Черная моль - Аркадий Адамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушаю.
— Товарищ Гаранин? — насмешливо прозвучал чей-то женский голос.
— Да… Катя! — Костя тут же посмотрел на часы и виновато продолжал: — Ох, прости, Катюша! Задержался и забыл предупредить.
— Забыл! Я просто удивляюсь своему терпению! — возмутилась Катя. — Вот и Лена сейчас звонила, спрашивает: «Твой дома?» За какие только грехи судьба послала нам таких мужей?!
— Чего же она сюда-то не позвонила? — вырвалось у Кости. Он невольно взглянул на Сергея и, спохватившись, добавил: — Ну, впрочем, ясно. Вот мы тут с Сергеем и корпим над одним делом… Да, да, думаю, скоро.
Костя с облегчением повесил трубку.
— Женушка волнуется? — иронически спросил Сергей.
— Твоя тоже волнуется.
— Да?
В тоне Сергея прозвучала явная заинтересованность. Костя сердито посмотрел на друга.
— Этого может не замечать только такой дуралей, как ты.
— Ладно. Оставим этот разговор, — нахмурился Сергей.
Они снова принялись за работу.
Далеко за полночь Сергей устало откинулся на спинку стула.
— Нет, так дело не пойдет. Давай рассуждать.
— Ну, давай.
— Итак: какие связи Доброхотова нам известны?
— Плышевский — раз.
— Отпадает.
— Масленкин — два.
— Тоже отпадает.
— Спирин — три.
— Отпадает. Ничего не говорит и не скажет.
— Ну, кто же еще? — Костя задумался.
— Постой, постой!.. — вдруг оживился Сергей. — Ведь у нас сейчас есть материалы еще на одного прохвоста! Надо потянуть эту ниточку.
— Так-то оно так, — с сомнением покачал головой Костя. — Только он проходит как связь Плышевского, а этим типом занимаются там. — Он указал на потолок. — Как бы им карты не спутать!
— Это мы отрегулируем, — заверил Сергей, кладя руку на телефон. — Ярцев — парень с головой. А ему самому допрашивать нельзя. На фабрике ведь уверены, что УБХСС их делом не занимается.
…Ростислав Перепелкин, шатаясь, брел домой. На заснеженных тротуарах поблескивали в лучах фонарей раскатанные полоски льда. Было очень поздно. Перепелкин возвращался после очередного кутежа. Его слегка мутило. Всю дорогу он пытался застегнуть пальто, но мешало вылезшее кашне.
Дома Перепелкина встретила обеспокоенная мать.
— Ромочка, тебе повестка из милиции. Господи! Опять пьяный! Когда же это кончится?
Перепелкин мутным взглядом окинул комнату и, не поворачивая головы, ответил:
— Никогда не кончится. Давай повестку. Мораль будешь читать завтра.
Вызов в милицию не очень встревожил Перепелкина: многих с их фабрики уже вызывали. И он давно привык к мысли, что со дня на день вызовут и его. Тем более, что он даже предлагал свои услуги. О, для них он ценный человек! Что отвечать на вопросы о Климашине и краже со склада, он знал и уже сто раз репетировал перед зеркалом свои ответы. Все выходило очень здорово.
Между прочим, как раз сегодня, в ресторане, когда все уже изрядно выпили, он рассказал приятелям эту историю, рассказал так, как это только он умеет! Особенно про убийство. Впрочем, он придумал два убийства и головокружительную погоню, в которой сам лично участвовал, при этом пули свистели, конечно, над самым его ухом. Собственно, его участие и решило весь успех операции. Разве милиция вообще на что-нибудь способна! Потом он начал подробно описывать найденный труп, но тут одна из девиц, не выдержав, истерически взвизгнула. Перепелкин счел за лучшее оборвать рассказ, снисходительно заметив напоследок:
— Довольно заурядное дело, но милиция, конечно, топчется на месте. Правда, они еще не имеют моих показаний. — И он многозначительно оглядел притихшую компанию.
В общем, Перепелкин ничуть не боялся вызова в МУР и даже ждал его. Хотя, надо сказать, не так давно был момент, когда он изрядно струхнул, но тревога оказалась ложной. В тот день он шел по очередному поручению Свекловишникова, чтобы передать в условленном месте незнакомому человеку какой-то большой пакет. С такими пакетами ему пришлось два раза даже ездить к этому человеку за город, на станцию Сходня. Что было в этом пакете, Перепелкин не знал и, подчиняясь необъяснимому страху, узнать даже не пытался. В такие минуты он мечтал только об одном: скорее избавиться от этого проклятого пакета. Неожиданно его кто-то окликнул. Перепелкин оглянулся и узнал паренька, с которым вместе работал в буфете на киностудии.
— Легок на помине! — весело сказал тот и, указав на пакет, с любопытством спросил: — Куда это ты такой здоровый волочишь?
— А! — махнул рукой Перепелкин. — Вещи в химчистку. А почему я легок на помине?
— Как раз сегодня про тебя спрашивали.
— Кто же это такое спрашивал? — насторожился Перепелкин; в последнее время он опасался вызывать излишний интерес к своей особе.
— Да из треста. Счет ты какой-то неверно составил. Веселый такой парень попался. Ну, я его, конечным делом, угостил. Часа полтора сидел.
— Что ж он обо мне спрашивал?
— А я, думаешь, помню? Он и обо мне и о бабушке моей спрашивал. Сам на флоте раньше служил. Интересно тоже рассказывал.
— Трепешься со всяким, — недовольно проворчал Перепелкин, заметно, однако, успокаиваясь.
Откуда ему было знать, что человек, интересовавшийся им в тот день, был Саша Лобанов, хитрейший из сотрудников Коршунова. Между тем накануне Саша побывал в Госстрахе и там тоже имел самый непринужденный разговор с бывшими сослуживцами Перепелкина. А до этого все тот же неутомимый Лобанов ездил на ипподром, затем в клуб, где одно время работал Перепелкин. В это же время Виктор Воронцов встретился с директором того самого дома отдыха, где одно время организовывал Перепелкин культурный досуг отдыхающих, после чего Воронцов задушевно беседовал со старым татарином-дворником, недремлющему оку которого был поручен дом, где жил Перепелкин. И уж, конечно, Перепелкину и в голову не могло прийти, что в тот вечер, когда он сидел с компанией в ресторане, за соседним столиком находился самый внимательный его слушатель — все тот же Саша Лобанов. Именно он в самый критический момент оказал трогательную помощь одному из упившихся приятелей Перепелкина и, нежно обняв его за плечи, через весь город довел в ту ночь до дома. О чем по пути был разговор, осталось тайной даже для одного из собеседников, ибо, проснувшись на следующее утро, он уже ничего не помнил.
Короче говоря, МУР со свойственной ему основательностью готовился к встрече с шкодливым и расторопным «ловцом пиастров».
И вот наконец эта встреча состоялась.
Ровно к указанному в повестке часу Перепелкин с подчеркнутой, почти, так сказать, военной, пунктуальностью явился в кабинет Коршунова. Был он в самом приподнятом и жизнерадостном настроении. Худое, все как-то вытянутое вперед лицо его с большими прозрачными, словно у рыбы, глазами выглядело самоуверенно, тонкие, длинные губы еще больше растянулись в улыбке, в уголке рта небрежно торчала недокуренная сигарета.
В кабинете находились Гаранин и Коршунов, Костя сидел за столом и проглядывал бумаги, Сергей же примостился в стороне, на подоконнике.
— Ну вот и явился страж порядка, — добродушно произнес Костя при виде Перепелкина.
— Так точно. По вашему приказанию, как говорится, вошел в кадр, товарищи начальники, — бойко ответил тот. — Готов оказать любую помощь.
— Ишь ты! — усмехнулся Костя. — Вполне подходящее начало для разговора. Ну, а как служба идет?
— Нормально. У меня, знаете, дело поставлено. Муха не пролетит.
— Знаю. Наслышан. Так сказать, артист своего дела.
— Именно. Всегда важно найти свое призвание, амплуа, иными словами.
— Ну, вы его, кажется, довольно долго искали.
— Это в каком смысле? — удивился Перепелкин; последняя фраза Гаранина ему не понравилась.
— А вот в каком, — вмешался в разговор Сергей.
Он подошел к Перепелкину и, загибая пальцы, перечислил все места его прежней работы.
— Метались в поисках амплуа, так, что ли? — иронически спросил он под конец.
— Ну, знаете!.. — раздраженно ответил Перепелкин. — Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.
— Допустим, — тем же напористым тоном продолжал Сергей. — Тогда еще один вопрос. Уходя с каждого места, вы заявляли, что вас не устраивает заработная плата, а не сама работа. Но на меховой фабрике заработная плата оказалась самой низкой, и вас это не остановило. Не скажете ли, почему?
— Я вам уже сказал: мне эта работа нравится. Вот и все.
— Несмотря на низкую заработную плату?
— Да, несмотря. Но, товарищ начальник, — Перепелкин демонстративно повернулся к Гаранину, — я полагаю, меня вызвали не для того, чтобы говорить о моем призвании и моих взглядах на жизнь. Я полагаю, — самодовольно повторил он, — что на данный момент есть дело поважнее. И здесь, между прочим, я вам могу очень и очень пригодиться именно в своем теперешнем амплуа.