Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2) - Егор Иванов

Настя сидела неподвижно и боялась пошевелиться, чтобы ненароком не спугнуть солдат. Она вспомнила слова Василия о том, что крестьяне в серых шинелях стали умнеть, они устали от войны и рабочим-пропагандистам теперь гораздо легче работать в запасных полках, расквартированных в Петрограде.

Солдаты помолчали, повздыхали, потом второй голос снова начал:

- А я, Сидор, и не знаю, чаво опосля войны делать буду, ежели господь подаст пожить... Так я от всего отпал, что и сказать не могу. Здеся ты ровно ребенок малый, что велят, то и делай. И думать ничего не приказано, думкой-то здеся ничего не сделаешь... Чистая машина: что я - то и Илья, что Евсей - то и все...

- Ты, Никола, дурак, хоша и грамотный! - спокойно и веско произнес тот, кого назвали Сидором. - Задаром нас, что ли, палить из винтовки научили? Утомились мы на барских работах... Когда и по заповеди верили, что за труды много грехов простится... А теперя? У тебя на хозяйство разор, а Тит Титыч ваш второй али третий лабаз построил... Землица-то без мужика скудеет! А на хрен энтот Царьград - до него, чай, и в сапогах не дойдешь, истреплешь?! Вот и рассуди - куда нам прямее дорога: в окоп от германского "чемодана" прятаться али в деревне своей порядок навесть...

- Ты говори, брат, да не заговаривайся! - отозвался второй. - Куды ты клонишь, мать твою... В дезертиры наводишь, что ли?..

- Куды тебе с твоим Егорием! - поддразнил его Сидор. - Одно скажу: думаю я, что скоро дело сменится. Мы с покорностью идем, покуда греха боимся. А грехи разрешим - и другие нам пути найдутся...

Снова помолчали, потом Николай зашелестел бумагой.

- Я, братцы, душевную песню у антиллериста списал - так теперь выучить охота...

- Давай, сказывай песню!.. - встрепенулся Сидор.

Николай прокашлялся важно и, читая почти по слогам, начал:

Ты, тоска моя, тоска,

Гробовая ты доска.

Куды глазом ни гляну,

Только видно, что войну!

Оглушилось мое ухо

От военного от духа,

Поустала и рука

От железного штыка.

Оттоптались мои ноги

От военной от дороги.

Насте надо было идти давать лекарство в палату тяжелораненым, она скрипнула стулом, и голос мгновенно замолк. Солдаты притихли. Когда она ушла, Сидор успокоил собеседников:

- Не бойсь, братцы! Анастасия Петровна барынька не злая, у нее душа за солдата болит, самым тяжелым раненым завсегда помочь готова.

Настя вернулась через четверть часа, раненые уже разошлись по палатам. В госпитале было тихо-тихо. Казалось, что из-за окна слышен шелест падающего снега. Настя раздумывала над тем, что говорили солдаты. Она слышала в госпитале и другие разговоры. Напрашивался единственный вывод: народ, "серые герои", как их называли, устали от войны, от кровопролития. "Массы крестьян, - говорил Василий, - одетые в солдатские шинели, получили теперь представление об организации, научились стрелять и колоть штыками, озлились на мучения своих родных в тылу и свои собственные на фронте больше, чем на неприятеля. О немцах и австрийцах солдаты говорят без всякой ненависти, понимая, что те, как и они, - тоже подневольные люди, обязанные выполнять команды своих офицеров".

"Зерна революции и интернационализма всех трудящихся начинают прорастать", - припомнилась ей фраза Василия. Она сама это видела.

Наутро, по свежевыпавшему снегу и под ярким по-весеннему небом, Настя спешила домой. Ее ждало новое известие о муже. Сухопаров сообщил, что Алексей бежал из тюрьмы и сейчас его укрывают в Богемии верные люди.

53. Царское Село, март 1915 года

По случаю войны пасхальный праздник в Петрограде был упрощен. Как и раньше, к слушанию пасхальной заутрени собрался к церквам весь Петроград. Как и раньше, особо торжественные службы имели быть в Исаакиевском и Казанском соборах. Но отменена была служба в Зимнем дворце.

Царская семья благолепно отстояла особый молебен о даровании победы российскому воинству в златоглавой церкви Воскресения Христова, что при Екатерининском дворце Царского Села. Присутствовали только близкие семье люди: граф Фредерикс с супругой, генерал Мосолов и дворцовый комендант Воейков с женами. Из великих князей не пригласили никого - трещина в доме Романовых, возникшая из-за критического отношения к Аликс вдовствующей императрицы Марии Федоровны, тлеющего и всеми улавливаемого конфликта между царем и главнокомандующим и их женами, становилась все шире и глубже. Александра Федоровна даже отказалась делать на пасху подарки родственникам и приказала купить пасхальные яйца с сюрпризами у Фаберже только для мужа, сына, дочерей и тех, кто был приглашен на заутреню в царскосельский храм.

Изрядно разговевшись, Николай увлек в дальний угол начальника канцелярии министерства двора и о чем-то милостиво беседовал с ним. Генерал был одним из самых доверенных лиц и не однажды доказывал, что достоин такой великой чести. Кроме других достоинств, он умел глухо молчать о делах монарха, но при этом собирать массу всяких полезных или интересных слухов, сплетен, разговоров в обществе и тактично докладывать их Николаю Александровичу.

Мосолов никогда не позволял себе ни в чем осуждать государя или членов его семьи, хотя знал о самодержце много такого, о чем простые смертные и не догадывались. Именно Мосолову Николай решил доверить свою истинную точку зрения на возможность сепаратного мира. Усадив генерала рядом с собой на широкий диван, Николай предложил ему турецкую папироску. Оба с удовольствием закурили.

- Александр Александрович! - обратился государь к генералу. - Я бы хотел вас просить совершенно конфиденциально об одной услуге...

Мосолов изобразил на лице величайшее внимание.

- Дело, видите ли... касается... э... - Царем овладела его всегдашняя робость, хотя он разговаривал на этот раз лишь с одним, к тому же близким по духу человеком. Однако важность темы сковала его уста и мысли, - предложений о сепаратном мире с Германией, которые сообщила в письме фрейлина Васильчикова... Как вы относитесь к этой идее?

- Ваше величество, если цели России - проливы и Галиция - будут достигнуты без кровопролития, то имеет полный смысл начать переговоры! твердо высказался генерал. - Политике противопоказана рыцарственность и жертвенность, ваше величество! Интересы России для всех ваших подданных должны быть выше выгоды французов или англичан... Многие истинно русские люди не верят Англии, ваше величество! - с жаром закончил свою речь Мосолов.

- Вы правы, генерал! Мы должны печься о выгоде и прославлении России, о приращении ее могущества и территории... - раздумчиво сказал Николай. - Меня тоже очень беспокоит позиция Англии в отношении к проливам... искренно ли они обещают нам их отдать или это только маневр британцев?.. По-видимому, нам все-таки следует поинтересоваться у Вильгельма, насколько серьезно он готов к замирению и компенсации России за выход из войны.

Мне нужно доверенное лицо, которое можно было бы послать в Берлин прощупать намерения германцев! - неожиданно прямо в лоб заявил Мосолову царь. - Есть ли у вас на примете такой человек, которому можно было бы доверить эту великую тайну? Достаточно близкий к вам и заинтересованный в ее сохранении? Разумеется, это должен быть дворянин, могущий быть принятым в высоких германских кругах... Может быть, даже германским императором... И способный достойно представить Россию...

Выражение лица Мосолова показало, что ему что-то пришло на ум, но царь решил высказать еще одно условие.

- Искомое лицо не должно знать, что идея его поездки исходит от меня и, разумеется, не иметь ничего общего с господином Сазоновым и представителями союзников в Петрограде...

- Да, ваше величество! - немедленно ответил генерал. - Осмелюсь предложить кандидатуру молодого князя Думбадзе...

- Это не родственник ли градоначальника города Ялты, генерал-майора свиты князя Думбадзе? - перебил его государь.

- Его родной племянник, ваше величество... - ответил Мосолов.

- Характеризуйте мне его поподробнее, Александр Александрович! приготовился слушать Николай. Видно было, что к этому лицу он испытывал некоторое благорасположение.

- Ваше величество, Василий Давидович Думбадзе учился в Германии и в 1906 году вернулся в Петербург с дипломом инженера.

- Это хорошо! - произнес государь.

- Занимаясь коммерцией, он одновременно служил главным управляющим вашего наместника на Кавказе графа Воронцова-Дашкова и весьма близок к его старшему сыну...

- Да, да, да! - прервал опять Мосолова Николай. - Мне очень импонирует, что старый граф в отношении всех великих князей держится в высокой степени независимо, отстаивает всегда мои интересы... Впрочем, продолжайте!

- Ваше величество! - не смутился остановками генерал. - Князь Василий Думбадзе весьма близок к его высокопревосходительству Владимиру Александровичу Сухомлинову, и военный министр настолько доверяет ему, что снабдил молодого князя материалами для издания своей биографии...