Башня. Новый Ковчег-2 - Евгения Букреева

Сама лестница не была освещена, лишь на каждом этаже, рядом с закрытыми дверями, ведущими в цеха, слабо горели указатели «Выход».

— Чёрт, — Кир поскользнулся на одной из ступенек и кубарем бы скатился вниз, не будь рядом Сашки.

На двадцатом этаже, где находилась станция, дверей не было. Лестница сразу заканчивалась небольшой, ярко освещённой площадкой, в центре которой стеклянным пупом торчала будка охраны. Наверно, раньше здесь были турникеты, через которые на станцию проходили рабочие, но теперь всё это снесли за ненадобностью — остались только давно отключенные арки-металлоискатели, громоздкие и внушительные.

Кир с Сашкой, не сговариваясь, оба инстинктивно нырнули в тень самой крайней из них, замерли, стараясь не дышать. Кирилл махнул Сашке рукой и, пригнувшись, перебежал к стенке другой арки, осторожно выглянул. Прозрачная, стеклянная будка КПП просматривалась насквозь. В ней было что-то типа стойки, скорее всего под компьютер, и рядом пара стульев. На одном чуть боком сидел человек в форме охраны — длинный нос с горбинкой, нависший над тонкими и бледными губами, безвольный, словно срезанный подбородок — Костыля Кир узнал сразу, а рядом стояли ещё двое, оба спиной к аркам. Татарин, тоже в форме охраны, массивный, коренастый, с бритым жирным затылком, и высокий белобрысый — не Савельев точно, не хватало размаха в плечах, присущего Павлу Григорьевичу. Кирилл вытянул шею, пытаясь разглядеть, кто это. Белобрысый, словно почувствовав спиной взгляд, заёрзал и обернулся. Кир мысленно выругался. Это был охранник Савельева — Костя.

Сообразить Кир ничего не успел. Костыль вдруг привстал со своего места, резко и бесшумно, подался вперёд, к Косте, встав почти вплотную к нему — места в будке было не сильно много. Всё, что происходило дальше, было настолько быстро и невероятно, что у Кира закружилась голова. Левой рукой Костыль бережно приобнял Костю, а правой рукой сделал несколько резких движений. Костина спина дёрнулась пару раз и обмякла, и Костя стал медленно оседать на пол, а Костыль продолжал аккуратно придерживать его, словно лучшего друга. На тонких, бескровных губах играла улыбка, странно контрастирующая с холодными и пустыми глазами.

Костыль наклонился над телом Кости (Кир и опомниться не успел, как охранник Савельева неподвижным кульком повалился на пол), изучающе посмотрел, потом аккуратно отёр о Костину одежду нож — лезвие ярко блеснуло в свете ламп — и также аккуратно заправил его за высокое голенище чёрного, шнурованного ботинка…

Глава 26

Глава 26. Кир

Это было похоже на ночной кошмар — тот самый, когда от ужаса нападает паралич и невозможно ни пошевелиться, ни крикнуть. Кир, как сквозь пелену тумана, смотрел на то, как Костыль и Татарин, переодетые охранниками, не спеша обменивались какими-то фразами, стоя над неподвижным телом Кости. До Кирилла только сейчас дошло, что эти двое не в привычных рабочих комбезах или спецовках, и тут же промелькнула пробирающая до дрожи мысль — а сами-то охранники, те, с которых сняли форму, они-то где? Тот факт, что форма была явно с кого-то снята, сомнений не вызывал — у худого и высокого Костыля рукава форменной курки даже не доходили до запястий, а Татарин был обтянут так, что его жирная шея буквально вылезала из воротника, растекаясь некрасивыми красными складками. Татарин кончиком ноги небрежно пнул лежащего Костю, на широком плоском лице не отразилось ни одной эмоции, что-то коротко бросил Костылю, и они неспешно покинули будку, направляясь к платформе. В руке у Татарина что-то блеснуло — чёрная зловещая сталь. То самое оружие, о котором говорил Лёха. Пистолет.

И только тут Кир пришёл в себя.

— Пошли, — шёпотом проговорил он, хотя из-за шума океана, доносившегося с платформы, через высокие и настежь распахнутые двери, можно было смело орать — вряд ли их могли услышать.

— Пошли, — повторил он чуть громче, оборачиваясь к Сашке.

— К-куда?

Сашка был бледнее смерти. Его глаза, наполненные ужасом, всё ещё не могли оторваться от того места, где лежал мёртвый охранник Савельева.

— Туда! Ты что, не понимаешь? Раз тут охранник, этот… Костя, то и Павел Григорьевич здесь. Он уже здесь!

Сашка дёрнулся, словно пытаясь оторвать свой застывший взгляд от места убийства, и перевёл глаза на Кира.

— И… что?

— Как это что? — Кир постепенно повышал голос, переходя со свистящего шёпота на почти крик. — Там Павел Григорьевич! А Татарин с Костылем пошли туда! Ну ты чего, опять зассал что ли? Блин… Ну и сиди тогда тут… трус несчастный! — в сердцах выплюнул Кир и осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, двинулся к выходу на платформу. Туда, где скрылись мнимые охранники.

Неожиданно сказанное Киром возымело действие. От слова «трус» Сашка вздрогнул, скривился, словно его вытянули кнутом, и, кажется, пришёл в себя. По крайне мере, за Киром он последовал.

На платформе Киру в лицо сразу кинулся ветер — мощный, холодный, несущий миллиарды капелек солёной воды. И шум — голос океана — от бьющихся о Башню волн. Застыв на долю секунды, захлебнувшись этими непривычными для него ощущениями, Кир всё-таки заметил впереди людей и инстинктивно, на автомате, юркнул за ближайшую постройку, надёжно скрывшись за её стеной. Сашка сразу же оказался рядом с ним. Кинув на него встревоженный взгляд, Кир отметил, что его приятель напуган до чёртиков — всё говорило об этом — и слегка подрагивающие руки, которыми он вцепился в какую-то торчащую железяку, и побелевшие губы, и дыхание, которое нервными всхлипами вырывалось из его груди. Ещё не хватало, чтоб он тут грохнулся в обморок, как девчонка. Но, к удивлению Кира, Сашка держался.

Кирилл осторожно высунул голову и огляделся.

Он даже не представлял себе, что станционная платформа настолько велика. Когда-то он работал на грядках, и там, вытянутые поля из составленных вместе агроплатформ казались ему почти бесконечными. Но тут всё было по-другому. Перед ним раскинулось огромное открытое пространство, обдуваемое ветрами, просоленное морем и выбеленное солнцем — даже в невнятном свете, что шёл от окон Башни, тех окон, что находились на несколько десятков этажей выше, Кир различал удивительную белизну бетонных стен, вернее их остатков, уцелевших после того ужасного шторма. В том, что стихия тогда разгулялась не на шутку, сомневаться не приходилось. Правый угол платформы почти полностью отсутствовал, его словно срезало ножом, удивительно ровно, а слева наоборот было ощущение, что кто-то вгрызался в железобетон огромными зубами, кромсая и перемалывая его. Повсюду валялся мусор, торчали остовы