Отчий дом. Семейная хроника - Евгений Чириков

Григорий Николаевич, близко стоявший к этим сектам и сам, по-видимому, одно время поблуждавший по этой дорожке, не любил по этой части откровенничать, но все же, возмущаемый ходячими по адресу сектантов сплетнями грязного характера, иногда не выдерживал своего молчания. Вот что немногое мы могли бы узнать о том «корабле», к которому принадлежала Лариса, а может быть, и сам он.

Мир погряз во грехах, отошел от Христа, исковеркал Евангелие. Церковь утратила Благодать Божию, данную ей некогда Святым Духом через апостолов. Церковь на службе у правительства и у богатых людей. Дух Святой давно отошел от церкви и церковнослужителей, сделавшихся просто чиновниками, а не слугами Христа. Но Дух Святой, Благодать Божья, уйдя из церкви, не ушла с земли, а почиет на особых избранниках, людях праведной жизни и праведных дел, которые не только говорят «Господи, Господи!» и поминутно крестятся, а и творят волю Господню примером собственной жизни и добрыми делами…

Сектанты, о которых идет речь, в поисках спасения и праведной жизни среди греховного океана жизни, воссоединившись братскими общинами, плывут на духовных кораблях. Корабли эти стремятся повторять общину Христа с учениками. Христос, по их учению, называется сыном Божиим не потому, что он сын Бога, а избранный Богом человек, на котором почил Дух Божий. И в наше время отошедшая от церкви благодать, Дух Божий, может почить на избраннике, и тогда явится человек, современный живой Христос. Христос не тот, о котором идет речь в Евангелии, а другой. Не с большой, а с маленькой буквы! Такой христос может явиться в каждой общине, в каждом корабле. И когда такой явится, то повторяется вся земная жизнь Иисуса Христа: апостолы, Петр, Иоанн, Богородица, старец Иосиф и так далее. Тут творится Евангельская мистерия, а не кощунственное самозванство. Бывает таким образом в общине свой Христос, апостолы, божья матерь и так далее, смотря по степеням заслуг, характеру, роли в общине. Все такие избранники почитают себя и другие их тоже — святыми, ибо на них почил Дух Святой. Сектанты таким путем стремятся к правде Божией на земле, приближению к Евангельскому Христу и Его жизни на земле. Но человек всегда остается святым лишь в своих устремлениях, а в жизни даже и святые праведники не чисты от греха, тем более простые, мало просвещенные люди, для которых наши знания и наука — книга за семью печатями и которые всю мудрость почерпывают только из Библии, Евангелия и творений Святых Отцов да Четьих-Миней.

— Ну, а хлыщут друг друга? Свальный грех бывает? — спросил скептик-интеллигент Григория Николаевича, когда он рассказал, что написано выше.

Григорий Николаевич поморщился и ответил:

— А вам известно, что в древней христианской церкви толпа экзальтированных верующих кружилась вихрями, подобными пляске? А не плясал царь Давид в моменты вдохновенного пения своих псалмов? Теперь нам с вами, конечно, все это кажется и смешным и кощунственным…

— Ну а все-таки?

— Бывает и тут религиозный экстаз, так называемая пляска в Духе. Это не пляска в подлинном смысле, а кружение в экстазе, вдохновенность, признаваемая взыгранием почившего Духа Святого…

— Ну а свальный грех?

— Да неужели вы верите в эту клевету, распускаемую попами и полицией! Повторяю, что люди — везде и всегда люди. Разве у христиан-католиков не бывает случаев уклонения религиозного экстаза в область религиозно-половой психопатии? Вспомните брюлловскую картину[264]: изображена молодая спящая монахиня, и снится ей, что изображение Христа, висящее над ней на стенке, украшается бравыми усами красивого любовника!

Вот все, что рассказал Григорий Николаевич в редкую минуту откровенности. Откровенности, как сами видите, очень сдержанной.

На несчастье Григория Николаевича, избранница его, Лариса Петровна, как живая иллюстрация святых намерений «корабля», на котором плавала в океане грешного мира, совершенно не подходила. Возможно, что это был как раз пример тех уклонений в человеческие слабости, о которых говорил сам Григорий Николаевич.

Очень уж была красива, красива чувственно, и уж очень палило от нее грехом человеческим. Если легенда о перевоплощениях души человеческой не сказка, то нет никаких сомнений, что некогда, в веках прошлого, Лариса плясала в хороводах Вакха[265], принимала участие в религиозных оргиях в честь Астарты[266] или Венеры Лесбийской[267] либо была степной кобылицей в степях скифских.

Грех земли, грех буйной первобытной страсти бытия, скованный и укрощенный веригами христианской морали…

И в пьяных, немного бесстыжих глазах, и в истомной потяге, и в красных чувственных губах, в смехе, в походке вперед богатырской грудью — везде только палящий душу грех, а совсем не святость!

Но вот поди же! Несомненно, что сама она искренно верит в свою если не святость, то в кандидатство на нее, верит в возможность наития Святого Духа. Наизусть знает все Евангелие, морит себя постами, изнуряет плоть свою тяжелыми физическими работами, которые впору разве здоровенному мужику. И удивительнее всего, что не худеет, а только больше пылает и глазами, и грудью, и смехом.

— Чертова баба! — подумал однажды вслух дядя Ваня, любуясь издали таскавшей доски Ларисой.

На что уж он, дядя Ваня, давно вступил по возрасту в пределы святости, а все-таки нечто греховное почуял в телесах своих и почесал свой плешивый затылок.

Да и вообще весь наличный состав мужского пола в доме и на дворе чуял то же, что бедный дядя Ваня. И Лариса чует свою женскую власть, но, вероятно, приписывает ее своей близости к небесам и тайно пребывающему в ней Духу Святому, а в окружающих мужчинах видит грешников, жаждущих облечься в ризы праведные: очень уж смотрят с почтением и удивлением!

И разговор в свободное время у Ларисы божественный больше, и руки на груди по-божественному сложены, и платочек как на келейнице. А палит грехом смертным! Палит из масленых глаз, от красных губ, поминутно облизываемых при разговоре, от контральтового голоса, от вздымающей тряпье груди. И кажется временами, что вся святость этой молодой женщины земли — ложь, притворство, хитрость бесовская.

Однако тому, кто впал бы в сомнения и попытался путем опыта проверить свои искушения, пришлось бы наткнуться на страшный гнев Божественный и убедиться в ошибке своей. Не буду передавать вам наименование такого Фомы неверующего, но скажу, что такой был уже и пришлось ему смиренно и сконфуженно сказать:

— Прости, Лариса Петровна! Бес попутал.

Опустила глаза Лариса в землю, только укоризненно вздохнула всей грудью.

— Бог простит! — сказала и успокоила: — Пройдет это с тобой… Промеж нас останется. Иди с миром!

Но не будем предупреждать событий. Пока Лариса остается для нас таинственной незнакомкой, только что появившейся вместе с Григорием Николаевичем в отчем доме. И видели ее пока только тетя Маша с мужем да дворня и никудышевские жители. Дядя Ваня не доверяет ее святости, но посматривает частенько на нее не без изумленного восхищения (мужского, конечно), а тетя Маша говорит: «Жох-баба!», Никита называет: «Король, а не баба», а Иван Кудряшёв — «бардадым!». Никудышевские бабы не наглядятся и называют «нашей барыней», гордятся ею:

— Эта в обиду не дастся! И на голос, и на язык неуступчива.

Пришло два письма из Алатыря: дяде Ване и Григорию Николаевичу. Слава Богу, все обошлось благополучно. И землю, и лесу Павел Николаевич согласился дать, да еще и распоряжение дяде Ване сделал: отдать брату всю заготовку бревен и досок, что была предназначена на достройку школы, открытие которой власти нашли ненужной. «Если брат захочет, может разобрать и самую школу, перенеся ее на свое место. Мне надоело сражаться с дураками под предводительством нашего земского начальника Коленьки Замураева!» Мало того, Павел Николаевич разрешил брату пользоваться в свободное от хозяйственных работ время лошадями.

Повеселел Григорий Николаевич, а Лариса точно хозяйкой на барском дворе себя почувствовала и повела. Бегала в Никудышевку школу смотреть, с мужиками и бабами запросто погуторила. Мужики и бабы рады, что приезжая новая молодая барыня думает от них школу убрать:

— Бог с ей, со школой! Еще не открыли, а греха с ей не оберешься… Так же было вот и с баней… Мы тебе ее, Лариса Пятровна, помочью в один дух разберем и куда хочешь поставим! А ты нам ведра два водочки поставишь…

— Сама водки не пью и другим не подношу. А сколько два ведра стоят, деньгами дам, а вы уж как хотите, так и празднуйте.

Ивана Степановича дяденькой, а тетю Машу тетенькой называет, Никиту — Микитушкой, Кудряшёва — Ванюшкой. Шутит с ними, подсолнухами угощает. Всю дворню пленила лаской да шутками.

Закипела работа и на дворе, и на облюбованной полянке за парком, и в Никудышевке. На дворе Григорий работает, доски тешет, пилит, звенит топором — изумляет своим мастерством всю дворню.