Лекарь - Евгений Щепетнов

– Наветы! Наветы друзей лукавого и завистников, коих много у благочестивого и боголюбивого священника!

– Угу… помню, как на тебя напраслину возвели три прихожанки. В одно и то же время забеременевшие, наверное, от святого духа. А проводником зачатия ты был вроде бы, а? Силен был, кобель! Сколько по городу твоих отпрысков бегает?

Пафнутий поперхнулся вином, закашлялся, смеясь в кулак…

– Увы, Марьяна, теперь староват стал… – Он грустно потупился. – Теперь аспиды женского рода денег требуют. Нравы испортились, народ стал корыстным – такие молодые девушки и такие деньголюбивые, увы. Так что ты там говорила о тысяче золотых? Что за эти деньги надо будет сделать? Убить Анафима? Поджечь собор? – Он перекрестился на образа в углу и добавил: – Прости, Господи, нечестивого.

– Нет. Все проще. Один мой знакомый потерял метрики свои. Надо вписать его в церковную книгу… У тебя же хранятся все книги, за несколько сотен лет? Надо будет стереть одну запись и сделать на ее месте другую. И выдать справку для магистрата, датированную тем временем. Даю тысячу золотых. Идет? По рукам?

– Полторы тысячи. Сложное дело – вытравлять надпись, писать опять же… Так и вгоняешь меня в геенну огненную, буду я из-за тебя гореть на сковороде адовой! Так хоть тут порадоваться. Столько трат, столько расходов… – Он повысил голос и крикнул в сторону двери: – Одни эти дармоеды-служки сколько сжирают! Жрут и жрут в три горла, бездельники! – И тихо добавил: – Полторы – и по рукам.

– Ну ты зажрался… совсем обнаглел! Тысяча двести.

– Мне надо поддерживать свою троюродную племянницу… Девочка бедная на моем содержании, страдает… Тысяча четыреста!

– Ах ты, зараза! Я, может, в одном платье хожу уже два года, а ты девок в золоте купаешь… Тысяча триста – и по рукам!

– Ладно, грабь несчастного старика, пей мою кровь, нечестивка, накажет тебя Господь за то, что обижаешь сирого и убогого… Тысяча триста пятьдесят – и по рукам!

– Ладно, ладно, хрен с тобой! Давай бери бумагу и пиши данные человека.

– Ну вот, другое дело! Эй, Анафим, хрен тебе в дышло, неси бумагу, перо и чернила, лишенец! Совсем распустились, мышей не ловят!

Монах принес требуемое, они дождались, когда он уйдет, и Пафнутий, взяв в руки перо, приготовился писать.

– Влад Вольга. Отец Станила Вольга, лекарь. Мать Бажена Вольга, домохозяйка. Уроженцы села Крутоярова.

– Это не то село, что вымерло сто лет назад под Лазутином во время чумы? Его еще выжгли все, заразу искореняли…

– То, то. Поставишь год рождения за десять лет до чумы. Когда будет готово?

– Давай завтра, после полудня, два часа пополудни. Аванс дашь? – Марьяна уничижительно посмотрела на Пафнутия. – Ну ладно, ладно, завтра с деньгами приходи, и все будет.

Они попрощались. Пафнутий обнял Марьяну, излишне горячо расцеловал и как бы ненароком придержал ее за тугую ягодицу. Она хлопнула по шаловливой руке, а он сделал невинные томные глазки и как бы ничего не заметил.

Скоро Марьяна шагала по улице, с удовольствием отмечая, что дело пошло. Через двадцать минут она подошла к зданию Школы магии. С удивлением Марьяна ощутила какое-то волнение – все-таки она училась здесь три года, не самые худшие ее годы. Она была молода, честолюбива, ей тогда представлялось, что вот теперь она магичка, лекарка и весь мир у нее в кармане.

Оказалось, способности у нее посредственные, лекарское дело для простой лекарки не такое уж прибыльное, а принцы на белых конях не спешат появляться на Цветочной улице. А все больше кожевенники в вонючей, пропахшей гнилью и химикатами одежде. Как она ненавидела этот запах – так всегда пах ее отец, грубый и черствый человек, торговцы, проститутки. Кстати, проститутки и их клиенты были самыми выгодными для нее пациентами – имели деньги и платили как следует. Но все-таки она не жалела, что стала магичкой – кусок хлеба у нее был всегда, а вот теперь… теперь она была вообще в порядке.

Глубоко вздохнув, Марьяна потянула на себя большую, в полтора человеческих роста, тяжелую дубовую дверь. Ее ручка была отполирована тысячами рук, сотни лет полировали ее…

Вестибюль встретил ее широкой каменной лестницей с углублениями на ступенях, выбитыми десятками и сотнями тысяч ног, и неизменным запахом туалета, несущимся из-под лестницы. Там всегда был засор из-за того, что тупоголовые учащиеся кидали в унитазы всякую дрянь. Марьяна поднялась наверх и свернула в длинный коридор, из которого высокие крашеные двери вели в учебные классы.

При магической школе было свое общежитие, но Марьяна жила дома – до ее жилья отсюда было десять минут ходьбы. Как давно это было… Казалось, только вчера она покинула стены этого заведения, но прошло уже сто лет. Где ее бывшие соученики? Кто знает… Она грустно улыбнулась и тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и решительным шагом направилась к кабинету, где на дубовой двери было написано «Марина Гржимельская, директор».

Троюродная тетка Марьяны, как говорится, седьмая вода на киселе, Марина была родом откуда-то из-за границы и заняла свой пост по знакомству, удачно соблазнив кого-то из высших сфер. Тогда она была еще довольно интересной женщиной. Тетей же Марьяне она считалась лишь потому, что троюродный дядя Марьяны женился на ней. Впрочем, неудачно, так как она, по слухам, за считаные годы свела его в могилу безудержным сексуальным темпераментом. Но как раз за этот темперамент и ценили ее… покровители.

С Мариной Марьяна могла разговаривать совершенно спокойно, так как еще во время учебы в школе у них сложились вполне дружеские отношения. Кроме того, все-таки родственные связи чего-нибудь да значат. Ну и Марьяна знала, как ее дальняя родственница любит деньги. Помимо денег Марина больше всего любила только себя.

Марьяна постучала в дверь, из-за нее ответил знакомый голос, и она вошла в кабинет. Там мало что изменилось. Разве что прибавилось на стенах различных грамот, наград и поощрений, которыми была награждена директор. Марина очень любила эти бумажки и всегда показывала их всем комиссиям.

Директор сидела за столом, не сразу подняла голову, изобразив, что очень занята и ей срочно надо что-то писать, потом важно и надменно взглянула на вошедшую и спросила:

– Что вам нужно, сударыня?

Марьяна подошла и села на стул перед столом директорши, после чего стала внимательно рассматривать лицо, руки, плечи Марины. Время ту тоже не пощадило. Когда Марьяне было двадцать лет, Марине стукнуло тридцать пять. Для магика это не возраст… Но теперь уже никто не назвал бы Марину миленькой и не заподозрил бы, что когда-то ее называли Огненная Кобыла.