А вы, святой отец, как я погляжу, орел! Не успели прибыть, как уже начали переманивать к себе моих сотрудников.

— Не к себе, — довольно погладил тот свою бородищу, поправляя диктатора, — а к Господу Богу — Отцу нашему.

— Ладно. Поправку принял, — согласился Афанасьев и возвращаясь к прерванной беседе продолжил. — Вы святой отец, у нас как большевики, — ухмыльнулся он. — Временное правительство скинули, а что дальше делать — не знали. Ленин сам, в одной из своих работ, признался в этом. Что ж вы так прошляпили самый насущный вопрос?

Митрополит не нашелся, что ответить на вопрос, видимо, всё еще находясь под впечатлениями от общения с Ксенией, а потому, просто устало пожал плечами и потянулся за очередным стаканом ароматного цейлонского чая.

— Одного только не пойму, чем я-то вам могу помочь в такой трудности? Арестовать этого вашего Мелсихиси…?

— Мелхиседека, — строго поправил его старец, отхлебывая исходящую паром жидкость.

— Моя-то какая роль во всем этом? — продолжал он наседать на Евфимия.

— Я хочу, сыне мой, — твердым голосом начал митрополит, уже придя в себя окончательно, — чтобы ты, пока не отъехал по делам из столицы, пришел завтра в Храм и подал в Секретариат Святейшего Синода свой голос за клирика храма святителя Василия Великого, протоиерея Андрея Кузнецова — мужа пресветлого ума и жития праведного.

— Это кто ещё такой? — нахмурился Афанасьев не любивший, когда его используют в «темную».

— Ты, может быть, видел его по телевизору. Он ведет передачу по воскресеньям на Первом канале, — решил помочь Верховному митрополит.

— Много их таких по телевизору показывают, — проворчал Валерий Васильевич. — Эвон, ваш бывший патриарх, тоже с телевизора начинал по воскресеньям.

— Что поделать? — развел руками старче. — Телевидение, на данный момент, является самым простым и доступным способом донести слово Божие до сердец, нуждающихся в духовной поддержке.

— Кузнецов, Кузнецов, — бормотал Афанасьев, подняв глаза к потолку, чтобы припомнить такого человека. — Это не тот, что ведет передачу «От сердца к сердцу»?

— Истинно, — закивал обрадованно Местоблюститель.

— Припоминаю такого. Слушал отрывками несколько раз. Вроде неглупый человек, — стал рассуждать вслух Верховный.

— Ну, вот! А я, что тебе толковал?! — соглашался с данной оценкой священник.

— И как это поможет вашей партии одержать победу на праймериз? — ввернул иностранное словечко диктатор.

— Ой, не лукавь, сыне мой! — опять погрозил пальцем священник, скорее в шутку, чем для острастки. — Сам же прекрасно всё понимаешь…

— Нет, не понимаю, — упрямо мотнул головой Афанасьев. — Я не священник и не делегат Собора. Какое право я имею на выдвижение кандидатов? Церковь у нас отделена от государства. Не посчитают ли этот мой поступок ваши клерикальные круги, как вмешательство во внутрицерковные дела? Так ведь и до настоящего раскола не далеко добраться. А нам сейчас вот только этого ещё не хватало.

— Про отделение Церкви от государства, ты пойди, расскажи в ином месте и кому иному, но не мне. Это просто образное обиходное выражение. На самом деле, и ты это прекрасно знаешь, Церковь является одним из главнейших институтов государственного устройства, призванная служить его скрепой — духовной и нравственной. И адепты Церкви — суть такие же граждане государства, как и атеисты, и представители иных верований. Знаешь ведь расхожую фразу о том, что «нельзя жить в обществе и быть свободным от общества»31.

— Ленин. Статья «Партийная организация и партийная литература», том не помню какой, — машинально дополнил слова своего духовника Афанасьев.

— Сразу видно отличника «боевой и политической», — ухмыльнулся иерарх, тоже конспектировавший в свое время труды великого вождя.

— И всё же? — вернул его на прежние рельсы диктатор.

— Ты, сыне мой, не в упрек будет тебе сказано, имеешь весьма смутные представления о схемах и механизмах существования Церкви. Мы, в отличие от мирских властей, никогда не чурались принципов демократизма, как это принято сейчас говорить, а по-нашему будет — соборности. Поэтому, ты, хоть и не являешься делегатом Поместного Собора и не имеешь права голосовать, но зато, как и любой мирянин, вправе предлагать кандидатуру на Патриарший Престол.

— Ты полагаешь, отче, что моего голоса будет достаточно, чтобы ему последовали неопределившиеся и сомневающиеся делегаты?

— Не умаляй своей значимости, ибо это есть не что иное, как обратная сторона гордыни, а сие — грех превеликий! — наставительно произнес митрополит.

— Ну, хорошо, — почти согласился с доводами Евфимия диктатор, — допустим, приду я и подам соответствующую цидулю. Как об этом узнают все делегаты?

— Доннер-веттер32! — стукнул ладонями по подлокотникам кресла митрополит. — Вроде и неглупый местами муж, а иногда такую несуразицу брякнешь, что и младенец не догадается сморозить! Ты только приди в точно указанное время, а уж, как оповестить об этом делегатов — не твоя забота.

— Ага! — дошло, наконец, до Валерия Васильевича. — А вы, стало быть, к этому времени и делегатов всех соберете под благовидным предлогом, и ещё, небось, телевидение пригласите для массового охвата аудитории.

— А, то! — расцвел в улыбке бывший старлей. — Был бы жив Ленин, он бы непременно перефразировал свои слова о том, что «важнейшим искусством для нас является кино», добавив туда «телевидение».

— Вообще-то эти слова сказал Луначарский, но