Любовь по правилам и без - Юлия Гауф

— Ты дурак! Дурак, Вить! — отпихнула картонную коробку и подошла к нему, остановившись в шаге от соприкосновения. — Если бы я тебя не любила, я бы осталась с тобой. Налаженный быт, общий ребенок, совместные интересы, хороший секс, прожитые бок о бок годы — я бы просто не стала отказываться от всего этого. Я бы осталась с тобой, если бы не любила, — повторила горько. — Дело как раз в том что я безумно любила тебя! Потому и не смогла простить. А Егор…

— Ты сказала что любишь его.

— Люблю. Я его душу чувствую. Это не объяснить, Вить, да и вряд ли тебе нужны подобные откровения. Егор — мой человек, вот и всё.

— Но меня ты любила тоже.

— Ты как маленький. Да, любила, и ты любил. Я смогла полюбить другого, и ты сможешь. Это жизнь а не сказка в которой одна любовь до гробовой доски и в посмертии.

— Ты меня любила, — еще тише произнес Виктор.

Я махнула рукой и вытащила стопку летних топов, чтобы сразу же опустить их в коробку. Шорты отправились следом, как и юбки. Кошмар, сколько у меня барахла! Да и у Катьки не меньше. Хотя, половину вещей я оставлю Виктору — Катя-то будет к нему приезжать. Вот только желательно чтобы он сменил квартиру, не стоит дочке появляться здесь. Мало ли, вдруг воспоминания окажутся травмирующими.

— Я не допущу развод.

— Ты опять? Мы же договорились!

— Ты меня любила, — в этот раз прозвучало как обвинение. — Настя, никакого развода не будет.

— Да твою же мать, — рявкнула я. — Будет, Витя!

— Нет, — зло хохотнул он и резко, немного больно обхватил меня за плечи. — Ты сама призналась что любила меня! Обиделась, ушла, другого встретила, но ты его не любишь. Ты меня любишь до сих пор. Любишь, Настя!

— Вить, отпусти меня.

— Катька простила. Ты отомстила. Теперь пора вернуться домой.

— Вить…

— Я не дам тебе развод. Не забывай, у меня связи в суде, и… в опеке тоже, — выплюнул бывший муж. — Ты забрала ребенка из дома, уехала к другому мужику, будучи замужем. Дочку доверяешь чужим людям. Забрала Катю из школы. Уверена что ты хорошо её обучала?

— Хватит!

— Уверена, Насть? — Виктор меня не слышит, гнет свою линию. — Как посмотрят в суде на то что ты забрала ребенка из дома, из семьи, и связалась с другим мужчиной?

— ВИКТОР!

— Соколовский, конечно, небедный мужик и связи у него отличные, но прошлое у него так себе. Привлекался по молодости.

— Он не был виновен.

— Не был, — подтвердил бывший муж. — Но осадок остался: он был подозреваемым, и всё тут, это не стереть. А виновен он, не виновен — это дело десятое. Ты хочешь доводить до всего этого?

— Ты обещал не шантажировать меня Катей, — прошептала я.

— Я обещал бороться за тебя.

— Шантажом?

— А почему нет? Я вполне могу добиться права единоличной опеки. С моими связями такая вероятность практически стопроцентна: жена ушла к другому, потащила за собой дочь, довела её до кабинета психолога, забрала из школы и хреново обучала…

Я замахнулась и влепила Виктору пощечину. Звонкую, болючую. Ладонь обожгло от силы удара, в который я вложила немалые силы. Лишь бы он замолчал.

— Ты этого не сделаешь. Катя не простит.

— Катя простит. Я такой же её родитель как и ты. Но ты, Настя, можешь избежать всего этого, вернувшись домой, ко мне. Ты любила и любишь меня, а этот твой Егор — он от отчаянья и обиды.

Я зло схватила Виктора за руку и заставила его обхватить мою ладонь.

— Сожми! — скомандовала, вплетаясь в соприкосновение и в который раз убеждаясь что это конец. — Хочешь правду про Егора? Вот тебе правда: когда мы гуляем и он берет меня за руку — я плавлюсь от нежности и доверия! Когда смотрю в его глаза — я чувствую себя дома! Когда он меня обнимает — я проклинаю краткосрочность жизни, осознавая что когда-нибудь нас с ним не будет, и мечтаю чтобы этот миг не заканчивался! Когда он целует меня…

— Заткнись! — Виктор отбросил мою ладонь. — Замолчи!

— Молчу, — скривила я губы. — Вот только не приписывай мне тех чувств, которых уже нет. Я любила тебя, но это закончилось. И чувства к Егору — не самообман. Я достаточно взрослая девочка чтобы знать хотя бы саму себя. Просто смирись и отпусти.

Виктор смотрит на меня ледяными глазами, полными странного упрямства. Не верит, не хочет верить, не может смириться. Остался последний, самый болезненный аргумент. И для него, и для меня. Запрещенный прием.

Я вернулась в гостиную, опустилась на пол у сумки с вещами и открыла черную простую шкатулку. В ней скрыто то что я достаю раз в год, а в остальные дни стараюсь не вспоминать, трусливо вычеркивая из памяти — фотография и тоненькая прядка волос.

— Ты помнишь? — я протянула Виктору фотографию.

Он взглянул мельком и закрыл глаза. Знаю, мне тоже больно. До сих пор.

— Зачем, Настя?

— Не хочешь взглянуть? — я вытерла слезы плечом, и сама посмотрела на фото. Ничего особенного, если не знать контекст: в моей руке маленькая ручка младенца. И больше ничего на фотографии нет. — Знаешь, Вить, я даже в мыслях предпочитаю думать что была беременна только Катькой. Больно думать что девчонок было двое. Только раз в год вспоминаю что у меня была не одна дочь, а двойня.

— Убери. К чему это? — закрылся Виктор.

— Мы же планировали с тобой еще ребенка после Кати, но оставили эту мысль не сговариваясь. Судьба. А я ведь хотела ребенка. И сейчас хочу. Двоих. Но если ты станешь вынуждать меня вернуться к тебе, если я обезумею до такой степени чтобы поддаться на шантаж, я не лягу с тобой. И не будет у меня детей. А я хочу! Представляешь, по-детски верю что душа нашей Оли просто ждет чтобы я снова решилась забеременеть. Она меня ждет!

У Виктора глаза больные, уставшие. На фотографию и на прядь волос, перевязанную тоненькой лентой, он не смотрит. Всегда избегал любых воспоминаний о нашей потере. Впрочем, Витю не стоит обвинять в черствости — я сама такая же. Подруги не знали, моя семья… да, они были в курсе что мы ждем двойню, но никто не задавал мне вопросов на выписке. Виктор, наверное, что-то рассказал нашим семьям, я не уточняла. И даже не плакала: у меня осталась Катя, которую я безумно боялась потерять, некогда мне было лить слезы.