Тайны уставшего города (сборник) - Эдуард Хруцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он закрыл московские пивные-деревяшки, куда после смены заходил заводской народ, выпивал свою сотку, запивал пивом, заедал бутербродом и, обсудив футбольные новости, шел домой.
Пивные закрыли, и появилось всесоюзное движение – «на троих».
И почтенные передовики производства выпивали свой стакан в подъезде, закусывая мануфактурой.
С его благословения было запрещено иностранцам, постоянно проживающим в Москве, и уже многочисленным туристам отдавать свои вещи в комиссионные магазины.
Весьма важный чин из КГБ у нас в редакции доказывал нам, приводя устрашающие примеры, что именно в этих торговых точках передаются шифровки, микрофильмы и прочий шпионский хлам.
Вот тогда и появилась веселая армия новых фарцовщиков. Шестидесятые годы были посвящены бескомпромиссной борьбе с ними.
На битву эту были брошены огромные силы милиции. Комсомол сформировал особые отряды добровольцев с широкими, но незаконными полномочиями. В КГБ работало специальное подразделение.
Тысячи людей, забросив свои основные занятия, гонялись по коридорам гостиниц, по ресторанам, по московским закоулкам за молодыми бизнесменами.
В 1959 году меня познакомили с невысоким благообразным человеком в сером костюме с университетским значком на лацкане. Мы обедали вместе в Доме журналиста на открытой летней веранде. Теперь ее нет, как и нет старого Дома журналиста, славившегося отменной кухней и широким гостеприимством. Его разломали по приказу зятя Хрущева Алексея Аджубея, всесильного редактора «Известий».
Итак, мы обедали. Нового знакомца мне представили как аспиранта МГУ, занимающегося философией. Меня поразило необыкновенное невежество будущего светоча гуманитарной науки.
Пообедали и разошлись, и я забыл об этом человеке в сером костюме.
Но через десять дней наши пути вновь пересеклись, на этот раз в ресторане «Арагви».
Мы приехали туда с моей барышней и Юликом Семеновым, с которым долго и крепко дружили.
Юлик хорошо знал директора ресторана Владимира Николаевича, поэтому нас принимали как дорогих гостей.
Нам накрыли стол в маленьком кабинете, мы скромно пировали, а потом моей даме понадобилось выйти. Я проводил ее и вернулся.
Сел за стол, мы продолжали разговор, время шло, а дама все не возвращалась.
Обеспокоенный, я вышел в коридор, соединяющий кабинеты с общим залом ресторана, и увидел, что мою девушку «блокировали» аспирант-философ в сером костюме и знакомый мне по Бродвею персонаж в модном клетчатом пиджаке.
Конфликт закончился в мою пользу, мы вернулись к столу, а аспирант с товарищем остались зализывать раны.
Через два дня на Пушкинской площади ко мне подошел мой старый товарищ по московскому Бродвею Сеня Павлов, которого в центровой компании звали Сэмом, и сказал:
– Слушай, Ян хочет с тобой помириться.
– Какой Ян?
– Вон он стоит.
У входа в кинотеатр «Центральный» стоял аспирант в сером костюме.
Я принял его извинения, сам пожалел о своей несдержанности, тем более что ее следы четко прочитывались на его лице.
Улучив момент, я спросил Сэма:
– А кто этот Ян?
– Это же Рокотов. Король валютной фарцовки по кличке Ян Косой.
С той поры мы виделись достаточно часто в самых разных местах. В кафе «Националь», на вечерней улице Горького, в коктейль-баре, на втором этаже ресторана «Москва».
Король московской фарцовки был одет все в тот же серый костюм и носил все тот же университетский значок.
Много позже появились публикации, что Рокотов был агентом начальника валютного отдела БХСС майора Исупова.
Возможно. Я, как журналист, часто бывал на Петровке и однажды встретил там Рокотова, мы поговорили на лестничной площадке об общих знакомых и погоде.
Встреча эта меня ничем не удивила. Я понимал, что при такой профессии, как у Яна Косого, его должны были часто выдергивать на Петровку.
Я знал, что с агентами встречаются не в служебных помещениях.
К тому времени мне уже было многое о нем известно. Что он купил аттестат за десять классов и пытался поступить в юридический институт. Но потом выбрал более легкий путь к вершинам науки – купил за бутылку университетский значок.
Еще в школе он спекулировал марками, потом был «чернокнижником»: продавал абонементы на подписные издания у магазина на Кузнецком Мосту.
В 1960 году в связи с оперативной обстановкой в кавказских республиках и Средней Азии, где валюта стала практически второй денежной единицей, дела по незаконному обороту валюты передали КГБ.
В мае 1961 года Яна Рокотова задержали у камер хранения. В присутствии понятых из ячейки было извлечено 440 золотых монет, золотые слитки общим весом 12 килограммов и большое количество валюты. Всего на сумму два с половиной миллиона рублей.
После ареста Рокотова и его подельников появились статьи о безумных кутежах Яна Косого, об актрисах и манекенщицах, которых он содержал, о шикарных квартирах и дачах.
Могу сразу сказать – все это туфта. Его арестовали в том же самом сером костюме, и на суде он был в нем.
На суде Ян выглядел спокойным. Думаю, то, что нашли у него в тайнике, было далеко не все. Он охотно давал показания, понимая, что с судом ссориться не надо и срок за его дела совсем небольшой – три года.
Но в это время…
Никита Хрущев совершал очередной заграничный вояж. В Вене он осудил административные власти союзников, управляющих Западным Берлином, за то, что они превратили город в сплошной черный рынок.
Как мне рассказывали люди, сопровождавшие его в этой поездке, один из западных политиков ему на это ответил, что такого черного рынка, как в Москве, нет ни в одной европейской столице.
Разгневанный генсек вернулся в Москву, вызвал Шелепина. У «железного Шурика» на руках был козырь – группа Рокотова.
Когда Хрущев узнал, что подсудимые получат по три года, он разъярился еще больше и приказал срочно подготовить указ об усилении борьбы с особо опасными преступлениями.
Как известно, закон обратной силы не имеет. Но только не для Хрущева.
И подсудимые с ужасом услышали об этом во время прочтения приговора.
Ян Рокотов и его подельник, двадцатитрехлетний Владислав Файбишенко, получили по 15 лет.
Но, видимо, у Никиты Хрущева, кроме колорадского жука и мирового империализма, появился третий главный враг – Ян Косой.
На очередном пленуме ЦК КПСС, обсуждавшем тезисы отчетного доклада на XXII съезде КПСС, генсек опять вспомнил своего врага. Он зачитал письмо рабочих завода «Металлист», возмущенных мягким приговором Мосгорсуда.
В результате генпрокурор Руденко обжаловал приговор, и дело пошло на рассмотрение в Верховный суд.
И вновь закон обрел обратную силу. Все, что так сурово порицал Хрущев, рассказывая с трибуны XX съезда о культе личности, он сам претворил в жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});