Финансы Великого герцога - Франк Хеллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она мельком посмотрела на Филиппа, но потом снова обратила свой взгляд на дона Рамона.
Великий герцог тяжело вздохнул и проговорил неуверенно:
— Княжна, не будьте в этом так уверены. Я знаю, что вы познакомились с одним настоящим мужчиной (он посмотрел на Филиппа), но с двумя…
Его взгляд выражал такое отчаяние, что она не могла этому не удивиться. Однако великая княжна не успела ничего ответить: ее опередил брат, который наблюдал за ней и за доном Рамоном, насупив брови.
— И сколько же продолжалось твое путешествие с этими господами? — коротко спросил он.
Теперь пришла ее очередь смутиться.
— Пять дней… — пробормотала она. — И только три из них — с великим герцогом.
Великий князь Мишель резко повернулся к коренастому офицеру, который со свойственной азиатам апатией стоял у двери:
— Баринский, разбудите отца Сергия. Пусть приготовят часовню. На пути к часовне прикажите выставить почетный караул. Зажечь все свечи, через четверть часа дать императорский салют!
Коренастый офицер молча отдал честь и уже собирался исчезнуть, но в эту минуту великий князь добавил еще кое-что:
— Предупредите отца Сергия, чтобы он приготовился к венчанию!
К венчанию?! Филипп подскочил на месте: он был и удивлен, и восхищен как никогда. Венчание! Великий князь не слишком долго церемонился с помолвкой царственных особ! Он даже не спросил, каковы их намерения! Отец Сергий, салют — и никаких возражений! Вот преимущество абсолютистских режимов… Но согласится ли на это дон Рамон?..
Не успели последние слова сорваться с губ великого князя, как великий герцог поднялся со своего места, бледный от негодования.
— Вы шутите? — с трудом проговорил он. — Немедленно верните своего офицера! Это… низко!
Великий князь не остался в долгу.
— Мой дорогой друг, — холодно проговорил он, — какая же это низость? Два года вы носили в бумажнике письмо моей сестры, которое на самом деле должны были вернуть ей после того, как помолвка расстроилась…
Великий герцог побледнел еще сильнее.
— Три дня вы путешествовали вместе, и, полагаю, ваши отношения никак не ограничивались рамками официоза — раз уж она была даже похищена этим господином…
— Но о похищении не было известно… — удалось вставить дону Рамону.
— Это неважно. Наконец, посреди ночи вы, держа ее в объятиях, оказываетесь на борту русского судна. Если вы джентльмен, то у вас есть только один способ себя оправдать.
— Два, — пробормотал дон Рамон, бледный как смерть. — Мой револьвер при мне.
— Так значит, женитьбе на моей сестре вы предпочитаете смерть?.. — Великий князь едва успел произнести это, как его сестра поднялась, такая же бледная, как дон Рамон.
— Мишель… Молчи!.. — отрывисто сказала она. — Даже ты не можешь принудить меня к этому ненавистному браку… он не любит меня… он скорее готов умереть.
Голос великой княжны сорвался, она закрыла лицо руками, но ее слова успели произвести действие, которого никто не мог ожидать. С криком, в котором смешались и тоска, и любовь, и печаль, дон Рамон упал перед ней на колени и, едва смея поднять глаза, проговорил:
— Княжна… Ольга… Не поймите меня превратно… После тех прекрасных слов, которых я удостоился в вашем письме еще до того, как вы меня увидели… Я люблю вас… я преклоняюсь перед вами… на свете нет ничего, чего бы я желал больше, чем иметь вас своей… но…
— Но что?
Ее голос дрожал от слез.
— Но жениться на вас без вашего согласия… Ведь я не знаю… любите ли вы меня…
— Вы не знаете!..
Взгляд ее голубых глаз был исполнен нежного упрека и разом сломил сопротивление дона Рамона. Великий герцог вскочил на ноги, а Филипп и великий князь поспешно отвернулись.
Впрочем, несмотря ни на что, Филипп не мог не задать вопроса, который вертелся у него на языке.
— Ваше высочество, — проговорил он, — но что скажет царь?
Великий князь улыбнулся с озорством уличного мальчишки, и Филиппу невольно припомнился господин Ворц из Альтоны и приключения той январской ночи в Гамбурге.
— С тех пор как я остепенился, его императорское величество ни в чем мне не отказывает. Видите ли, теперь я морской офицер, я стал другим человеком. И к тому же моя дорогая сестра заслуживает счастья. Или вы полагаете, что она будет несчастлива с вашим другом, доном Рамоном?
— Разумеется, нет, — ответил Филипп. — Великий герцог прошел через многие испытания и многому научился. С ним она будет очень счастлива, а он…
— А что же он?..
— Он станет подкаблучником.
Великий князь расхохотался.
— Вы сам дьявол, — сказал он. — Я готов прозакладывать душу, если вы ошибаетесь! А теперь — приготовьтесь стать свидетелем на их свадьбе. Доводилось ли вам быть участником такой замечательной церемонии — вам, которому довелось поучаствовать решительно во всем?
— О нет, — сказал Филипп и посмотрел на часы. — И надо отметить, ни одну свадьбу на моей памяти не играли так поздно.
Спустя полчаса, когда церковный обряд благополучно завершился, господин Колин стоял в окружении шумной толпы морских офицеров, которым, казалось, не хотелось ничего, кроме как опоить его шампанским. Рассказ о ночных происшествиях распространялся со скоростью ползучего лесного пожара. Великий князь Мишель отдал короткий приказ, который, однако, стоил двух:
— Сегодня пусть болтают, но завтра за разговоры буду вешать на ноке.
Вследствие этого разговоров стало еще больше, пробки от шампанского хлопали в такт императорскому салюту или еще чаще, и Филипп Колин, единственный герой той ночи, который был всем доступен, неустанно должен был повторять свой рассказ снова и снова, делая, впрочем, регулярные перерывы, чтобы осушать по полбутылки шампанского за минуту. Повсюду слышались голоса, гомон русских и французских слов, тосты и крики «ура!». Внезапно окружение, в котором находился Филипп, прорвал рослый господин, одежда которого была в изрядном беспорядке. Ухо у высокого господина было перевязано. Прихрамывая, он прокладывал себе путь через толпу и обнимал голубоглазую молодую женщину. В общей суете на него поначалу совсем не обратили внимания, но когда наконец он был замечен, шум разом утих и толпа почтительно расступилась.
Великий герцог и его новобрачная подошли к господину Колину. Их глаза сияли. Дон Рамон чокнулся с Филиппом и произнес:
— Помните, профессор, что я говорил? Менорку вам придется покинуть без вашей супруги!
Новоиспеченная великая герцогиня Меноркская, к всеобщему удивлению, зарделась, как маков цвет, и Филипп поспешил добавить: