КУЛИКОВСКАЯ БИТВА и рождение Московской Руси - Александр Широкорад

Москвой: Герасим поставил для Новгорода архиепископа Евфи-мия II, которому в этом отказал Фотий.

В Москву Герасим ехать не захотел, мотивируя это продолжавшейся там гражданской войны. Герасим правил из Вильно, а затем из Смоленска. Он вел какие-то переговоры с Римом о воссоединении церквей. В ноябре 1434 г. папа послал грамоту «Достопочтенному брату нашему Герасиму, архиепископу провинции русской». Видимо, Герасим вошел в сношение и с польскими воеводами против Свидригайло.

В конце апреля 1435 г. митрополит был схвачен по обвинению в организации заговора против великого князя. У него обнаружили «переветные грамоты». Герасим готовил передачу Смоленска врагу Свидригайло Сигизмуцду, но в последний момент заговор был открыт смоленским наместником. 26 июля Герасима сожгли в Смоленске (по другим сведениям, в Витебске), и митрополичий престол стал опять вакантным.

В Москве же еще в 1432 г. «нарекли» в митрополиты рязанского епископа Иону, но ехать в Царьград при жизни Герасима Иона побаивался. И лишь зимой 1435/36 г. «нареченный» московский митрополит двинулся в дальнюю дорогу. Но пока он ехал, в середине 1436 г. патриарх утвердил митрополитом грека Исидора.

Это решение патриарха формально могло оправдываться последовавшим по смерти Киприана от самих русских предложением ставить митрополита «по старине», то есть по усмотрению самого патриарха Константинопольского. Прецедент с поставле-нием Фотия как бы подтверждал за Царьградом это право.

К моменту поставления Исидора греки уже вовсю готовились к Ферраро-Флорентийскому собору, который должен был рассмотреть вопрос об унии Константинополя с Римом. Такой ценой греки надеялись купить военную и финансовую помощь против наступавших турок. Уже было совершенно очевидно, что Константинополь не может один противостоять туркам. Империя угасала, ее история стремительно приближалась к своему трагическому финалу. Размеры Византии в первой половине XV века свелись к одному лишь Константинополю с его окрестностями да маленькому Морейскому деспотату на Пелопоннесском полуострове. Тем не менее в Царьграде еще продолжал существовать император, и первоиерархом православного мира по-прежнему считался константинопольский патриарх. Но в некогда блестящей столице Империи Ромеев царила ужасающая нищета. Население Царьграда во много раз сократилось. Целые кварталы города лежали в руинах, в том числе и Большой императорский дворец. Практически отсутствовало войско. Денег катастрофически не хватало на самое необходимое. Даже император ел на деревянной посуде. Все это были явные признаки агонии империи и приближающегося конца. В то же время турецкая мощь была несопоставима с силами угасающей Византии.

В такой ситуации утопающий хватается за соломинку. Византийские власти и иерархи православной церкви готовы были согласиться на унию ради своего спасения от турок.

Увы, они выдавали желаемое за действительное. Запад не мог, да и не хотел спасать обломки Византийской империи. Исидор был верным соратником патриарха Иосифа и императора Иоанна VIII Палеолога в деле созидания унии с латинянами. Патриотически настроенный грек (хотя, вероятно, болгарского происхождения), он с огромным энтузиазмом отнесся к плану обороны империи силами католического Запада. Современники отзывались об Исидоре как о человеке обширнейших познаний. Как и его соратник в деле заключения унии митрополит Никей-ский Виссарион, Исидор выглядит, скорее, интеллектуалом ре-нессансного типа, чуждым православной духовности и, напротив, близким идеалам западноевропейского гуманизма в духе «Возрождения».

Приверженцем западной ориентации он зарекомендовал себя еще до того, как стал митрополитом всея Руси. В 1433 г. Исидор уже побывал на Базельском соборе католической церкви, где начал диалог об унии.

2 апреля 1437 г. новый митрополит прибыл в Москву. В его свите ехал незадачливый кандидат Иона, вернувшийся к прежней должности рязанского епископа. Правда, при прощании патриарх утешил Иону, обещав поставить его на митрополию после смерти Исидора.

Как писал А.А. Зимин в превосходной монографии «Витязь на распутье»: «В Москве Исидор был принят с подобающим новому митрополиту почетом. Свидетельством вполне лояльных отношений, установившихся между великим князем и митрополитом в первые месяцы после его прибытия в Москву, является до-кончание Василия II с великим князем тверским Борисом Александровичем, составленное «по благословению» митрополита Исидора.

При встрече с Василием II Исидор передал ему послания византийского императора и престарелого патриарха Иосифа II (1416—1439 гг.), в которых содержалась просьба послать его на собор «утвержения ради православныя веры». Василий II решил не только отпустить Исидора на собор, но и послать вместе с ним представительную делегацию, в которую входили суздальский епископ Авраамий и человек сто сопровождавших их лиц»[254].

Церковники утверждают, что Василий II напутствовал митрополита: «Если уже ты непременно желаешь идти на Осьмый Собор, то принеси нам оттуда наше древнее Православие, которое мы приняли от предка нашего Владимира, а нового и чужого не приноси нам, — мы того не примем»[255]. Но, скорей всего, это позднейшая интерполяция.

Итак, 8 сентября 1437 г. Исидор отправился на собор и 14 сентября прибыл в Тверь, где его встретили великий князь Борис Александрович и епископ Илья. Тверской князь отправил вместе с Исидором на собор своего боярина Фому. 9 декабря митрополит прибыл в Новгород, где ему также устроили пышную встречу. Только 6 декабря Исидор добрался до Пскова, где пробыл семь недель.

Позже Исидора обвинят в склонности к латинству еще в дороге. Так, мол, в Юрьеве Ливонском (Дерпте), когда русское население города вышло к нему навстречу со священниками и крестами, и в то же время вышли навстречу немцы со своими крестами, то митрополит сначала подошел к немцам. Мне же тут хочется обратить внимание на другое: в Юрьеве, основанным князем Ярославом Мудрым в XI веке, через 400 лет продолжали жить русские, и в немалом количестве, и их почему-то окрестные чухонцы не называли оккупантами.

В августе 1438 г., через год после выезда из Москвы, Исидор прибыл в Феррару, где еще в апреле 1438 г. начался собор, впоследствии перенесенный во Флоренцию. Здесь уже находилась вся греческая делегация, которая дата папе Евгению IV убедить себя ехать в Феррару, а не в Базель. Там заседал другой собор Западной церкви, который находился в разрыве папой, и с которым ранее греки поддерживали связь. Базельский собор, назвавший себя «Вселенским», постановил, что собор стоит выше папы и имеет право низлагать последнего. Такая позиция могла бы дать больший шанс для подлинного богословского диалога с Западом о соединении церквей. Кроме того, Базельский собор был поддержан большинством европейских монархов, в том числе и императором «Священной Римской империи Германской нации», что сулило более реальную помощь грекам.

Евгений IV отлучил от церкви всех участников Базельского собора, а те, в свою очередь, угрожали аналогичной мерой всем собравшимся на собор в Ферраре. Ни один европейский монарх не приехал в Феррару. Никто из них, кроме герцога Бургундского, не прислал сюда даже своих послов. Поражает политическая недальновидность всегда столь изощренно хитрых греков: при конфликтной ситуации, которая на тот момент сложилась в отношениях между папством и государями европейских стран, было очевидно, что никакой реальной помощи Константинополю ожидать не приходится, каковы бы ни были итоги Фер-рарского собора.

С 26 февраля 1439 г. заседания собора были перенесены во Флоренцию. Присутствовавший на соборе император Иоанн Па-леолог к догматическим спорам был безразличен, его волновало лишь получение реальной помощи от Запада для борьбы с турками. В итоге греки уступили по всем пунктам. Они приняли католический догмат об исхождении святого духа, признали папу главой церкви и т.д.

Я умышленно не привожу подробных сведений о различиях в обрядах Восточной и Западной церквей. На мой взгляд, все унии католиков с православными имели целью не сближение вероучений, а подчинение православия римскому папе. Как уже в наши дни остроумно заметил один из иерархов православной церкви: «Мы не против объединения церквей, но при главенстве московского патриарха».

5 июля 1439 г. уния была подписана всеми греческими делегатами, за исключением одного лишь епископа Марка Эфесско-го. Исидор поставил красноречивую подпись под актом о соединении с Римом: «подписуюсь с любовью и одобрением». Роль русского митрополита в деле заключения унии была столь велика, что папа выказал ему свое особенное расположение. Исидор перед отъездом на Русь получил кардинальскую шапку и титул "legatus de latere («легата от ребра апостольского»). Его юрисдикции подчинялись не только Русь и Литва, но также Ливония и Польская Галиция [256].