Моби Дик - Герман Мелвилл

Ахав пошатнулся и закрыл глаза рукой.

— О, лучше б я ослеп! — воскликнул он.

— Корабль! Корабль! Кит мчится на корабль! — в ужасе кричали матросы.

Ахав мгновенно овладел собой:

— Гребите! Гребите! Гребите изо всех сил! Быстрее! Не-ужели мы не спасем корабль!

Но, когда вельбот рванулся наперерез бьющим в упор волнам, его обшивка, треснувшая от удара Моби Дика, проломилась, и в следующую минуту вода хлынула в лодку и затопила ее по самые борта. Мечущиеся по колено в воде матросы принялись затыкать пробоины и вычерпывать воду. А в это время на корабле увидели мчащегося прямо на них кита.

Первым заметил опасность Тэштиго, который прибивал на верхушку мачты новый флаг. Удары его молотка смолкли, и свободный конец алого флага, трепещущий, словно сердце корабля, заструился по ветру.

Старбек и Стабб стояли у бушприта.

— Кит! Кит! — закричал Старбек, — Руль на борт! О ветры небесные, помогите мне или дайте умереть как мужчине! Руль на борт, говорю тебе! Или ты не видишь этой дьявольской пасти?.. Вот он, конец! Такова награда за благочестие, благородство, мужество! О Ахав, Ахав, что ты наделал!.. Эй, на руле! Так держать! Тверже!.. Нет, нет, на борт круче! Круче, говорю! Вот он нацеливается на нас своим сокрушительным лбом. О господи, не оставь нас!

— И Стабба, господи, не оставь тоже, потому что и я здесь стою неподалеку, и если, господи, ты можешь защитить Старбека, то, право, тебе ничего не стоит защитить заодно и меня, — шептал Стабб. — Я вижу, что ты, — кит, слушая меня, ухмыляешься, видно, не веришь, что господь бог защитит riac со Старбеком! Ну что ж, может, ты и прав, тогда, пожалуй, стоит ухмыльнуться и мне. Ухмылка никогда не вредила Стаббу. С ухмылкой он просыпался, с ухмылкой ложился спать, с ухмылкой отправится и на тот свет. Да, да, я ухмыляюсь тебе в глаза, ухмыляющийся убийца… А вы чего разинули рот, солнце, небо, облака? И не стыдно вам, что такого парня угробит эта зверюга? Вам наплевать! А все-таки я чокнулся бы с вами напоследок, если бы успел сбегать за кружкой. Но, пожалуй, уже не успеть… Отчего ты не спасаешься бегством, Ахав? Я бы на твоем месте скинул башмаки, бушлат и даже брюки и хоть в одних подштанниках спасался бы от этого чертова кита! Правда, в подштанниках умирать холодно. Да, честно говоря, и в штанах-то умирать не жарко. Согреться бы сейчас стаканчиком рома…

Все замерло на палубе «Пекода». Матросы как завороженные глядели на приближающегося кита, который, зловеще потрясая своей яростной головой, гнал впереди себя пенящийся бурун.

Расплата, возмездие, вечная злоба мчались навстречу «Пекоду», и вот тяжелый белый таран с невероятной силойударил в правый борт корабля. И сквозь шум океана, сквозь свист ветра все услышали, как в пробоину хлынула вода.

— Корабль-катафалк! — закричал из своего вельбота Ахав. — Вот он, корабль-катафалк, сколоченный из американского леса!

Нырнув под быстро оседающий корабль, Белый Кит проплыл у него под килем, и тонущее судно задрожало в предсмертной агонии. Потом кит снова вынырнул на поверхность и, оказавшись в нескольких ярдах от полузатопленной лодки Ахава, замер, покачиваясь на волнах.

Ахав стоял в полный рост, по колено в воде, глядя на гибнущий корабль.

— О мой старый корабль! О мои стройные мачты! О мой острый киль! О мой крепкий корпус! О моя звонкая палуба! О мой верный руль! Неужто я лишен даже права погибнуть на своем корабле, как пристало капитану! О жизнь, что дала ты мне, кроме страданий? Вот корабль, который был мне домом — он идет ко дну! Вот океан, который я любил — он несет мне гибель! Вот детище океана, Белый Кит, которого я должен уничтожить — он готов нанести мне последний удар. Но ты не одолеешь меня, Белый Кит! Пусть уничтожен мой корабль, почти уничтожен я сам, а ты цел и невредим, но все равно последний удар нанесу тебе я! Последний удар! Вот такой!

И гарпун Ахава вонзился в белый горб.

Кит рванулся. Линь заскользил в желобе с воспламеняющейся скоростью и вдруг за что-то зацепился. Ахав на-гнулся, чтобы освободить натянутый пеньковый трос, и он освободил его, но стремительно взлетевшая петля об-вилась вокруг шеи капитана и беззвучно унесла его за борт.

В этот момент раздался чей-то крик:

— Корабль! О боже, где наш корабль?

Там, где только что горделиво и величественно колыхался на волнах «Пекод», теперь виднелись лишь едва заметные верхушки трех мачт, и на них, прикованные долгом, страхом или безумием, не покинувшие своих постов неизменные дозорные — Квикег, Тэштиго, Дэггу.

Но вот все расширяющиеся круги водоворота, поглотившего корабль, достигли и последней шлюпки, и она тоже завертелась в громадной воронке вместе со щепками, ящиками, бочонками, веслами и цепляющимися за них людьми, пытающимися удержаться на поверхности.

И когда волны уже сомкнулись над кораблем и только верхушка мачты виднелась над водой вместе с мокрым полотнищем алого флага, взметнулась вверх рука Тэштиго, и неожиданно взлетевший молоток снова ударил по мачте, прочнее закрепляя на ней обреченное знамя. В ту же секунду угрюмый белый бурун вскипел над знаменем, и океан окончательно похоронил все, что некогда было «Пекодом».

И великий саван океана навсегда покрыл эту могилу, и волны катились невозмутимо и равнодушно, как и тысячу лет назад.

Эпилог

Драма сыграна. Почему же кто-то снова выходит на сцену?

Потому что один все-таки спасся.

Случилось так, что после исчезновения Федаллы я занял его место в вельботе Ахава. Я был одним из трех матросов, которых Моби Дик в последний день выбросил из вельбота, и это я остался за кормой, когда двое моих товарищей вернулись в шлюпку. Я видел, как тонул корабль. Постепенно и до меня дошли засасывающие кольца водоворота и медленно, очень медленно меня потянуло к центру воронки. Но, когда я достиг его, громадный пузырь воздуха вдруг вырвался на поверхность и вслед за ним, освобожденный в глубине хитроумной пру-жиной, всплыл гроб Квикега. Он перевернулся в воздухе и упал возле меня.

Весь день и последовавшую за ним ночь я плавал на этом гробу по траурным волнам. Акулы скользили мимо меня, не причиняя мне ни малейшего вреда, словно у каждой на пасти висел замок. Хищные морские ястребы парили в воздухе, сомкнув клювы в знак перемирия. На второй день я увидел парус, который быстро приближался ко мне. Это была без-утешная «Рахиль». Она не нашла своих пропавших сыновей, но нашла сироту Измаила.