Михаил Федорович - Вячеслав Козляков

С такими сложностями происходило назначение воевод, которым был указан срок «стати по местом» 1 апреля. К этому дню на службе должны были уже находиться дворяне и дети боярские украинных городов, расположенных рядом с центрами сбора полков Тульского и Рязанского разрядов. Дворянам и детям боярским замосковных городов, чья дорога к месту службы вместе с вооружением и запасами не была такой простой, был назначен традиционный срок выхода на службу — 23 апреля, «Егорьев день». Пока служилые люди находились на службе в полках, у них была льгота — отсрочка в любых судных делах. В записных книгах Московского стола отметили, что 13 марта «посланы памяти по приказом, а велено для службы в судных во всяких делех отсрочить дворяном и детем боярским, и князем, и мурзам, и татаром, и атаманом, и казаком украинных и северских и полских и замосковных городов обеих половин».

После решений, связанных с организацией службы в Украинном разряде, наступало время больших праздников. Традиционно во дворце был стол 14 марта, «на празник Пречистые Богородицы Федоровские». Это день, когда царь Михаил Федорович в Костроме дал свое согласие занять престол. Не случайно в числе приглашенных были те люди, которые много сделали для царского избрания: боярин Федор Иванович Шереметев, возглавлявший в 1613 году посольство земского собора к Михаилу Федоровичу в Кострому, и боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский. На 18 марта пришлось Вербное воскресенье, а на 25 марта — Пасха. Оба эти дня праздновались столами у царя и патриарха, а также многочисленными пожалованиями. В Вербное воскресенье в московские дворяне было пожаловано 23 человека; почти всех, кто перешел в новый чин из стольников, пригласили на праздничный «стол» к царю Михаилу Федоровичу. Кроме того, еще 6 человек получили чин стольников и 10 человек — стряпчих. На Пасху пожалования продолжались, и Государев двор пополнился десятью стольниками и семью стряпчими. Возможно, на такую щедрость в пожалованиях повлияло совпадение праздников Пасхи и Благовещения — так называемая Кириопасха, случавшаяся крайне редко и потому отмечаемая с особенной пышностью. 25 марта в виде особой милости было допущено 40 человек дворян московских, которые «государю челом ударили в комнате», то есть поздравляли царя Михаила Федоровича с Пасхой и обменивались с ним подарками. Завершал череду этих праздничных столов прием по случаю нового праздника «Ризы Господней», приходившегося на «вторник на Светлой неделе».

Перечисление праздничных «столов» может создать иллюзию, что вся записная книга наполнена только одними перечнями приглашенных на них членов Государева двора. На самом деле продолжались рутинные отсылки в приказы служилых людей «московского списка», их назначения на воеводства и по другим службам. К 11 апреля относится еще одно «опальное дело»: по указу царя и патриарха подьячий Алексей Шахов был послан с приставом в Уржум. Правда, это была «мягкая» опала, потому что Шахова посылали служить подьячим воеводской избы, но при этом «без своего государева указу переменяти и ни в которой город переводить ево не велели». Все обстоятельства этого дела изложены туманно и остаются неизвестными: подьячий сидел «за вину», а «то дело, по государеву указу, ведают боярин князь Иван Борисович Черкаской да думной дияк Федор Лихачев». Скорее всего, речь идет о «слове и деле государевом». В этом случае разбирательство поручалось одному из бояр, который докладывал царю о серьезности объявленного дела.

16 апреля царь Михаил Федорович поддержал коллективную челобитную, поданную архимандритами и игуменами и «всякими служилыми и жилетцкими» людьми Дмитрова. Этот город оказался одним из немногих, где с функцией воеводы успешно справлялся губной староста дмитровский дворянин Федор Васильевич Чаплин. Его и просили оставить управлять в городе, на что царь Михаил Федорович ответил согласием и «указал» ему «быти в Дмитрове и ведати губные и татинные и всякие государевы дела и четвертные доходы сбирати и посадцких людей судить». Все перечисленное было шире функций губного старосты, поэтому Федора Васильевича Чаплина отправляли как воеводу из Устюжской четверти, а не из Разбойного приказа, если бы он оставался на прежней должности губного старосты.

18 апреля, с наступлением сухого весеннего времени, были приняты меры к защите Москвы от пожаров. Эта традиционная мера состояла в назначении «объезжих голов», в задачи которых входило «береженье от огня и от всякого воровства». Объезжие головы назначались «в старом в Кремле городе», «в Китае городе», «в Белом городе», «за Яузою в остроге», «за Москвою рекою в остроге», «за Каменным городом в слободах». Московские улицы — Никитская, Покровская, Пятницкая, Тверская, Сретенская, а также городские ворота должны были постоянно «патрулироваться» объезжими головами, ездившими в сопровождении назначенных с ними людей, решеточных приказчиков с Земского двора и выборных, взятых «в тех местех, где ездят, с 10 дворов по человеку». То, что такие охранные меры были нелишними, должны были напоминать остававшиеся пепелища от пожара 3 мая 1626 года.

Но в эти дни у царя Михаила Федоровича оставалось немного времени для плохих воспоминаний. В Кремле готовились к появлению первенца в царской семье. 22 апреля, как мы уже знаем, родилась царевна Ирина Михайловна. Единственный раз в связи с этим в записной книге появляется имя «великой государыни, иноки Марфы Ивановны», которая уже на следующий день после родов приказала с царицыным истопничим «прислать в верх» к Федору Стрешневу какого-нибудь «дворянина московского или из города сына боярсково». Зачем он понадобился на двор царицы Евдокии Лукьяновны именно в этот момент, можно только догадываться; скорее всего, ему было поручено распоряжаться всем, что необходимо для родившейся царевны. 25 апреля 1627 года был стол «в Золотой болшой в Гроновитой полате на ево государскую радость, на роженье царевны и великие княжны Ирины Михайловны», куда, конечно, был приглашен отец царя и самые приближенные бояре: князь Иван Борисович Черкасский, Михаил Борисович Шеин, князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Имя девочке выбрали со смыслом — «имянины ее и празнуют ангелу ее мая в 5 день, святыя мученицы Ирины»[243] — это напоминало имя другой царицы, Ирины Годуновой, жены «дяди» царя Федора Ивановича. 6 мая, в воскресенье, царевну крестили в Чудовом монастыре, и в этот день был еще один «стол» «в Золотой в меншой палате».

Таким образом, мы «прожили» один год с царем Михаилом Федоровичем, вникая в подробности тех дел и событий, в которые последовательно пришлось вникать и ему, от страшного разорительного пожара 3 мая 1626 года, до рождения и крещения царевны Ирины Михайловны 6 мая 1627 года. Конечно, никакой, пусть даже очень важный и подробный, документ не может служить исключительным пособием для составления летописи царских занятий. Не случайно сведения записных книг московского стола приходилось постоянно перепроверять записями разрядных книг и другими источниками. Удалось или нет такое летописное хронологическое повествование, — судить читателю, но теперь он по крайней мере введен в курс повседневных государственных забот царя Михаила Федоровича.