Богатые — такие разные - Сюзан Ховач

— Хэлло, Брюс! — приветствовал его Пол. — Не отметить ли нам вашу последнюю холостяцкую ночь?

— Слава Богу, я уже отдал этому дань полчаса назад. Не могу представить себе ничего более варварского, чем торчать на собственной свадьбе.

— Пожалуй, пойду к себе, с вашего позволения, — тактично ретировалась я.

Я оставила их одних, но, отпустив горничную, не легла, а в состоянии какого-то полного равнодушия ко всему уселась расчесывать волосы. Попыталась было решить, к какому специалисту теперь обратиться, но когда поняла, что слишком много думала о невыносимом бремени своей бездетности, сделала над собой усилие и стала думать о другом. Хватит ли у меня смелости сделать короткую стрижку? Я попыталась представить себе Элизабет в постели, но это мне не удалось. Совершенно несомненно, что она должна была воспринимать этот акт как не более чем непростительное нарушение хорошего вкуса…

Я не должна думать о других женщинах в постели Пола.

Пол был окружен женщинами, когда я впервые его увидела. Мне казалось, что это было так давно… почти так же давно, как и мое первое замужество! Я вышла замуж всего за два года до смерти Фредерика от брюшного тифа во время дипломатической командировки в Мехико, и теперь, когда вспоминала те годы, мне казалось, что по существу мы едва знали друг друга. После гибели моих родителей в железнодорожной катастрофе меня воспитывала бабушка в Филадельфии, а Фредерик получил такое же, почти монашеское, воспитание у своего старого дяди, затворника из Хадсон Велли. Наша любовь была приятно романтической, но «темная сторона брака», как называла определенные отношения замужняя сестра моей матери, если и не оставалась для меня темной, то во всяком случае была довольно мрачной. Мне доставляло удовольствие, отдаваясь Фредерику, делать его счастливым, но при этом сама я радовалась, что каждый каким-то таинственным образом лишенный остроты эпизод быстро завершался. Поэтому, когда Фредерик умер, меня вовсе не терзали воспоминания об утраченных наслаждениях, как могло было быть с другими женщинами, и я просто, ни на что не жалуясь, жила жизнью, приличествовавшей молодой вдове в то далекое довоенное время.

Потом, в один прекрасный день через три года после смерти Фредерика, когда мои друзья, у которых я гостила в Лонг-Айленде, устроили прием в своем саду, я впервые увидела Пола Ван Зэйла.

Его репутация была мне известна. Любой, имевший хоть какой-то вес на Восточном побережье, слышал о Поле Ван Зэйле, о том, как быстро он разбогател, о его нашумевшем разводе и о бесконечном потоке женщин, даривших ему свое внимание. Когда я увидела его в первый раз, он разговаривал с двумя из самых известных красавиц, а третья предлагала ему бокал шампанского. Он протянул руку за бокалом, рассеянно взглянул в пространство мимо своих собеседниц и увидел меня. Одного взгляда в эти темные глаза оказалось достаточно, чтобы я мгновенно вспомнила «темную сторону брака» и, залившись краской, в смятении от собственного разыгравшегося воображения, повернулась и убежала.

Я была слишком наивной, чтобы понять — он покорил меня своим обаянием. И мне было слишком мало известно о нем, а он к тому времени уже устал от холостяцкой жизни и хотел снова жениться. Он точно знал, какая ему была нужна жена, мог пересчитать по пальцам наиболее важные для него качества и, хотя я не представляла, отвечаю ли его требованиям, я скоро поняла: мне легче умереть, чем прожить остаток жизни без него. Я была согласна на роль глины в руках Пола, но могло быть и иначе, если бы он обращался со мной так, как приличествовало его репутации. Однако никто не мог быть больше джентльменом, чем Пол, когда он впервые заговорил со мной. Ни одна молодая женщина не могла и мечтать о более романтичном и по-рыцарски благородном поклоннике. Даже потом, когда он излагал мне свою концепцию брака с весьма необычными подробностями, я не могла быть вполне уверена, что он не будет мне изменять после женитьбы… или даже в те зимние месяцы, когда он за мной ухаживал.

Наша помолвка состоялась в апреле 1912 года, а свадьба была назначена на июнь. Я была в ужасе от мысли, что люди подумают: мы слишком торопимся со свадьбой, но еще больше я боялась: если отложить свадьбу надолго, Пол мог изменить свое решение и поэтому я не возражала против назначенной им даты. Кроме того, к этому времени мне уже не терпелось стать его женой, а Пол, как скоро выяснилось, вообще не желал ждать ни одного дня.

— Моя яхта спущена на воду, — сказал он мне в мае, — и стоит прекрасная погода. Давайте уплывем на уик-энд.

Я ответила, что предпочитала бы подождать, пока мы поженимся.

— После этого уик-энда я не буду домогаться вас до нашей первой брачной ночи.

— Но…

— Надо ли понимать так, что вам ненавистна мысль разделить со мной ложе?

— Мне трудно себе представить…

— Мне сорок четыре года, и вполне вероятно, что я проживу еще не меньше двадцати лет. Естественно, я захочу заниматься с вами любовью так часто, как только это будет возможно. Триста шестьдесят пять дней умножить на двадцать — семь тысяч триста дней — и это не считая високосных лет! Я согласен вычесть отсюда шесть месяцев полного физического изнеможения, но даже при этом: действительно ли вы готовы лечь в постель с мужчиной семь тысяч раз, не зная точно, будет ли это вам приятно?

Мы рассмеялись. Боясь показаться старомодной пуританкой, я стремилась выглядеть утонченной светской женщиной, но если быть честной, то я не очень-то усердствовала в этом. Я была слишком в него влюблена и мысленно уже вручила ему себя до конца моих дней.

Я отправилась на яхте на уик-энд.

Это было для меня откровением. Я никогда не думала, что способна вступить в любовную связь с мужчиной, хотя бы и обещавшим на мне жениться. Однако отважившись на это, я не сомневалась, что меня раздавит сознание собственной вины, но… ощущения вины у меня не было.

— Я знаю, что мне следовало бы чувствовать себя порочной и безнравственной, — говорила я Полу, когда мы стояли, опершись на палубные перила и любуясь закатом солнца, — на самом же деле я просто счастлива, как никогда в своей жизни. Что за создание принесло мне это счастье.

— Человек, — ответил Пол, и едва мы покинули борт яхты, как он предложил мне продолжить наши отношения.

— О, но что, если я забеременею! Пойдет гулять это ужасное слово «преждевременно», и все примутся считать на пальцах, сколько месяцев мы женаты…

— Боже Правый, — воскликнул Пол, — неужели вы действительно не верите в то, что я должным образом позабочусь о вас?

Я была настолько несведуща в вопросах регулирования деторождения, что не понимала, насколько тщательно он позаботился об этом уже на яхте.